Мемуары мертвого незнакомца - Володарская Ольга Геннадьевна - Страница 9

– Семейном совете? – переспросил Дато.

– Да. Я уже взрослая, и мы принимаем важные решения вместе, – гордо сообщила Маша. Но тут же повесила нос и добавила: – Только иногда они забывают о том, что я большая, и не разрешают уходить далеко от дома.

– Волнуются за тебя.

– Понимаю. Но я не могу постоянно сбегать и врать. Меня рано или поздно поймают.

– А ты скажи им, что не одна гуляешь и со мной тебе бояться нечего.

– Ой, нет. Про тебя точно говорить не стоит.

– Почему?

– Ты только не обижайся, ладно? Но мама сказала, что ты шпана, и велела мне держаться от тебя подальше…

Дато тяжело вздохнул. Он уже привык к тому, что матери многих ребят велят своим чадам держаться от него подальше. Но его раньше это не трогало. Более того, он немного гордился тем, что его считают опасным малым. Но то было раньше, а сейчас…

– Я и сама знаю, что ты хулиган, – продолжала Маша. – Еще и драчун, как сегодня выяснилось. Но я уверена, что ты не причинишь мне вреда.

– Конечно, нет.

– Поэтому я буду с тобой дружить. Только нам надо выработать стратегию.

– Чего? – переспросил Дато. Значения последнего слова он не знал.

– Объясню, если ты съешь мой пончик, – улыбнулась Маша.

– Не понравились?

– Очень вкусно. Но я не могу есть столько, сколько ты. Ну, что? Поможешь?

– Запросто…

И он с аппетитом принялся за Машин пончик.

– А теперь про стратегию. В переводе с древнегреческого это слово означает – искусство полководца. То есть это военная наука.

– Понял. Ты имела в виду, что надо разработать план действий.

– Точно! Ко мне ты приходить не можешь. К тебе меня тоже не отпустят. Придется что-то придумывать.

– Например?

– У тебя сестры нет?

– Только братья. А что?

– Жаль, я могла бы познакомить ее с мамой и наврать, что это моя подруга, которая будет меня обучать грузинскому языку.

– Мы можем попросить любую девочку представиться твоей подругой.

– Но только из вашего двора. Потому что мама будет меня встречать и провожать первое время, пока не убедится, что волноваться не о чем и меня никто по дороге не съест. Это первый вариант. Второй. Мы запишемся с тобой в один кружок, неважно какой, все равно прогуливать…

– Маша, какой кружок? Туда записываются в начале осени.

– Точно! – Она шлепнула себя ладонью по лбу. – Значит, надо искать девочку. Есть в вашем дворе подходящие? Чтоб надежная и производящая хорошее впечатление на родителей?

– А может, просто вот как сейчас будем встречаться? Когда твои мама с папой на работе.

– Нет, так мы будем встречаться, чтобы гулять, играть. А занятия – дело серьезное. Тебе за два с половиной месяца надо так меня подготовить, чтоб я без труда говорила и читала.

– Почему два с половиной? – не понял Дато. – До первого сентября гораздо больше времени.

– Да. Но я на месяц уеду в Москву к бабушке. И на две недели с мамой в Батуми. Вот и считай.

Дато погрустнел. Он Машу не будет видеть полтора месяца!

– А это что у тебя? – услышал он ее голос.

– Где? – встрепенулся Давид.

– Вот. – И она указала на нагрудный карман рубахи, где лежала сложенная в несколько раз «Пионерская правда».

– А… Это газета.

– Я вижу. Зачем она тебе?

– Тут рассказ моего брата напечатан.

– Твой брат пишет рассказы?

– Не только. Еще картины. Он очень талантлив.

– Ой, а покажи…

Дато вытащил газету, развернул, расправил. Она уже изрядно потрепалась, сгибы протерлись, но текст был читаем. И фото можно было рассмотреть. На нем Зура, как всегда, был чуть угрюм, но очень симпатичен. Фотограф удачно выставил свет и выбрал ракурс, и во взгляде брата читалась мечтательность, которая украшала его лицо.

– Зураб Ристави твой брат? – воскликнула Маша.

– Да, – растерялся Дато. – Ты его знаешь?

– Слышала о нем. Он ведь еще и великолепно рисует?

– Я тебе сразу сказал об этом.

– В журнале «Юный художник» была статья о Зурабе с фотографиями.

– В школе проходила выставка его работ. И журналистка из Москвы взяла у него интервью. Обещала прислать экземпляр, но не сдержала слова. Мы решили, что статья не вышла.

– Вышла. Я читала. И внимательно рассмотрела фото, на них он сам и три его работы. Все очень талантливые, я оценила. Мама тоже. Она сама прекрасный рисовальщик. И живописью интересуется. В семь лет меня в художественную школу записала. И стала покупать мне книги с репродукциями известных мастеров и выписывать специализированные журналы. Только я всего год прозанималась. Поняла, что хочу быть актрисой, а не художником, и отправилась в драмкружок.

– Журнал сохранился?

– Да. Но он в Москве, у бабушки. Когда поеду, привезу обязательно. – Она повернула газету к себе, пробежала глазами по странице. – Он хорошо знает русский, да?

– Да. Даже пишет на нем без ошибок. Зура вообще у нас очень умный. И талантливый.

– Ты гордишься им, да?

– Очень.

– Вы совсем не похожи, – заметила она.

– Конечно. Он – талант. Я бездарь… – Дато постарался скрыть обиду. От матери он легко принимал нелестные сравнения с Зурой, но от Маши слышать их не хотелось.

– Я про внешность, – мягко улыбнулась она. – Ты в отца или в мать?

– В бабку, папину маму. Я не знал ее, только на фото видел. Она из княжеского рода, ее при Сталине репрессировали. А Зура пошел в мамину породу.

– Познакомишь меня с ним?

– Конечно. С удовольствием.

– Вот проблема и решена. Мама будет не просто согласна, чтоб я занималась с Зурабом, она в восторг придет.

– Но ты же со мной будешь… – его голос дрогнул, – заниматься? А не с Зурой?

– Конечно, с тобой. Ты же мой друг. А брат твой только для прикрытия.

Через три дня Маша познакомилась с Зурой. Давиду было стыдно приглашать девочку в гости, и они встретились, что называется, на нейтральной территории – на ступенях синагоги. Брат любил это место. А еще скверик во дворе мирно соседствующей с синагогой христианской церкви. Там он мог спокойно рисовать и сочинять свои рассказы.

Зура не сразу согласился на встречу. Он, как и Дато, избегал общества девочек. Но по другой причине – брат был крайне влюбчивым и боялся выдать себя, находясь рядом с предметом своих грез. А грезил он о многих! Чуть ли не каждый день увлекался новой девочкой, при этом не переставая вздыхать о ком-то из своих старых «любовей». Об этих страстях, бушующих в душе Зуры, не знал даже Давид. Брат делился ими только с бумагой. Писал любовные истории, но тут же уничтожал их. А те девочки, которые не являлись объектами его восхищения, вызывали у него одно раздражение. О чем с ними разговаривать? О куклах, бантиках? Играть в дочки-матери или больничку? С девочками постарше Зура еще мог как-то общаться, но они воспринимали его как малолетку, и он обожал их на расстоянии, влюблялся в последнее время в пятнадцатилетних.

– Не буду я знакомиться с твоей подругой! – запротестовал Зура, услышав просьбу брата. – Еще чего не хватало!

– Тебе трудно, что ли?

– Не хочу!

– Я тебя не так часто о чем-то прошу…

– Терпеть не могу девчонок.

– Я тоже. Но Маша особенная.

– Сколько ей лет?

– Как и мне, девять.

– В этом возрасте девочки вообще ужасны. Глупые, вертлявые, капризные, шумные! Знаешь, кого они мне напоминают?

Дато вопросительно посмотрел на брата. Ему не нравилось, что он сравнивает Машу со всеми. Во время разговора он кидал в стену резиновый мячик. Тот, отлетая, стукался о пол и возвращался к Давиду. В этот раз он его не поймал, и мяч укатился под кровать.

– Вот его! – сказал Зураб.

– Кого? – не понял Дато.

– Его! – Брат достал мячик и стал подкидывать его. – Девчонки такие же пустые внутри. И скачут, скачут, скачут…

– Скажешь тоже, – фыркнул Дато. Сравнение показалось ему неудачным.

– Ну их… – Зураб закинул мяч под кровать. Затем взял с полки книгу и стал читать, давая понять младшему брату, что разговор окончен.