Пирамида - Роллинс Джеймс - Страница 7

Да, так же как и джунгли, он способен был дождаться ночи и луны. Он и так ждал почти год: сначала – назначения охранником в экспедицию, затем – подбора нужных людей. Гил приехал охранять раскопки и делал это с полной ответственностью – чтобы сберечь прошлое, но не для янки, а для себя.

Американцы раздражали его глупостью и слепотой к окружавшей их нищете. Вторгаться в гробницы ради истории, когда самая ничтожная побрякушка может годами кормить целую семью… Гил помнил сокровища, обнаруженные в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году в Пампа-Гранде, в месте упокоения индейцев-мочика. Невероятное количество золота и драгоценностей! Крестьяне, пытавшиеся урвать крохи этого богатства, погибли от рук охранников, а сокровища потом осели в иностранных музеях.

«Здесь такой трагедии не произойдет, – мысленно решил Гил. – Это наследие нашего народа! И разжиться на своем прошлом должны только мы!»

Рука Гила нащупала под курткой что-то выпуклое – один из многих подарков от партизанских отрядов из горных районов. Именно партизаны помогали осуществить его план. Гил похлопал рукой по карману с гранатой.

Предназначалась она для того, чтобы замести следы после налета на раскоп. А если американцы попытаются помешать… Что ж, есть и более быстрые способы отправить человека на тот свет, чем нож в спину.

Мэгги О’Доннел терпеть не могла латынь. Она не просто презирала мертвый язык – она ненавидела его лютой ненавистью. Девушка получила образование в строгой католической школе Белфаста, где латыни уделяли особое внимание. И пусть Мэгги не раз доставалось от жестоких монахинь указкой по пальцам, наказания не пошли ученице впрок. Теперь она внимательно вглядывалась в прорисовку надписи, разложенную на столе в главной палатке.

Сэм укрепил лупы над филигранными письменами с верхней металлической полосы. Над его головой качался фонарь. Сэм лучше других студентов в группе расшифровывал древние языки.

– По-моему, здесь говорится: «Nos Christi defenete», хотя об заклад не побьюсь.

Норман Филдс посмотрел через плечо Сэма.

– Ну и что это должно значить? – кисло спросила Мэгги, досадуя на свою неспособность помочь в переводе.

Ральф Айзексон, тоже не преуспевший в латыни, хотя бы умел готовить. Он как раз старался разжечь за палаткой плиту.

С самого отъезда профессора группа изо всех сил пыталась как следует расчищать развалины и вносить в каталог как можно больше пунктов. Каждый член команды имел свои обязанности. Ральф занимался кухней, оставляя уборку Норману и Сэму, а Мэгги с Филиппом кропотливо заносили дневные сводки в компьютер.

Сэм прервал размышления девушки. Пытаясь прочитать надпись, он наморщил нос.

– Я думаю, тут написано: «Сохрани их, Иисус» или «Защити их, Иисус», – предположил Сэм. – Что-то вроде этого.

Аспирант Филипп Сайкс лежал на койке с холодной тряпкой на глазах. Его непричастность к открытию по-прежнему не давала ему покоя.

– Неправильно, – желчно бросил Филипп, не двигаясь с места. – Это переводится: «Защити нас, Иисусе», а не «их».

Свое заявление он сопроводил презрительным фырканьем.

Мэгги вздохнула. Неудивительно, что Филипп так хорошо знал латынь. Еще одна причина ненавидеть мертвый язык. Этот человек был набит пустыми сведениями и никогда не упускал случая исправить ошибки других студентов. Но несмотря на полное владение фактами, Филиппу не хватало практического опыта, поэтому-то группе и приходилось терпеть его общество. Для получения степени аспиранту нужно было наработать на раскопках положенные часы. Мэгги подозревала, что после этого он никогда не покинет обвитых плющом коридоров Гарварда, своей «альма-матер», где его, несомненно, ждет место покойного отца. Лига плюща по-прежнему являлась одним большим мужским клубом. И у Филиппа, сына признанного ученого, уже имелся туда пропуск.

Расправив плечи, Мэгги придвинулась поближе к Сэму. Она не успела подавить зевок. Длинный день неожиданно закончился срочными делами: пришлось фотографировать дверь, делать гипсовый слепок с полос и копии с надписи, а также заносить все данные в компьютер.

Слегка улыбнувшись девушке, Сэм отодвинул кальку гравировки со средней полосы. В гематите было вырезано лишь распятие. Никаких слов. Сэм опустил увеличительное стекло над третьей калькой.

– Здесь куча слов. Но шрифт гораздо мельче и не так хорошо сохранился, – заметил он. – Я могу разобрать только часть.

– Ну и что там написано? – спросила Мэгги, опускаясь на складной стул возле стола.

У нее понемногу начинала болеть голова.

– Дай мне несколько минут.

Сэм склонил голову набок и прищурился. Его ковбойская шляпа сейчас лежала на столе. Профессор Конклин настоял на сохранении в джунглях хотя бы минимума приличий. В палатках все снимали шляпы, и Сэм соблюдал это правило даже в отсутствие дяди. Усмехнувшись, Мэгги отметила про себя, что Сэм хорошо воспитан. Она пристально разглядывала профессорского племянника. На светло-русых волосах Сэма все еще оставался след от шляпы. Девушка едва удержалась от желания взъерошить их.

– Так как насчет надписи? Ты и правда думаешь, будто надписи на полосах выгравированы испанскими конкистадорами?

– А кем же еще? Наверное, конкистадоры нашли эту пирамиду и сделали надписи. – Сэм поднял голову, у него был очень сосредоточенный вид. – А если здесь побывали испанцы, то прощай надежда обнаружить захоронение нетронутым. Можно лишь уповать на то, что конкистадоры оставили какие-нибудь пустячки, чтобы мы могли подтвердить теорию профессора.

– Если верить учебникам, испанцы никогда не находили в этом районе городов. О том, что конкистадоры протянули свои загребущие руки так далеко от Куско, нигде не упоминается.

Сэм лишь показал на латинские письмена на столе.

– Вот доказательства. На худой конец довольствуемся этим. Попавшие сюда конкистадоры могли больше никогда не увидеть своих батальонов в Куско. Что, если местные убили испанцев прежде, чем те спустились с гор? И тайна этого города умерла вместе с теми, кто его открыл.

– Тогда есть шанс, что у них не получилось разграбить гробницу, – не унималась Мэгги.

– Кто знает…

Мэгги понимала, что ее слова малоубедительны. Она также знала, что если конкистадоры успели сделать гравировку на полосах, то у них было более чем достаточно времени на разграбление храма. Не придумав, что еще сказать, Мэгги нервно заходила по палатке.

– Ладно, – начал Сэм. – Вот все, что я способен выжать. «Domine sospitate», затем «hoc sepulcrum caelo relinquemeus». Потом идут несколько строчек, которые я совсем не смог разобрать, а за ними в конце – «ne peturbetur». Вот так.

– И что это означает? – спросила Мэгги.

Сэм пожал плечами и улыбнулся ей одной из своих снисходительных улыбочек.

– Я что, похож на римлянина?

– О боже мой! – воскликнул Филипп, привлекая внимание Мэгги и Сэма.

Аспирант вскочил. Тряпка упала с его лица на колени.

Сэм опустил лупу.

– Что такое?

– Последняя часть переводится так: «Мы оставляем эту гробницу небесам. Да не потревожат ее никогда».

В палатку вошел Ральф, держа в руках сразу четыре кружки.

– Кто хочет кофе? – Заметив, что все застыли с округлившимися от удивления глазами, он остановился. – Что случилось?

Сэм первым оказался способным что-то ответить.

– Может, вместо этого откроем шампанское? Предлагаю тост за конкистадоров, защитивших наши будущие находки.

– Что? – недоуменно переспросил Ральф.

Следующим заговорил Норман, и в его голосе чувствовалось сдерживаемое волнение.

– Мистер Айзексон, наша гробница может оказаться нетронутой!

– Откуда вы взяли?

Мэгги подняла одну из прорисовок и протянула ее Ральфу.

– Ей-богу, как тут не полюбить латынь!

Сэм едва справлялся с волнением, ожидая, когда компьютер через спутник соединится с сайтом университета. Вместе с другими студентами он сидел в палатке связи, защищавшей чувствительные приборы от влажных джунглей благодаря специальной конструкции и пропитке.