Суворовец Соболев, встать в строй! - Маляренко Феликс Васильевич - Страница 22

— Всё, вычистили, — кинулся ему навстречу Витька.

Старшина неторопливо прошёл вдоль дорожки и приказал последний раз засыпать снегом, вымести и расстелить в коридоре.

Витька первым схватил фанерную лопату и побежал за угол казармы, где лежал чистый снег. Через пять минут свежая с мороза дорожка легла на блестящий малиновый паркет, и Витька, надев через плечо сумку сержанта, бежал вместе с Санькой в библиотеку, здание которой примыкало торцом к казарме седьмой роты.

У первого подъезда Санька с трудом оттянул тяжёлую дубовую дверь, которую держала толстая, с любительскую колбасу, пружина.

Витька нырнул в прореху двери, Санька, шмыгнув вслед за ним, успел влететь в проём, пока дверь не захлопнулась, выстрелив крупнокалиберной гаубицей.

Преодолев два пролёта, на втором этаже уже Витька толкнул дверь. Она пропустила их в коридорчик, откуда направо можно было пройти в читальный зал, налево – в библиотеку. В огромном читальном зале сидело двое суворовцев. Старший, обложившись книгами, склонился над тетрадками и что-то усердно писал. Младший перелистывал подшивку «Крокодила» и тоненько хихикал.

В комнате, где выдавали книги, сидела полная женщина с широким красным носом и тёплыми добрыми глазами. В седых волосах невысокой стеночкой поднимался коричневый гребешок, а на плечах, будто разнеженный зверёк, повис толстый пуховый платок.

— Добрый день, мальчики, — заметно обрадовалась женщина. – Вы, наверно, в библиотеку первый раз пришли, — внимательно рассмотрев Витьку, сказала она. – А Вы здесь уже были, перевела взгляд на Саньку. – Сейчас я вам оформлю абонемент, — она вновь обратилась к Витьке, — а Вашему другу мы подберём что-нибудь фантастическое. Он у Вас фантастику любит? «Человек-амфибия», наверно, почитать интересно будет.

— Я кинофильм видел, — ответил Санька.

— Ну, тогда, может, «Человека-невидимку» Герберта Уэллса? – положила на стол тонкую книжку библиотекарша.

Санька стал послушно переворачивать страницы, с волнением ожидая, как библиотекарша среагирует на ту фантастику, которую попросит Витька.

— Ну а Вам, коль Вы к нам в первый раз, конечно же, хочется почитать книжку о суворовцах. У нас есть такая чудесная книжка, называется «Алые погоны». – Она взяла с полки пятого класса потрёпанную книжку с улыбающимися суворовцами в белых гимнастёрках на обложке и протянула Витьке.

— Нет, — мотнул он головой, не решаясь сказать, зачем они сюда пришли.

Санька заволновался, но библиотекарша, ничего не замечая, продолжала перечислять:

— Может, военные мемуары, или вот книжка тоже хорошая – «Сын полка», — снова потянулась она к стеллажу для пятиклассников.

— Нет, не надо, — тихо сказал Витька. – Нам что-нибудь про любовь…

Санька почувствовал, как бьётся его сердце, а что творилось с Витькой, можно было только догадаться. Он стал малиновым, как редиска.

— Так что вы хотели бы почитать? – будто не расслышала библиотекарша. – Из какой вы роты? – она ещё раз оглянулась на полку, где на картоне чёрными жирными буквами было выведено «Пятый класс».

— Про любовь, — опять тихо, но твёрдо повторил Витька. – Нас про любовь интересует. – Голос его, наконец, приобрёл уверенность, редисочная краска осталась только на щеках. – Мы из седьмой роты. Майор Сорокин наш командир.

— Майор Сорокин? – в голосе библиотекарши зазвучали нотки страха. Она втянула голову в плечи, и Саньке показалось, что маленькая коричневая крепость в её волосах утонула в причёске.

— Но мы седьмой роте никогда про любовь ничего не давали. Может, вам «Айвенго», или «Трёх мушкетёров», или «Капитана Сорвиголова»? Их все просят?

— А это про любовь? – уверенно спросил Витька. – В этих книгах имеются письма любимым девушкам? Нам надо учиться писать.

Голова библиотекарши ещё глубже утонула в плечах, и пушистое животное, казалось, сомкнулось на шее библиотекарши. Она снова глянула на полку для пятиклассников.

— Письма любимым девушкам? А вам позволяют такие письма писать? Вы уже про любовь проходили? Вы знаете, что это такое?

— Конечно, — отвечал Витька. – Нас учат по новой программе. На ботанике изучали про пестики и рыльца.

— По бо-та-ни-ке? – по слогам повторила библиотекарша и ещё раз посмотрела на стеллаж. – Хорошо, — медленно перевела она взгляд на полку для восьмого класса, неуверенно потянула к ней руку и достала небольшую потрёпанную книгу. – Вот, — протянула Витьке, — «Евгений Онегин». Там письмо Татьяны к Онегину. – Полистав книжку, положила между страниц закладку. – Пока это почитайте. То, что вам нужно.

— Но это стихи!?

— Да, но пока лучше ничего предложить не могу. Заходите в другой раз, Я что-нибудь подберу. Что поделаешь, — тихо сказала она, доставая карточку и заполняя её. – Что поделаешь, коль время пришло. Значит, надо читать про любовь. Может, потом военные мемуары захочется…

С лёгкой руки

Санька лежал на деревянном настиле и пытался вывести мушку на середину прицела, выровнять их, а потом эту чёрную расчёску из трёх прыгающих зубьев подвести под обрез тёмного круга. Он затаивал дыханье, пытаясь нажать кружок мелкашки, возлежащей на мешке с песком, но тут же всё сбивал. Витька уже выпустил три пули в кружок яблочка и нетерпеливо ёрзал рядом.

— Тяни, медленно тяни, плавно.

Но у Саньки ничего не выходило. Две пули уже, наверно, отправил в молоко или вообще за пределы мишени и теперь пытался спасти положение. А тут ещё всякие мысли лезли в голову и мешали сосредоточиться.

Ему было непонятно, как это Витька так легко, за полчаса, сочинил письмо Лиде и отправил его. После того, как письмо легло на тумбочку дневального, чтобы ротный почтальон отнёс его в библиотеку, а оттуда на почту, в Саньке что-то перевернулось. Как это просто: написал, положил, отправил. И жизнь, как дорога, развернулась и пошла уже не прямо, как раньше, а в сторону, вниз под уклон или вверх на сопку. Как у Витьки всё просто! Вот и сейчас выпустил три пули – и всё, свободен.

— Ну, стреляй же, — услышал Санька его шепоток. И тут же услышал сверху над собой голос капитана Баташова:

— Шадрин, не мешайте.

Санька подвёл эту неуверенную качающуюся расчёску под чёрное яблочко, затаил дыхание, потянул и… Выстрел прозвучал неожиданно, и от внезапности Санька машинально зажмурил глаза.

— Суворовец Соболев стрельбу закончил, — доложил он.

Санька стянул затвор. Капитан осмотрел патронник и скомандовал:

— Встать! К мишеням шагом марш!

Санька с мелкашкой через плечо направился к своей третьей слева, в тайне надеясь сосчитать там три пробоины, чтобы собрать восемнадцать баллов на троечку. Две он увидел сразу. Они рваными ранками застряли в молоке. Третьей нигде не было.

— Сань, смотри, у меня пятёрочка, выбил две девятки и одну восьмёрку. Глянь, какая кучность. Трёхкопеечной монеткой прикрыть можно.

Санька уставился на свои четыре очка – две двойки: одна вверху, другая внизу мишени, и грустно произнёс:

— И у меня тоже кучность. Две двойки.

Капитан Баташов подошёл к Саньке, внимательно посмотрел на щит и неожиданно похвалил.

— Одного врага уничтожил, двух ранил. Все три пули в мишени.

Санька не понял сказанного, пока капитан не крутнул мелом дырочку в чёрном диске.

— Девятка последняя. Молодец, не торопился. Лучше хоть в одного врага попасть, чем пули быстро от страха в воздух выпустить. Так что не спеши, быстро не всегда хорошо. Завтра мы возьмём духовые ружья и потренируемся после уроков.

Взвод возвращался в роту. Санька держал за ремень винтовку, отягощавшую плечо, но думал не о похвале капитана, а вспоминал вчерашний день и вечер.

Витька прочитал письмо Татьяны Онегину, сказал, что пойдёт, и стал переделывать. Его беспокоило только одно, как обратиться к Лиде. Он несколько раз черкал, писал, называл её то уважаемой, то многоуважаемой и, наконец, вывел:

«Здравствуй, дорогая Лида!» Потом была переделка пушкинских стихов, затем «суворовец В.» и адрес суворовского училища. Вот и всё.