Деревянные четки - Роллечек Наталия - Страница 26

– Пани не подходит нам! Я имею право требовать, чтобы мои распоряжения выполнялись точно!

Дрожащим, испуганным голосом Луция пыталась что-то объяснить. Но он звучал приглушенно, так что я не могла ничего разобрать, а потом его вновь перекрыл взрыв истерического вопля:

– У пани претензии не по ее положению. Где это видано, чтобы панна из бедной семьи…

Окончания фразы я не уловила, так как меня отогнали от двери чьи-то быстрые шаги, послышавшиеся в передней. Я сбежала по лестнице вниз и, приостановившись, чтобы перевести дух, подумала с сожалением: «Наверняка ей теперь больше уж не дадут поросенка в сметане…»

– Луцию уволили, – выпалила я новость, еще не перешагнув даже порог нашего жилища.

Мать удивленно посмотрела на меня:

– Боже милостивый! А что же такое она натворила?

– Не знаю. Та пани сказала, что Луция не подходит к их дому.

Мать опустилась на край кровати и, сложив руки на коленях, сокрушенно кивала головой в такт произносимым словам:

– Так, так. Этого-то я и боялась. Когда ты беден, то вынужден гнуть без конца спину и молча глотать горькие пилюли. А она на это не способна. Вот почему она такая несчастливая и никогда счастливой не будет. Бедняк не имеет права на то, чтобы уважали его честь и достоинство. Ему не положено иметь самолюбие… Да, какая страшная насмешка судьбы: родить детей, дрожать за их жизнь, а когда они вырастут, видеть, как попирают их люди…

– Ой! Смотрите! – вскрикнула я. – Луция идет. А с нею – этот перекупщик шарфиков!

Оба вошли в комнату. Перекупщик, видно, кончал деловой разговор:

– Решайтесь. У меня мало времени. Даю семьдесят грошей за шарфик. У меня есть много кандидатов на ваше место, но я предпочитаю всё же, чтобы пани имела возможность заработать.

В конце концов они сошлись на старой цене: восемьдесят грошей за шарфик. И вот на нашем столе вновь появились деревянные пяльцы. Каждое утро Луция опять ползала на коленях по полу, сортируя свалявшиеся, неприятно пахнущие клоки шерсти.

Однажды, когда я сидела у окна и смотрела на пожелтевшие капустные поля, над которыми летали блестящие паутинки бабьего лета, в дверь постучали. Увидев на пороге Аниелю, я очень удивилась. Последние недели она не показывалась у нас. Стараясь продемонстрировать свою вежливость, я подала ей стул и налила чашку чая.

– Ну, наконец-то я сама взялась за дело Луции, – самодовольно сообщила Аниеля, энергично размешивая ложкой сахар.

– Она уже не бонна, – пояснила я. – Мы снова делаем шарфики.

– Ну, конечно! Эта девушка, я чувствую, пропадет в жизни. Ведь она согласилась пойти работать бонной без всякого содержания, лишь бы только получать большее жалованье…

– Подожди! Как же так?! Ведь она сама мне говорила: раковый суп, поросенок в сметане и что-то там еще… Ах да! Апельсины!

– Тере, фере, куку![53] Она выходила днем на Плянты, съедала там какую-нибудь булочку с сыром – и всё. И до самого вечера больше ничего.

Я недоверчиво посмотрела на Аниелю.

– Так, так. Я это хорошо знаю, потому что мы часто встречались с ней на Плянтах, где она просиживала на скамеечке весь свой обеденный перерыв. Копила деньги на туфли. Однако ничего у нее из этого не выйдет. Нет у нее в деньгах ловкости.

– А что же она могла бы сделать? – спросила я с любопытством.

– То, что я за нее сделала! Подалась с просьбой к нашей председательнице! Так-то вот надо в жизни устраиваться…

Я в знак согласия кивнула головой. Аниеля хлебнула несколько глотков чаю и, отставляя стакан в сторону, начала хвастливо:

– Я знаю, как надо браться за дело. В совершенно вежливой форме я обратила внимание пани председательницы на то, что Луция сильно исхудала, осунулась и наверняка схватит чахотку. А Луция совершенно незаслуженно сторонится меня. Но ведь я вся – на ее стороне. Временами я вынуждена бываю даже покричать на нее, потому что мне ее жаль: такая она глупая. Я пыталась поговорить с нею в клубе…

– Так она ходит еще в клуб?

– Ходит. Раз в год по обещанию. Хотела устроить в клубе революцию, чтобы на новых началах организовать наш кружок, но, когда дело дошло до разговора с председательницей, все девчата пошли на попятную. И они правы. Что изменится от того, как будет выглядеть наш кружок? Ничего! Кто из девчат гнул тяжко спину, тот и дальше будет гнуть. Луция повздорила с Кристиной из-за того, что вместо вязания девчата занимаются вышиванием церковного покрывала. Вот вам! Было из-за чего шум поднимать! Человек должен уметь отказываться от своего «я» даже в более важных вопросах и сидеть смирно. А Кристина, несмотря ни на что, хочет оказать Луции помощь. Видишь, какая она добрая, деликатная. Ни одного слова упрека, хотя Луция испортила ей немало крови. Как только я сказала ей, что Луцию надо куда-нибудь пристроить, а то девушка окончательно выбьется из сил, она сразу же горячо приняла это к сердцу. Подобрать Луции место было очень трудно. Сегодня панны с большим образованием не знают, чем заняться. Всюду увольнения, снижения зарплаты, очереди безработных. К счастью, у тетки Кристины ушла гардеробщица. Ну, а Луция от этого только в выигрыше! Там нужен как раз человек интеллигентный, с хорошими манерами, из религиозной семьи и некапризный. А работа чепуховая: Луция будет прислуживать старухе во время еды, заботиться о ее гардеробе, стелить постель да вытирать пыль. Ну, надо будет еще погулять с собачками, выполнить кое-какие поручения в городе или отправить письмо по почте. Как видишь, сущие пустяки. Но она получит жалованье, содержание и подарки к праздникам – что-либо из белья или одежды. Главное, чтобы она сумела завоевать симпатию старухи. Кристина, правда, говорила, что старушка немного капризна и, как все горбатые, любит позлиться. Но уж зато коль она полюбит Луцию, то может оставить ее при себе навсегда.

– А что же Луция? Как ты думаешь, согласится она на это?

Аниеля посмотрела на меня как на сумасшедшую:

– Согласится ли?! Да кто бы в такие времена не согласился? А? Будет жить, как у Христа за пазухой. Еще, глядишь, старуха замуж ее выдаст за какого-нибудь управляющего имением и приданое ей даст. Луция должна быть счастлива, что мы ее так великолепно пристроили к месту… Да, вот еще что! Кристина сказала, что Луция не будет иметь права уйти оттуда раньше, чем по истечении восьми месяцев. Такое условие поставила старуха. Она не любит частых перемен и новых лиц.

Аниеля встала из-за стола, утерла платком губы.

– Благодарю за чай. Я потом еще зайду.

Она попрощалась со мной и вышла.

С того самого дня я назойливо, ежедневно приставала к Луции:

– Ну что, пойдешь к той капризной графине?

В ответ Луция только поводила плечами. Мать, пораженная ее катастрофической худобой, говорила несмело:

– Взгляни в зеркало, как ты выглядишь. Исхудала, зачахла. Приближается зима, а у тебя нет ни пальто, ни туфель. – Видя на лице Луции немой протест, она заканчивала с отчаянием в голосе: – В конце концов, делай как знаешь. Я не буду тебя уговаривать. А то станешь потом упрекать, что я толкнула тебя на эту службу.

Аниеля предприняла самый настоящий штурм. Почти каждый день она влетала в нашу комнату и, наскоро поздоровавшись, начинала тут же тараторить:

– Ну и как? Решилась ты наконец или нет? Можно подумать, что тебе предлагают бог знает какое унизительное дело! А между тем эта работа такая же, как любая другая, только что более денежная, чем эти проклятые шарфики. Кристину начинает уже одолевать нетерпение. Я вру ей как только могу, лишь бы только удержать это место за тобой. А ты всё еще раздумываешь да крутишь носом. Крути, крути! Придет зима, посмотрим тогда, что ты запоешь.

Луция отодвинула в сторону пяльцы и посмотрела Аниеле прямо в глаза:

– Признавайся, ты какую выгоду имеешь от всего этого дела?

– Ну вот! Я из дружбы о тебе хлопочу, а ты сразу…

Аниеля обиделась и ушла, но на другой день появилась у нас снова.