Деревянные четки - Роллечек Наталия - Страница 15

– А в котором часу состоится этот вечер? – спросила я, краснея.

– Хочешь прийти?

– Да. Однако так, чтобы Луция об этом не знала.

– Хорошо. Я ничего ей не скажу. Так помни – через неделю!

Потянулись обычные, серые дни. Я просыпалась рано – в шесть часов утра. И, несмотря на это, Луция всегда уже бывала на ногах. Она ползала на коленях по полу, шелестя бумагой, быстро распуская клубки шерсти и сортируя их по расцветкам.

Попивая скверный кофе, я посматривала то на часы, то на подпрыгивающие на столе пяльцы. Луция смотала шерсть снова в клубки и теперь закладывает основу. Потом она проденет уток, выровняет края, свяжет бахрому и возьмется за места с дефектами. Наконец она раздует утюг, и только после того, как выгладит материал, товар будет готов. В течение всей этой работы мельчайшие волокна и пыль беспрерывно оседают на столе и образуют довольно толстый слой.

– Скажи мне, ну кто в этих свинячьих шарфиках будет ходить? – обращаюсь я к Луции, с омерзением вылавливая в стакане кофе клок шерсти. – Ведь от твоей шерсти без удержу несет тухлым крахмалом, и вообще она мерзкая.

Луция вскинула голову, посмотрела на меня с сожалением.

– То, что от нее воняет, я знаю лучше тебя. – А через минуту она добавила: – Перекупщик, которому я отношу шарфики, отвозит их на деревню. Там люди всякую дрянь покупают. На лучшее-то у них разве хватит средств?

Уходя в школу, я спросила Луцию:

– Ты когда снова пойдешь в этот клуб?

– А что?

– Да вот то. Аниеля говорила, что ваша председательница дает средства на ремонт помещения. Так это ей, наверное, дорого обойдется. Правда?

Луция пожала плечами.

– Одну сахарную свеклину. – И Луция тут же пояснила: – Ее отец владеет плантациями сахарной свеклы и акциями нескольких сахарных заводов.

«Одну сахарную свеклину! Сказала тоже, – размышляла я по дороге в школу. – И что это ей пришло в голову? Один только эпидиаскоп будет стоить в несколько раз больше!»

Долгожданное воскресенье наконец наступило. Был уже вечер, когда я поднималась по лестнице в клуб. Перед дверями меня вдруг охватило сомнение: Аниеля ведь ясно говорила, что вход в клуб открыт для буфетчиц, парикмахерш, прислуг, нянек, а я всего-навсего ученица!

Однако я всё же решилась войти. Пригладила волосы, поправила чулки, одернула платье и, не зная, что еще можно сделать с собой, нажала в конце концов на дверную ручку…

Существуют помещения, которые словно для того и созданы, чтобы вызывать в людях меланхолию. Не сходя с порога, я удивленно осматривалась по сторонам.

Прямо против двери на грязной, обшарпанной стене рядком висели маленькие иконы. И равнодушные японки с цветастыми зонтиками в руках таращили на меня с картин свои раскосые глаза. В центре стены на коврике висел образ божьей матери; возле окна, на высоком деревянном постаменте торчал гипсовый бюст маршала Пилсудского. Плетеные столики и кресла напоминали собою мебель из садовой беседки, почерневшую от дождей и влаги и выброшенную на свалку за полной негодностью.

В комнате находилось десятка полтора девушек. Празднично одетые, они кружились по залу, перекидывали какие-то бумажки, присаживались ненадолго за столики, снова вставали, выглядывали в окно, шептались между собою. Луции среди них не было. Аниеля стояла возле небольшого буфета и крутила ручку поставленного на него патефона. «Мы, как летучие мыши, ночные имеем секреты…» – захрипела пластинка.

Девушки тотчас же оживились, быстро подбежали к буфету, окружили патефон.

Теперь я могла хорошенько присмотреться к обществу, собравшемуся в углу зала, возле большого круглого стола. О, да там одни пани! Все очень симпатичные, мило улыбающиеся, одетые с изысканной скромностью. У них были непринужденные позы, они беззаботно болтали, чувствуя себя как дома. И какой же контраст представляли они с девушками, неловко двигавшимися по залу, одетыми бедно безвкусно. Те, что сидели за круглым столом, невольно привлекали к себе любопытные взгляды. На этих, что кружились по огромному, почти пустому залу, не находя себе места, горько было смотреть. Те, что сидели в углу, – приглашенные специально на этот вечер пани, – не теряя времени даром, запивали свою милую беседу чаем, похрустывали печеньем. Порою одна из них вынимала пудреницу, торопливо пудрила нос или, смотрясь в зеркальце, поправляла прическу, после чего снова возвращалась к прерванной беседе.

– Верно, хорошее помещение? – услышала я чей-то голос. Возле меня стояла Аниеля.

– Ну… – ответила я, опуская глаза, – а где же всё-таки эпидиаскоп?

– Не огорчайся. Будет и он. – Аниеля вдруг схватила меня за руку: – Смотри! Это графиня Кристина!..

«Честное слово, я скорее приняла бы ее за одну из старших клубисток, чем за графиню, – подумала я, глядя на председательницу «Кружка молодых полек». – Как скромно одета! Очень, очень симпатичная. И совсем не похожа на дегенератку! (Мой отчим частенько говаривал, что аристократия подвержена дегенерации, то есть вырождению.) Даже волосы у нее очень красивые, светло-русые. А сейчас она, наверно, будет говорить…»

Милая пани председательница дала Аниеле знак, чтобы та выключила патефон.

– Дорогие клубистки…

В зале воцарилась тишина. Девушки дружно повернули свои головы в сторону графини.

– Сегодняшний вечер должен не только доставить вам развлечение. Развлечься вы сумеете и сами, без нашей помощи. Сегодняшнее собрание созвано совсем с другой целью. Наши гостьи…

Тут пани, сидевшие в углу, пошевелились, поправили боа[33] на своих шеях и, плотно сцепив пальцы рук, оперлись ими о край стола. Их лица приняли сосредоточенное выражение.

– …Наши гостьи желают познакомиться с вами ближе и установить сердечный контакт. С этой-то именно целью пани, трудящиеся на общественной ниве в свое свободное время, которого у них очень мало, пришли сюда. Поэтому после художественной части, которая вскоре начнется, состоится беседа клубисток с приглашенными к нам гостьями. Каждая из девушек может рассказать, что ее всего интересует, какие у нее увлечения, к чему она стремится в жизни. Вы можете говорить об этом совершенно свободно, без стеснения. Наши гостьи питают к вам самую искреннюю доброжелательность, они с большой сердечностью относятся к идее дальнейшего развития «Кружка молодых полек» и готовы оказать вашему клубу поддержку, помощь, дать вам добрые советы. Исключительно от вас самих зависит, чтобы искренность и взаимное доверие стали основой наших взаимоотношений.

Во время художественной части вы услышите «Ave Maria» композитора Гуно. Это произведение будет исполнено нашим скрипачом, которому мы предоставляем возможность выступить перед такой благодарной и живо реагирующей на всё прекрасное аудиторией, какой является молодежь. Затем вы прослушаете декламацию «Гимнов» Каспровича.[34] Наша певица – первое сопрано в хоре костела святой Анны – исполнит арию из итальянской оперы «Севильский цирюльник». И в заключение на скрипке будет сыграно «Вы, которые в слезах».

На этом программа художественной части вечера заканчивается. За нею последует часть неофициальная, которую наши дорогие гостьи, равно как и члены кружка, наверняка захотят использовать для непринужденной беседы.

Графиня Кристина села. На середину зала вышел долговязый худой мужчина, сидевший до этого в углу и не замеченный мною.

– Слепой, – шепотом сообщила мне Аниеля. – Он играет на вечеринках и получает за это обеды в «Каритасе».[35]

Скрипач долго настраивал свой инструмент, перебирал смычком струны. Девчата посматривали на него с удивлением и вполголоса делились своими замечаниями…

Когда умолкли звуки скрипки, раздались жидкие аплодисменты. Скрипач уселся на свое место в углу. Из-за круглого стола поднялась молодая паненка. Она перекинула через спинку стула шелковый шарфик и вышла тоже на середину зала. Откашлялась и, заглядывая в листок бумаги, который держала в руке, начала бесконечную декламацию.