Дольчино - Жидков Станислав Николаевич - Страница 18

— Смелей, смелей, крошка, не следует отставать от матушки. Пей до дна, докажи, что и ты добрая христианка.

В глазах мессере Ансельмо, неотрывно следивших за каждым движением девушки, разгорался алчный огонёк. Шутки и весёлые возгласы друзей подзадоривали молодого нобиля.

— Нет, а у нашего мессере недурной вкус, — шепнул собутыльникам крестоносец с отметиной на лбу. — Со временем цыплёнок, пожалуй, обгонит курочку.

— Что и говорить, мордашка у неё премилая. Только не верится мне, чтобы столь славный птенчик был в родстве с этим старым вороном. — Рыцарь в малиновом плаще кивнул на хозяина. — Готов поклясться святой Цецилией, здесь не обошлось без кукушки.

Джезуина растерянно потупилась и едва не выронила наполовину опустевшую кружку. Её раскрасневшиеся от вина щёки стали совсем пунцовыми. В этот момент она была очень мила. Правильные, как у матери, черты лица, тёмные глаза, густая светло-каштановая коса. Длинное закрытое платье и яркий передник с цветными полосками красиво облегали юную фигурку.

Тем временем, заметив, что хозяин, несмотря на выпитое вино, всё чаще бросает беспокойные взгляды на жену и дочь, Бруцати позвал Винченцо. В дверях тотчас появился рябой исполин, служивший теперь при рыцаре в должности старшего оруженосца.

— Ну, что лошади? — обратился капитан к бывшему кастеляну. — Не забыли ли перед водопоем остудить моего жеребца?

— Кони напоены, сеньор, — угрюмо отвечал Винченцо. — Мы нашли для них даже овёс. Теперь не мешало бы и нам отвести душу. — Оруженосец жадно сглотнул слюну и хлопнул себя рукой по панцирю. — Да не грех бы и горло промочить во славу Христову.

— Ты слышал? — поворачиваясь к хозяину, сказал Бруцати. — Мои солдаты до сих пор не кормлены. Ступай позаботься о них. Здесь мы и без тебя управимся.

Последние слова вызвали на лицах гостей улыбку. Опустив голову, Клавдио Бруно нерешительно поплёлся к двери.

Добросовестно выполнив приказ капитана и щедро снабдив остановившихся во дворе оруженосцев вином и закусками, староста хотел снова вернуться в дом. Дверь оказалась запертой. Хмель мигом выскочил у него из головы.

Предчувствуя недоброе, Клавдио несколько раз сильно дёрнул за ручку. Но изготовленный его собственными руками дубовый запор не сдвинулся с места. Беспомощно озираясь, хозяин заметался перед дверью. Доносившиеся из комнат возня и взрывы хохота привели его в состояние, близкое к помешательству.

— Что же вы сидите, безбожники! — разъярённо махая руками, подскочил он к пировавшим во дворе солдатам. — Не видите, что творят с добрыми христианами?!

— О чём раскудахтался, старый хрыч? — со смехом встретили его оруженосцы.

Клавдио Бруно, спотыкаясь, побежал на гумно, где его сыновья кормили овсом рыцарских коней.

— Скорей! Ко мне! — прерывающимся голосом позвал он братьев-близнецов Ламберто и Гвидо. — Там… заперли вашу сестру… мать!

Все трое бросились к дому. Но у порога, преграждая им путь, встал Винченцо.

— Куда? — угрожающе положил он руку на эфес тяжёлой шиммитары[25].

— Спасите! На помощь! — долетел из-за двери приглушённый стон Амелии-Розы.

Её муж и сыновья, оттолкнув старшего оруженосца, кинулись ломать дверь.

— Ах так, собачье отродье! — Гориллообразный верзила выхватил шиммитару и плашмя ударил ею по голове хозяина.

Клавдио Бруно замертво упал у порога. Подбежавшие солдаты схватили за руки Ламберто и Гвидо. Винченцо пихнул ногой распростёртое тело и зло прикрикнул:

— Заберите эту падаль да уносите отсюда ноги, пока живы!

Близнецы стояли не шевелясь, будто поражённые громом. Их удивительно схожие, ещё безусые лица словно окаменели.

— Делайте, что вам говорят! Винченцо повторять не любит, — подтолкнул одного из них солдат.

Из дома донёсся пронзительный крик Джезуины. Подняв окровавленного отца и не глядя друг на друга, братья молча понесли его со двора.

— Вот как надо разговаривать с деревенскими свиньями, — скаля жёлтые зубы, усмехнулся Винченцо. — Чем сильней хватишь такого по башке, тем ниже в другой раз поклонится.

— А наши господа, ей-богу, не промахи, — наполняя фляжку вином, пьяно сказал один из оруженосцев. — Знают, куда удочку закинуть.

— Это всё капитан, — подмигнул другой. — Старый воробей с первого взгляда видит, где поживиться можно. С таким воевать не в тягость. Сам ус намочит и нас не морочит.

— Девчонка-то совсем молоденькая! Я бы тоже от такой не отказался, — прищёлкнул языком краснощёкий паж Ансельмо.

— Молчал бы лучше, сопляк, — негромко буркнул коренастый стрелок в старом, потёртом камзоле. — У самого, поди, дома мать и сёстры остались.

— Прыщ длинноносый, совсем совесть растерял, — поддержал стрелка сидевший напротив седовласый воин. — В бою его что-то не видно.

— Не передать ли ваши слова Ансельмо? — задиристо ответил паж, играя богатой перевязью кинжала.

— Попробуй скажи, — пробормотал стрелок. — Мой арбалет и ночью бьёт без промаха.

— Ты что, Бернардо, опять за своё? — вмешался прислушавшийся к спору Винченцо. — Смотри, добром не кончишь. Иль дьявол попутал — заодно с еретиками на костре погреться захотелось?

Старший оруженосец смерил стрелка зловещим взглядом и хотел что-то добавить, но слова внезапно застряли у него в горле: длинная стрела впилась ему в шею, чуть выше кольчужного прикрытия. Выронив из рук рог с вином, гигант с хриплым стоном опрокинулся навзничь. Сидевшие вокруг вскочили на ноги, осеняя себя крёстным знамением.

— Это он! Клянусь небом! — испуганно воскликнул не расстававшийся с кувшином оруженосец. — Сколько раз говорил Винченцо не поминать за жратвой нечистого.

— Свят, свят! — отплёвываясь, прошептал побледневший паж.

Со стороны гумна раздался удаляющийся топот. Схватив оружие, солдаты гурьбой устремились туда. У коновязи было пусто. Сбившиеся в кучу лошади быстро неслись к апостольскому стану, подгоняемые двумя всадниками. У одного из них поперёк седла мешком свешивался человек, в котором все узнали хозяина.

— Стреляй, стреляй — это проклятые близнецы! — раздались растерянные возгласы.

Несколько стрел со свистом полетело вдогонку. Но то ли расстояние было слишком велико, то ли руки, направлявшие арбалеты, недостаточно тверды — стрелы не достигли цели. Обескураженные оруженосцы, подняв тревогу, заметались по соседним дворам. Однако находившиеся там воины успели уже побывать в винных погребах и не обращали внимания на их крики.

Лишь через несколько минут выскочивший на шум капитан сумел организовать погоню. Изрыгая брань на головы нерадивых слуг, Бруцати сам помчался преследовать братьев.

Во дворе вокруг смертельно раненного Винченцо столпились рыцари, оруженосцы, стрелки. Отрядный брадобрей, исполнявший заодно обязанности лекаря, склонился над умирающим.

Могучее тело старшего оруженосца слабо вздрагивало. С каждым вздохом изо рта шла кровь, слышался прерывистый хрип. Почти в центре шеи, пониже кадыка, торчала грубо обструганная самодельная стрела.

Осмотрев рану, брадобрей покачал головой.

— Что? Выживет?… Почему не вынимаешь стрелу? — послышалось из толпы.

— Если вынуть, сразу душа отойдёт. Сонная жила перебита, — пробормотал лекарь. — Зовите-ка поскорей отца Теобальдо.

Он безнадёжно махнул рукой. Двое солдат побежали искать участвовавшего в походе доминиканца.

Вскоре появился монах.

Отец Теобальдо мало походил на духовную особу. Под длинной чёрной сутаной угадывалась прочная кольчужная рубаха. На широком кожаном поясе рядом с чётками и требником висел в ножнах широкий кинжал. Белый, сомнительной чистоты ворот прикрывал красную, в складках шею и металлические наплечники. На ногах вместо обычных сандалий бы, ли надеты настоящие рыцарские сапоги со шпорами.

Подойдя к умирающему оруженосцу, доминиканец молитвенно сложил на груди руки и, воздев к небу глаза, торжественно возгласил:

— Pater noster, всемогущий и всеслышащий, благослови in saecula saeculorum[26] непокаянную душу раба твоего Винченцо, храброго воина-мученика, павшего за веру от руки сатанинских слуг.