Мне тебя заказали - Стернин Григорий - Страница 64

— Так-то вот, а говорите, тупой наш Генашка, — усмехнулся Живоглот. — Смотри, как въехал в дело — да он же ума палата. Спать только надо не так крепко, когда тебе серьёзное дело поручено, — заметил он.

Михаил же продолжал сидеть и смотреть в пол.

— Я знаю, кто сделал это, — наконец произнёс он, подняв голову и пристально посмотрев на Живоглота.

— Ну? — насторожился Живоглот.

Михаил подошёл к нему и шепнул что-то на ухо. Тот вздрогнул и встал с места.

— Идите вниз, хлопцы, — скомандовал он братве. — Базар есть… Все идите. А ты, Лыко, останься…

Когда все вышли, он набрал номер телефона.

— Алло, здорово, Сыч, — сказал он. — Узнай-ка мне, братан, вот что… Не освободился ли из колонии такой господин Кондратьев Алексей Николаевич? Узнай и перезвони…

Он подошёл к бару и вытащил из него бутылку коньяка.

— Давай, Лыко, помянем… Извиняться я перед тобой не буду — ты лох и ротозей, суперфосфат ты… Баловал тебя хозяин, но кончились твои золотые денёчки. Отрабатывать будешь сполна свои баксы… А помянуть не грех усопшего друга… Давай…

Он налил две полные рюмки коньяка, встал и выпил свою до дна. То же сделал и Михаил. Потом они долго сидели, цедя коньяк и обмениваясь незначительными репликами. А через час раздался звонок.

— Так… Так… Понял… Спасибо, браток… Что бы я без тебя делал?

Положил трубку, пристально поглядел на Лычкина и произнёс:

— Прошляпили мы с тобой, Лыко, нашего общего друга. Предвариловка-то в зачёт идёт, и семерик его истёк… Он уже третий месяц на воле… Странно даже, что только сейчас нарисовался…

Лычкин молчал, чувствуя, что ему по-настоящему страшно. Он оказался между двух огней и не знал, кого ему бояться больше, братвы или мести Кондратьева. Только теперь он понял, что тот готовил ему страшный сюрприз, подложив труп Гнедого в багажник его машины. И лишь авария спасла его от этого сюрприза.

— Чуешь, Лыко, что надо делать? — спросил Живоглот.

— Чую, — тихо ответил Михаил.

Кондратьева надо было немедленно убирать. И сделать это должен был он. Этим бы он одним выстрелом убил двух зайцев — устранил своего врага и избавился от мести братвы. И тогда бы снова зажил спокойно…

— То-то, — сказал Живоглот. — И делать это надо немедленно, братан. Даю тебе на это дело три дня. Иначе ты труп… Все. Поехали, надо выяснять подробности…

Они вышли из подъезда, сели по машинам и поехали по Рублево-Успенскому шоссе на дачу к Гнедому.

Глава 10

— Женечка, Женечка!!! — истошным голосом кричала полуголая Лера и рвала на себе волосы. — Какой кошмар! Какой кошмар, за что мне такая горькая жизнь?! Первый раз в жизни я свою птицу счастья за хвост ухватила, а она тут же от меня и улетела!!! Знали бы вы, как он меня любил! Он сказал, что, как только вернётся из Нью-Йорка, несколько шуб мне подарит и мы с ним поедем отдыхать на Багамские острова… Какой человек, эрудированный, внимательный, добрый!!! — продолжала голосить она.

«Добрый, дальше некуда», — подумал Живоглот, а вслух произнёс:

— Заткнись, бикса, чего орёшь, как падла, в ушах звенит… Заткнись, и без тебя тошно…

Лерочка осуждающе посмотрела на грубого квадратного коротко стриженного мужлана, но сочла благоразумным не реагировать на его хамство и замолчать. Она бросилась на диван, закрыла глаза руками и тряслась от рыданий. Впрочем, никто не видел, от чего именно она тряслась… Она, как и все обитатели хлебосольного имения Гнедого, уже дала показания следователю, приехавшему сюда с бригадой, как только на опушке леса был обнаружен взорванный «Мерседес».

Живоглот по-хозяйски расселся в гостиной Гнедого, заложил ногу за ногу и стал проводить своё следствие, вызывая к себе по одному всех оставшихся в живых телохранителей Гнедого и обслуживающий его особняк персонал. Все были крайне удручены, говорили одно и то же. Толстая горничная рыдала навзрыд. Они понимали, что потеряли тёплое местечко и хоть довольно оригинального, но тем не менее щедрого хозяина.

Последним в каминный зал вошёл довольно весёлый участковый Виктюшкин, долговязый, в кургузо сидящей на нем милицейской форме. Его нисколько не удручала кончина авторитета, от присутствия которого в посёлке дрожала вся округа. Его ночные оргии давно уже стали предметом оживлённых обсуждений. Почти каждую ночь к его воротам подъезжали шикарные иномарки, из них с ором выскакивали бандюганы с голосистыми шлюхами, и не дай бог было в этот момент проходить мимо этого зачумлённого места… К тому же существовала постоянная опасность перестрелки или взрыва. Что, кстати, и произошло. По счастью, в отдалённом безлюдном месте. А вполне могло произойти и здесь, могли пострадать ни в чем не повинные люди… Туда ему и дорога, воздух чище будет… Утром он вызвал из районного отдела внутренних дел опергруппу, которая наведалась в особняк Гнедого и провела недолгое, крайне поверхностное расследование. Впрочем, по мнению Виктюшкина, более тщательного расследования он и не заслуживал. Однако участковый явился в особняк, когда его туда вежливо попросили прийти люди Живоглота.

— Не знаю я этого человека, которого вы описываете, — твёрдо сказал он. — Это кто-то из… ваших… Разборочки… Опергруппа здесь уже была, был и следователь районной прокуратуры… Так что будет следствие, настоящее следствие, погиб гражданин России, вернее, не один гражданин, а целых четверо… Разберутся…

— На кой хрен ты… вы… вызвали оперативную группу? — пробормотал Живоглот. — Что они могут сделать?

— А как же, мил человек? Во-первых, люди слышали жуткий взрыв в лесу, во-вторых, мне доложили, что на моем участке стоит обугленная машина марки «Мерседес-600», в ней три трупа, в-третьих, мне позвонил аноним и сообщил, что труп неизвестного найден в двух километрах от взорванного автомобиля, и, наконец, в-четвёртых, вы сами позвонили мне с целью узнать, не заменили ли меня неким Трынкиным, и сообщили, что гражданин Шервуд Евгений Петрович был сегодня, пятнадцатого мая 1999 года, взорван в своём автомобиле, что уже и так было ясно из найденного трупа, который опознали телохранители и прислуга Шервуда. Так что, сами посудите, что мне оставалось делать? У вас своя… работа, у меня своя…

При словах Виктюшкина о трупе, находившемся в двух километрах от взорванной машины, Лычкин метнул быстрый взгляд на Живоглота. Но тот и бровью не повёл. А ведь и впрямь, о правоохранительных органах, которые могли бы заинтересоваться, при каких обстоятельствах труп гражданина Шервуда попал в машину, принадлежавшую Лычкину Михаилу Гавриловичу, Лычкин в своём ужасе от происшедшего как-то не подумал. А теперь подумал, и ему стало жутко. Потому что, оказывается, бояться ему следует не только гнева братвы и мести Кондратьева, ему следует бояться и ареста. А тюрьмы, лишения свободы он боялся, может быть, больше всего на свете.

И он был очень благодарен Живоглоту, что тот не выдал его. Кстати, ему ничего не мешало сделать это, свалить преступление на Михаила, объяснив причину убийства разборкой, злобой, ненавистью, завистью — да чем угодно. И тем избежать долгого следствия, которое никак не было бы на руку браткам, поскольку в ходе его могли бы всплыть нежелательные для них факты… Челядь же могла запросто показать, что хозяин глумился и над Михаилом, и над его гражданской женой Ларисой, и основания для мести у него вполне могли быть… Но тот промолчал, более того, дал дезинформацию…

Виктюшкин покинул особняк Гнедого в прекрасном настроении, а Живоглот отправил восвояси челядь и остался один на один с Михаилом.

— Все жалуешься на меня, — усмехнулся он. — А как я тебя выгородил, чуешь? Сдать ведь мог со всеми потрохами… И ещё одна любопытная информация поступила от гаишника знакомого — кто-то позвонил сегодня утром на пост на Рублево-Успенском шоссе и сообщил, что в твоей машине труп. Так что ты своему неумёхе Гене по гроб жизни обязан…

— Это он, — прошептал Михаил. — Кондратьев. Теперь понятно, что это он.

— Понятно, понятно, что он, непонятно только, что нам дальше делать с твоим крутым друганом. А ты, Лыко, на волоске висишь… И хоть благодаря мне и моим связям мы получили информацию о том, что твоя тачка мазаная, но, полагаю, за легавыми не заржавеет… Да, висишь ты на тоненьком волоске, Лыко… Ох, и не завидую я тебе… Сам посуди, можем мы рассчитывать на молчание каких-то там Жиклёра и Кардана? Они от страха за свои шкуры запросто сдадут тебя легавым… Такие вот они поганые дела, братан…