Воскресший для мщения - Рокотов Сергей - Страница 22

— Поехали на толковище, передернули затворы пушек, — предвкушая интересное, улыбнулся Живоглот. — Давно уже не разминали старые кости, а, Большой? — обратился он к татуированному.

— Давненько, — согласился он. — Целых трое суток… Застойные явления в нашем деле…

— … не проходят, демобилизуют, портят кровь, — добавил Живоглот.

Он накинул куртку, и вся пятерка рванула вниз. Там наготове стояли две машины «Ауди-100» и джип «Шевроле-Блейзер» с работающими двигателями. Они были битком набиты угрожающего вида людьми. Живоглот сел в свой БМВ, и тут же три машины рванули на Рублевское шоссе. Эту кавалькаду наблюдал уже вышедший на шоссе Михаил. Живоглот заметил его и махнул ему рукой. Тот тоже помахал в ответ, сам того не замечая, как сгибается в угодливом поклоне. Зато это заметили Живоглот и сидящий с ним рядом Большой.

— Гнилой он какой-то, — заметил Большой, отхаркиваясь и сплевывая харкотину в окно. — Чего у тебя с ним?

— А это не твое дело, братан Большой, — дружелюбно отозвался Живоглот. — Твое дело мозжить черепа и шмалять из волыны. А думать будем мы с Гнедым. Согласен со мной, братан?

— Согласен, — пробасил Большой.

Однако, разогреть кровь и помозжить черепа не удалось. Никто из враждующей группировки на толковище не явился. Что, впрочем, было воспринято братвой, как бескровная победа.

— Все свободны! — скомандовал Живоглот. — А мы с тобой, Большой, поедем к Гнедому. Благо тут совсем недалеко.

Главарь группировки Гнедой проживал в своем шикарном особняке на Рублево-Успенском шоссе, только не на самом шоссе, а в приятной тихой глубине, неподалеку от Москвы-реки в живописнейшем месте. И место это, и сам особняк Гнедого очень нравились Живоглоту, и он хотел, чтобы его будущее жилище было ничуть не хуже. Но для этого во-первых нужны были деньги, во-вторых деньги, и в пятых, и в седьмых, и в десятых… Только деньги, и ничего больше. Да, ещё живым надо было быть, такая маленькая, но важная деталь. А толковища порой бывали в последнее время не на жизнь, а на смерть. Все понимали, какое это решающее время. Не дай Бог, наведется в стране порядок, сложнее будет работать…

Особняк Гнедого окружал высоченный бетонный забор. В середине были железные ворота. Живоглот позвонил, и ему сразу же открыли.

— Свои, свои, — улыбался Живоглот. — Дома Евгений Петрович?

— Дома, дома, ждет вас, — улыбался и охранник, пропуская за ворота Живоглота и Большого.

Живоглот шел по дорожкам из гравия, оглядывал территорию и откровенно завидовал своему шефу. Как он быстро обустроился… Но строительство ещё не было закончено, и с правой стороны, и с левой, несмотря на зимнее время, велись какие-то работы, сновали туда-сюда молчаливые рабочие с каменными лицами. Знали, кому строят…

А вот и дом… Хорош, построен со вкусом, не то, что у некоторых, смотреть страшно… Три этажа, красивый бежевый цвет, черепичная крыша, большие окна, веранда и на первом этаже и на втором. На крыльце ковровая дорожка. И очаровательная блондинка в умопомрачительном мини-платье встречала их у входа.

— Здравствуйте, Николай Андреевич, — обворожительно улыбнулась она. — Евгений Петрович просил немного подождать, он плавает в бассейне. Что-то у него с утра голова разболелась, — обеспокоенно заметила она.

— Не щадит себя Евгений Петрович, — покачал головой Живоглот, проходя в дом. — Слушай, Большой, иди, поболтайся по участку, а у меня с Евгением Петровичем конфиденциальный разговор. Люсенька, принеси Большому пивка, пусть он отдохнет вон там, за тем столиком, сегодня довольно тепло…

Большой сел на белую лавочку перед круглым белым столиком, очищенном от снега, и Люсенька принесла ему холодного пива и соленых орешков. Большой мигом осушил две бутылки «Пльзеня» и потребовал еще.

… — Здорово, Живоглот, — приветствовал Николая Гнедой, заходя в огромный холл в ярко-красном махровом халате и модных синих шлепках. Гнедому было сорок три года. Роста он был довольно высокого, крепко сложен, хотя и явно склонен к полноте. Лоснилось чисто выбритое розовое лицо. Он вообще был похож то ли на артиста, то ли на композитора, трудно было сказать, что у него за спиной было два убийства и ещё несколько ходок в зону. Только он, Живоглот, знал, насколько был опасен этот полнеющий, лысеющий человек. Гнедой не признавал ничего, кроме личной выгоды. Ради выгоды он был готов на все. А если что-то было не выгодно, он бы и пальцем не пошевелил. Но зря рисковать не любил, не был особенно мстителен. Только деньги — это был единственный Бог, которому он поклонялся.

«Набегался я в зону, Живоглот», — говорил он ему как-то за рюмкой виски с содовой. — «И не хочу туда снова, тоска там… Мне здесь хорошо, понапрасну рисковать не стану… Это вам, молодым, нравятся всякие разборки, толковища. А я всего этого вдоволь наглотался… Хорошие времена настали. Кто я теперь? Бизнесмен, своя фирма, законные доходы, законная фазенда, тачка законная, все путем… Главное, не вступать в конфликт ни с кем из властей, не скупиться, подмазывать всем, кому требуется. Скупой-то он в нашем деле порой не дважды платит, а шкурой своей единственной платит. Ради мелочевки в дела впрягаться не надо, но и пренебрегать приличным делом тоже не следует…»

— Ну, давай, выкладывай, что там у тебя? Зачем звонил? — спросил Гнедой, плюхаясь в мягчайшее кресло. — Люсенька, солнышко, принеси нам с Николаем Андреевичем чего-нибудь такого-эдакого, вкусненького и полезненького. Сама знаешь, что наш дорогой гость любит.

… Через минут десять в холл внесли поднос и напитками и закусками. Красивые хрустальные бокалы и рюмки, столовое серебро, импортные напитки, аппетитно пахнущие нарезанные осетрина, семга, карбонат… И зелень, много-много зелени…

— Приятного аппетита, Евгений Петрович. Приятного аппетита, Николай Андреевич, — улыбалась Люсенька.

— Спасибо, солнышко, — улыбнулся в ответ Гнедой. — Я бы и тебя пригласил с нами посидеть, только у Николая Андреевича какой-то конфиденциальный разговор. Ты уж извини. Попозже придешь, детка…

Люсенька улыбнулась ещё обворожительнее и вышла, аккуратно закрыв за собой дверь.