Остров метелей - Ушаков Георгий Алексеевич - Страница 28

Так же образуются числительные двенадцать — девятнадцать. Двадцать — югинак' («юк» — человек, «югыт» — люди. Иначе говоря — двадцать пальцев, имеющихся на руках и на ногах у одного человека). Тридцать — югинак' к'улля сипнык'лъюку (то есть человек и десять от другого человека) и т. д. К примеру, число сто тридцать девять произносится как юк аг'винлык к'уллям стаманын'ин' лю-лык сипнык'лъюку (то есть шесть человек, еще десять — остаток другого человека и еще четыре пальца второй руки). Предельное число, которое эскимос может выразить на своем языке, — четыреста — юг югинак' (то есть двадцать человек). Но до четырехсот умеют считать далеко не все эскимосы. Обычно же эскимос, услышав число выше тридцати, просит повторить его и сам повторяет, стараясь запомнить это огромное число на слух.

Случалось, что я спрашивал у эскимосов, приезжавших на факторию, сколько собак в их упряжке. Ответ я получал не сразу, хотя упряжка стояла перед глазами хозяина. Он растопыривал пальцы рук, называл клички собак, губами отодвигал пальцы в сторону и… сбивался.

Все это никак не вяжется с общим развитием эскимосов, их сообразительностью, способностью к быстрому усвоению других незнакомых навыков и к подражанию. Возможно, это объясняется тем, что эскимос редко встречается со сколько-нибудь большими числами. За всю жизнь ему вряд ли встретится необходимость пересчитать какие-либо предметы количеством более двадцати.

19 апреля. Отправил Ивася Павлова и Таяна в Сомнительную, а сам целый день занимался откапыванием окон, которые доверху занесло снегом. Днем Кивъяна опять привез двух нерп.

20 апреля. Начавшаяся вчера вечером пурга продолжается и сегодня. Весь наш труд пропал — только что откопанные окна опять занесло снегом.

21 апреля. Появился Кивъяна с новой добычей. Я не вытерпел. Несмотря на легкие боли, все же отправился с ним на охоту, На воде играли нерпы — чудесное зрелище. Сделал выстрел по лахтаку — неудача. Зато я был вознагражден тем, что видел прилет уток.

24—25 апреля. Появились первые чайки. Ездили с Ива-сем на лед, видели много следов песцов и медведей. Тепло, тает. Вернувшись, принялись откапывать крыльцо.

26 апреля. Боли настолько усилились, что несколько дней пришлось пролежать. За это время успели уехать и вернуться Ивась с Таяном, которые на обратном пути встретили Тагъю и Нноко.

30 апреля. Принимал пушнину у Пали и Анъялыка и выдавал им товары. Тагъю решил окончательно переселиться в Сомнительную. Пасмурно. Снег шквалами. С юга начался напор льдов.

1 мая. С утра Ивась выдал всем праздничный паек. Потом была устроена призовая стрельба, за которой последовало торжественное чаепитие. Напор льда продолжается. С моря слышен шум, во льду образуются трещины.

2—3 мая. Сегодня отправил доктора Савенко на северную сторону, так как оттуда получены сведения, что у жены Кмо цинга. После обеда готовили вешала для медвежьих шкур. Развешивать шкуры начнем завтра, если будет хорошая погода. Сегодня пасмурно, воет ветер. Шквалами идет снег.

4 мая. Ездил в Сомнительную и по дороге видел на льду много нерп. Обратно выехал ночью и едва не попал в ледяную ловушку.

5—9 мая. Сильные боли опять вынудили меня слечь. Павлов ездил на мыс Гаваи и вернулся с известием, что видел чаек. Приезжали с северной стороны Паля, Етуи и Анакуля. Привезли сведения о случаях цинги.

Пурга продолжается. Дом занесло со всех сторон, выход расчищен только у Павлова.

10 мая. Пурга продолжается, но ветер слабеет. Вечером удалось даже слегка приоткрыть окно. Савенко целый день занимается откапыванием дверей и окон, а Ивась уборкой чердака. Кивъяна убил еще одну нерпу.

11 мая. Ветер совсем стих. Временами падает снег, Кивъяна снова с трофеями. На его счету уже немало нерп. К вечеру приехали из Сомнительной Етуи и Таян, а за ними Анъялык. Последний опять вернулся к разговору о сватовстве. Он уже давно упрашивает меня сосватать ему невесту. «Некому мне шить штаны, некому смотреть за жирником, — приговаривает он при этом чуть не плача, — и детей рожать некому».

12 мая. Сегодня я уже на ногах. Правда, это надо понимать условно, так как через каждые два часа приходится хотя бы ненадолго принимать горизонтальное положение. Надо бы еще с недельку провести в постели, но сил нет: не хватает терпения лежать, когда чувствуешь, что можешь двигаться. А тут еще через, отрытое из-под снега окно проникает косой луч солнца и выманивает на улицу. По стенке с чердака течет вода. Весна! Какая уж тут постель!

Савенко говорит, что сильно тает. Надо скорее вытаскивать из-под снега порох. Думаю поручить это дело Таяну и Кивъяне.

13 мая. Напутствуемый угрозами Савенко снова уложить меня в постель, в Обед я все-таки сделал первую вылазку на улицу. Дом совершенно занесен снегом. С южной стороны сугроб упирается в крышу, а с северной и с западной — вплотную доходит до конька. Май свел все наши труды на нет: окна и двери снова занесены еще большими сугробами.

В час дня я зашел к эскимосам, В ярангах все безмятежно спали. Люди не различают дня и ночи. Светло теперь круглые сутки, и решать, когда ложиться спать, когда вставать и когда садиться обедать, — задача сложная. Эскимосы подошли к ней просто: спят, когда сон смежит глаза, едят, когда запросит желудок, независимо от того день стоит или ночь.

Вечером, проходя по голому берегу, я заметил под ногами что-то розовое. Это были стелющиеся по земле ветви полярной ивы. Распустились и зарозовели ее маленькие пушинки. Весна и здесь берет свое.

В вечеру Таян и Кивъяна наконец докопались до пороха, Для этого им пришлось вырыть в снегу три ямы глубиной около 6 метров каждая.

Целый день дул свежий ветер, сначала с юго-востока, затем с востока и, наконец, с севера. К вечеру начало мести. Похоже было, что начнется пурга, но потом все затихло.

14 мая. Савенко с помощью Таяна й Кивъяны очистил чердак. Опасность потопа сверху миновала.

После обеда я заметил на льду трех нерп и пошел попытать счастья. Дорогой меня догнал Таян. Я еще не видел охоты на нерпу на льду и, спрятавшись за льдину; принялся наблюдать.

Эскимос стал подкрадываться к нерпе. Она лежала на молодом, совершенно ровном льду. День холодный, пасмурный, солнца нет. В такую погоду нерпа неспокойна. Видимо, холод не дает ей задремать. Так и сейчас. Нерпа часто поднимает голову и озирается, потом как будто успокаивается и вновь ложится. А через минуту опять озирается.

Вот этими короткими минутами, когда зверь спокоен, и пользовался эскимос. Он осторожно делал с десяток-другой шагов вперед, замирал при малейшем движении нерпы и снова продвигался на десяток шагов до очередной остановки.

За. полчаса Таян ушел от меня не более чем на полкилометра. В конце концов нерпа, вероятно, что-то почуяла. Она чаще поднимает голову и всматривается в приближающегося охотника, и ему все чаще приходится замирать, изображая неподвижную льдину. Но вот до зверя осталось не более трехсот шагов. Эскимос прицеливается. Нет, он опускает винчестер и еще осторожнее подбирается ближе к зверю. Поздно! Нерпа неожиданно поднимает голову и в одно мгновение ныряет под лед.

Я подошел к Таяну, он был явно смущен.

— Шибко хитрая, все равно как человек, — сказал он.

Ко второй нерпе он сумел приблизиться шагов на сто пятьдесят, выстрелил и промахнулся. Это его совершенно обескуражило. В досаде он вытащил из кармана коробку табака «Принц Альберт», высыпал табак в мой кисет, установил коробку как мишень и прицелился принцу в нос. Я поддержал компанию. Из десяти пуль две перебили благородному джентльмену ноги, три изрешетили грудь, две выбили нижнюю челюсть, одна оторвала левое ухо, а нос так и остался невредимым. Успех вполне удовлетворил нас и, успокоенные, мы зашагали к колонии.

15 мая. Тот же холод. Пасмурно, ни клочка ясного неба. Низко стелется над землей туман, редкими хлопьями падает снег.

Таян съездил на охоту и вернулся с пустыми руками. Медведей не видно, пожалуй, они отправились разыскивать открытую воду. Уже с неделю никто не встречает медвежьих следов, хотя нерпа появилась в довольно большом количестве. Зато песцовых следов очень много. Эскимосы в недоумении. Как же так? Когда можно было ловить песцов — их не было, каждый замеченный след был редкостью. А теперь начальник сказал: «Не надо бей», а песец пришел.