Путешествия никогда не кончаются - Дэвидсон Робин - Страница 11

— Скажи-ка, ты не можешь перевести меня через ручей? — спрашивал он. — Я боюсь, когда темно.

На первых порах кое-кто из моих соседей-аборигенов не мог понять, как это женщина живет одна. В компании с несколькими головорезами из города они иногда заявлялись ко мне среди ночи, явно рассчитывая выпить и повеселиться. Я обзавелась оружием: охотничьим ружьем марки «Саведж» и двуствольным дробовиком, но единственное, что я знала про свои великолепные ружья, зто что их надо держать за один конец, тогда пуля вылетит из другого. И ни разу, честное слово, ни разу я не зарядила ружья. Однако торчавшее из-за двери дуло вместе с несколькими достаточно резкими словами производило должное впечатление. Мои друзья пришли в ужас, когда я сказала, что подняла руку на непрошеных гостей. Я поторопилась уверить их, что стояла на пороге и целилась не в людей, а просто в темноту. Им, наверное, показалось, что у меня мутится разум, но я защищала свой примитивный подход к действительности, так как при моей стремительно возросшей воинственности и при моем чувстве собственности считала его вполне разумным и оправданным в тех условиях, в каких оказалась. Позже я узнала, что на стоянке аборигенов происшествие с ружьем вызвало бурное веселье и некоторый прилив уважения ко мне, во всяком случае никаких неприятностей у меня больше не было. А через два-три месяца аборигены начали относиться ко мне совсем по-иному. Они, как ни странно, взяли меня под свою защиту, не спускали с меня глаз, всячески заботились обо мне. И добродушно посмеивались, считая, что я слегка тронулась. Благодаря Джони, Фрэнки, Глэдис и Аде я лучше узнала своих соседей, мне удалось постепенно одолеть робость, чувство вины белого человека, и я гораздо отчетливее представила себе, с каким неправдоподобно запутанным клубком проблем — практических, политических и эмоциональных — постоянно сталкиваются все аборигены.

В Алис-Спрингсе и его окрестностях было разбросано тридцать стоянок аборигенов, размещенных частично на государственной земле, а частично на земельных участках, прилегающих к городу и специально предназначенных для поселений аборигенов. По издавна сложившейся традиции эти стоянки давали приют членам различных племенных групп, приходивших в город из своих родных поселений, расположенных иногда на расстоянии нескольких сот миль от Алис-Спрингса, где-нибудь на Северной территории или в Южной Австралии. Главной приманкой служил легко добываемый алкоголь, но здесь же, в городе, находились многие необходимые аборигенам учреждения и магазины. Например, юридическая контора, обслуживающая аборигенов, пункт медицинской помощи, Центр развития искусств и ремесел аборигенов, канцелярии министерства по делам аборигенов, специальные магазины, где аборигенам распродавали по баснословным ценам подержанные автомобили — ярких вывесок было много. Аборигены приходили в Алис и уходили; поток не иссякал, но некоторые оседали в городе и, став постоянными жителями, строили лачуги из сучьев и палок, кусков отслужившего срок оцинкованного железа и любого мало-мальски подходящего материала, найденного на городской свалке. Обитатели всех тридцати стоянок пользовались пятью водоразборными колонками, а так как у многих аборигенов не было средств к существованию, они выискивали еду в мусорных ящиках, на свалках или ходили по улицам с протянутой рукой. Среди аборигенов было немало алкоголиков, и, когда им удавалось раздобыть какие-нибудь жалкие гроши, они тут же тратили их на бутылку дешевого вина. От недоедания, жестокого обращения и болезней больше всего страдали, конечно, женщины и дети.

Наиболее благополучной стоянкой была «Маунт-Нэнси»: аборигены здесь успешно хозяйничали, помогали друг другу, поддерживали порядок. Вместо хижин у них стали появляться небольшие домики (построенные на средства министерства по делам аборигенов), вот-вот должны были открыться баня и прачечная. А в центре города, в пересохшем русле реки Тодд, теснились самые жалкие стоянки. У здешних аборигенов не было ни крыши над головой, ни канализации, ни даже воды; единственное, что поддерживало их существование, — алкоголь. Так как прибрежная земля принадлежала городу, в пересохшем русле разбивали стоянки главным образом аборигены-бродяги. Они жили в постоянном страхе, что совет города сумеет в конце концов распространить свое право арендовать землю по берегам, а также в сухом русле реки, что позволит, не вызывая лишних разговоров, уничтожить стоянки и придать этому участку благопристойный, привлекательный вид на радость туристам, которые как-никак оставляли изрядные суммы денег в магазинах Алиса, скупая поддельные предметы древней материальной культуры аборигенов.

Благополучие «Маунт-Нэнси», насколько я поняла, было связано с тем, что аборигены делили между собой все скудные деньги, которые получали: иногда это была плата за несколько часов работы на ферме, иногда дотация на детей, пенсия вдовам или покинутым женам и редко — очень, очень редко — пособие по безработице. Азартные игры были в «Маунт-Нэнси» одним из способов перераспределения денег, но не их добывания. Аборигенов часто называют «вымогателями пособий» — это одна из небылиц, во множестве распространяемых про темнокожих. На самом деле белые получают пособия значительно чаще, хотя процент безработных среди аборигенов в десять раз выше.

Даже немногие полукровки, имеющие возможность жить в городе вместе с белыми, страдают от изощренных форм расизма. Такова повседневная участь всех темнокожих в Алис-Спрингсе. Расизм усиливает в них чувство неполноценности и ненависти к себе. Сознание невозможности изменить свою жизнь доводит их до отчаяния, лишает надежды и превращает в алкоголиков, потому что вино хоть на время позволяет им забыть о своей жалкой участи и в конце концов дарит забвение.

Кевин Джильберт так пишет об этом в своей книге «Потому что белые никогда этого не сделают»: «Я утверждаю, что аборигены Австралии получили настолько тяжелую нравственную травму, что ее последствия до сих пор продолжают сказываться на душевном состоянии большинства темнокожих. Их развитие было насильственно приостановлено, и пережитый ими психологический шок, очевидно, является причиной того жалкого положения аборигенов в резервациях и миссиях, которое мы наблюдаем. Этот шок повторяется из поколения в поколение».

Образование всегда было для аборигенов проблемой. Школы смешанные: белые и темнокожие дети из разных племен учатся вместе. Поэтому мало того, что дети аборигенов должны читать книжку про Дика, Дору и их кошку Флафф и учебник по истории, где говорится, что первым австралийцем был капитан Кук, или что «темнокожие, являющиеся сейчас одной из самых низших рас человечества… быстро исчезают с лица земли под напором стремительного наступления белого человека»; мало того, что вместо домашнего завтрака они приносят в школу завернутый в бумагу кусок кирпича, потому что дома нет денег и нет никакой возможности их заработать; мало того, что учитель громко бранит их за невыполнение домашних заданий (а как выполнять домашние задания при свете костра, когда живешь в ржавом кузове грузовика?); мало того, что у них повреждены барабанные перепонки, гноятся глаза, тело покрыто болячками и живот подводит от голода; мало того, что среди школьных учителей встречаются убежденные расисты, — всего этого аборигенам еще мало, и часто они вынуждены сидеть за одной партой с кем-нибудь из исконных врагов своего племени.

Так стоит ли удивляться, что дети аборигенов всячески избегают школу, где им все чуждо и враждебно! Школа не дает аборигенам никаких полезных знаний, поскольку единственное, на что они могут рассчитывать в будущем, — это работа вечно кочующего сезонника, для чего вовсе не нужно уметь читать и писать. Стоит ли удивляться, что их зачисляют в разряд безнадежных, не способных от природы тупиц. «Да, да, — с грустью качают головой белые, — это у них в крови. Они никогда не ассимилируются».

Пока крупные корпорации горнорудной промышленности не заинтересовались землями, отведенными под резервации, проблема ассимиляции мало кого беспокоила. И уж во всяком случае никак не отражалась на образе жизни аборигенов. Сейчас во имя ассимиляции аборигенов лишают земли, единственного достояния, позволяющего им сохранять самоуважение; во имя ассимиляции аборигенов насильственно сгоняют в города, где они не могут найти работу и с каждым днем все больше зависят от милости белых чиновников. А кроме того, борьба за ассимиляцию дает возможность правительству упражняться в составлении обтекаемых парламентских отчетов и позволяет премьер-министру выступать против апартеида в Южной Африке, сохранять хорошую международную репутацию и одновременно проводить политику, якобы противоположную апартеиду, а по существу приводящую точно к таким же результатам. Суть этой политики состоит в том, что земли аборигенов вновь переходят к белым (в данном случае — разных национальностей), тем самым создается рынок дешевой рабочей силы, разрушаются нравственные устои и культура аборигенов, а руки белых остаются чистыми. Именно этого и добились южноафриканцы с помощью системы апартеида. Ассимиляция означает обезземеливание и обезличивание, поэтому темнокожие противятся ассимиляции. Еще одна цитата из Кевина Джильберта: «Любой абориген, которого вы спросите, будет снова и снова повторять, что сделать можно только одно: белые австралийцы должны вернуть темнокожим основу их жизни — землю и выделить какие-то средства общинам аборигенов, чтобы обеспечить их жизнеспособность».