Сафари под Килиманджаро - Вагнер Йозеф - Страница 19

Они живут целым родом, который состоит из нескольких родственных семей. Один род — это маньята (деревня). Все коровы, овцы, козы и ослы являются общим достоянием маньяты. У карамоджа нет вождей — во главе рода стоит совет старейших. Карамоджа поделена на миниатюрные районы, каждым из которых управляют представители отдельных маньят. Эти представители собираются несколько раз в году, а также в случаях острой необходимости. Таким важным событием может стать, например, спор по поводу скота, пастбищ или раздоры между отдельными маньятами. Если воин берет себе жену из соседней деревни, то платит за нее маньята из общих средств. Маньяты живут на одном месте, пока скот не съест всю траву вокруг. Тогда они перебираются немного дальше, на новое место, где снова строят себе деревню.

Карамоджа обладают исключительной сопротивляемостью к болезням и ранениям. Возможно, что это результат их сурового воспитания. Они ненавидят охранников заповедников, не могут понять, почему им запрещают охотиться и почему это считается браконьерством.

Теперь, когда я немного рассказал об этих племенах, вам будет легче понять, как я себя чувствовал в тот памятный для меня день…

— Бвана, что-то случилось, — взволнованно прошептал Нельсон, показывая рукой в сторону подъездной дороги, ведущей к лагерю, по которой сломя голову неслись два человека. Когда они приблизились, я их узнал — это были два себеи из деревни Набисва, расположенной всего в нескольких милях от нашего лагеря.

— Бвана, наверное, случилось что-то страшное!

Благодушные, спокойные себеи, которых не так-то просто вывести из себя, мчались к нашему лагерю. Ничего хорошего это не предвещало. Сначала они не могли произнести ни слова и в страхе оглядывались, словно за ними кто-то гнался.

— Что произошло? — спросил я нетерпеливо. — Говорите!

— Карамоджа, — заикаясь, сказал первый. — Бвана, карамоджа!

Признаюсь, что и я тогда оглянулся. Карамоджа — непостижимый народ, и поэтому никогда нельзя было предвидеть, что может произойти. Может быть готовится военное нападение на нас?

— Сегодня ночью… два мертвых… ох, бвана, ох, ох…

— Мертвых?

В конце концов выяснилось, что ночью карамоджа угнали у них сто шестьдесят голов скота, а двух мальчиков, которые стерегли стадо, убили.

— Помоги нам, бвана.

— Но как? — Я действительно в ту минуту не знал, чем им можно помочь.

— У тебя есть «огонь», есть джипы. Мы их догоним.

Я им объяснил, что «огонь» — это всего-навсего безвредные зажигательные бомбы, что оружия у меня нет, а джипами я имею право пользоваться только для охоты на животных. Кроме того, я не являюсь гражданином Уганды и не имею права, будучи только иностранным охотником, вмешиваться во внутренние споры между племенами.

— Нет, бвана. Ты все можешь.

Они не поняли моих доводов, а мне их было очень жаль. Себеи работали у нас, наш лагерь находился на их территории. Скот для них был самым большим богатством. Мне не хотелось их обижать. И еще, где бы я потом взял рабочую силу для нашего лагеря? Не мог же я его перенести на другую сторону реки Грик к карамоджа. К тому же это все равно ничего бы не дало, потому что карамоджа, в основном, не хотят работать. Что же делать? Мне хотелось помочь себеи не только из практических соображений, но и потому, что правда была на их стороне. Однако принимать решение в эту минуту было трудно и рискованно. Между племенами были давние и непрерывные раздоры. За четыре месяца нашего пребывания рядом с «линией фронта» было убито четырнадцать человек! Трудно было принять решение!

— Нельсон, — сказал я, наконец. — Пойдешь со мной.

— Ой, бвана, куда? — спросил он испуганно, думая, по-видимому, что мы идем воевать с карамоджа.

— Нельсон, пойдем в Хепсикуньо.

В Хепсикуньо находилась полицейская инспекция, главной обязанностью которой было как раз не допускать подобного угона скота. Но как только я упомянул о стражах закона, Нельсон испугался еще больше.

— Ой, бвана, нет! Ой, бвана, нет, нет…

Я смотрел на него, ничего не понимая. А потом вспомнил. Однажды охранник заповедника обнаружил, что недалеко от нашего лагеря браконьеры поймали в западню антилопу. Я оказался в крайне неприятном положении. Пришел полицейский и без долгих разговоров, арестовал Нельсона, избил его палкой и увез в тюрьму в Хепсикуньо. Я был уверен, что Нельсон к этой истории не имеет никакого отношения. И тогда я превратился в сыщика. Я начал искать. Примерно в двухстах метрах от лагеря, в хорошо скрытом кустами месте, я нашел костер, на котором коптили украденную антилопу. Преступником-браконьером оказался пастух нашего стада Бугисан.

— А почему полицейский арестовал именно тебя? — спросил я Нельсона после его освобождения.

Нельсон застеснялся, а потом признался, что он ухаживает за женой полицейского. Вот почему Нельсон предпочел пойти воевать с карамоджа, чем снова встречаться с разъяренным мужем.

В Хепсикуньо я отправился один. Начальник был пьян и мой рассказ не произвел на него никакого впечатления.

— Где ваш полицейский вездеход? — спросил я, потеряв терпение.

— Не знаю. Возможно, поехал за кукурузой.

— Тогда вызовите по радио помощь из Мбалы.

Мбала — это провинциальный городок себеи.

Начальник отхлебнул из бутылки солидный глоток и сказал:

— Не выйдет.

— Почему?

— Тот, который обслуживает радиостанцию, поехал играть в футбол.

На какой-то момент я просто онемел от удивления. Но потом вспомнил, что нахожусь в девственном лесу.

— Ну, сделайте что-нибудь! Дайте себеи несколько полицейских! Ведь сто шестьдесят коров — это не пустяк!

— Не могу, — ответил он.

Однако после долгих объяснений, он все же вызвал двух полицейских. Они тщательно оделись, причесались, взяли оружие и отправились искать стадо. Себеи приготовили свое оружие — различные копья, стрелы, панги. Спустя несколько часов поиска, стадо было найдено… Его гнали два воина. Карамоджа, видя превосходство противника, сбежали в лес. Раздался победный клич себеи.

Но вскоре на всю округу разнесся сигнал из воловьего рога. Карамоджа выскочили из укрытия и начали окружать себеи. Бой был коротким. С одной стороны — спокойные, добродушные себеи, которые даже не умеют обращаться с оружием, а с другой стороны — организованные и обученные карамоджа. Полицейские были счастливы, что унесли ноги.

Четыре себеи и один карамоджа были убиты, много раненых, а стадо разбежалось в буше Карамоджа — таков итог боя.

Однажды, через какое-то время после этой истории, я побывал в маньяте карамоджа. Должен признаться, что у меня душа уходила в пятки. Но все обошлось очень хорошо. Гость для них — всегда большое событие. Женщины ради гостя немедленно сменили рабочую одежду на парадную. А «одежда», в основном, состоит из украшений — бесчисленных бус или металлических браслетов на шее, руках и ногах. Мужчины у них тоже большие франты. Уход за своей внешностью, прической, одеждой и чистка украшений занимает ежедневно довольно много времени.

Мужчины с удовольствием танцуют и устраивают состязания ради девушек. Двое танцующих встают друг против друга и под возгласы и ритмичное похлопывание присутствующих начинают прыгать на месте. Ноги и все тело натянуты как струна. Кто прыгнет выше, тот и выигрывает.

— Спойте мне что-нибудь, — попросил я.

Долго они не могли понять, чего я от них хочу. Тогда я начал петь сам. Они поняли. Быстро собрались все вместе, один из них запевал. Это был очень своеобразный хор. Напоминало мне это «Страсти господни». Даже текст был, примерно, такой же.

Пели так:

«Пришел к нам белокожий, он лысый, мы думали, что он из Мороты, а он из Набисвы…».

Они явно хотели мне польстить и проявить свои добрые чувства ко мне. А я с удивлением обнаружил, что у них нет своих песен, нет своих традиций.

И все же мне довелось пережить еще один необыкновенный и незабываемый день — примирение между себеи и карамоджа. На границу тогда пришло около восьмидесяти воинов-карамоджа — в полном боевом снаряжении, сопровождаемых торжественными звуками рога. Навстречу им шли себеи. Они приближались друг к другу торжественно, медленно и гордо покачиваясь… Лица у них были хмурые. Я вспоминаю, как у меня тогда мурашки пробегали по телу. Зрелище было незабываемым.