Страна золотых пагод - Рамешова Станислава - Страница 6

А к рассвету сухая жара Бахрейна сменилась влажной духотой Бомбея. Раннее утро было таким же пасмурным, как горстка помятых бессонницей пассажиров, которым даже не хотелось выходить. Но трап подан, и пришлось подчиниться.

Первые шаги по летному полю — первое неожиданное впечатление: на каменных скамьях вдоль ограды и просто на земле спали люди. Грязные лохмотья, бывшие когда-то платьем, обнажали тощие босые ноги; рты спящих, измазанные засохшим бетелем, полуоткрыты…

А рядом, в дверях аэровокзала, нас поджидало видение из сказок «Тысячи и одной ночи» — служащая аэропорта. Молодая, красивая, стройная. Голубое сари ниспадало с ее плеча, шелестело шелком. На тонких смуглых руках позвякивали браслеты. Волшебная прическа с орхидеей в смоляных волосах, прелестная улыбка. «Не туда; пожалуйста, наверх».

В зале транзитных пассажиров уже стояли служащие в красно-белой униформе с подносами прохладительных напитков.

В зеркальных витринах магазинов светились серебряные чеканные сосуды, излучали блеск драгоценности, матово белели статуэтки из слоновой кости. На полках теснились кипы вышитых сари, сказочно красивых и сказочно дорогих.

Два лица Востока, два мира — роскошь и бедность, доводящая до отчаяния.

…И снова неоглядный океан, блекло-синий от беспощадных лучей солнца купол неба. Там, за Бенгальским заливом, лежит Бирма.

Внизу вдоль побережья потянулась зеленая полоса, исчерченная линией дорог, мозаика рисовых полей, воробьиные гнезда бамбуковых хижин.

Блеснуло что-то яркое, желтое, высоко вознесенное над землей. Это шпиль знаменитой пагоды Шведагон. Значит, под нами Рангун — столица Бирмы, город, украшенный голубыми чашами двух озер — Инья и Кандоджи — и широкой лентой реки Рангун.

А золотая ступа светилась, блестела, исчезала из поля зрения и вновь, словно дневной маяк, появлялась на следующем вираже самолета, с каждым разом становясь все отчетливее. Мы приземлились в аэропорту Бирмы — Мингаладон.

Время едва перевалило за полдень. Аэродромное поле излучало жару, и воздух дрожал, колебался над горячим бетоном, как над раскаленной пустыней. В лицо ударила влажная духота, тяжелым грузом навалилась на плечи, связала ноги. Дорога до двухэтажного здания аэропорта казалась бесконечной. Наконец, разгоряченные, взмокшие от пота, мы вошли в прохладный кондиционированный зал и через минуту уже зябко поеживались от сырой прохлады. Прохождение формальностей, казалось, никогда не закончится.

Голос в громкоговорителе уже давно оповестил об отлете чехословацкого лайнера, а таможенники в униформе цвета хаки и белых гольфах все еще досматривали имущество прибывших пассажиров, хотя их было не так уж много.

Это было время, когда власти ограничивали въезд в Бирму. Он был разрешен только дипломатам, бизнесменам, лицам, приезжающим в страну со служебными целями. Потоки паломников из соседних стран прекратились. Желание поклониться рангунской пагоде Шведагон или пробыть какое-то время в монастыре Мандалая стало недостаточно веской причиной для получения визы.

Положение изменилось только в семидесятых годах, когда правительство начало поощрять приток туристов, дающий иностранную валюту. Красочные рекламные проспекты бирманского Туристского бюро приглашали посетить страну и гарантировали въездную визу сроком на семь дней без каких-либо осложнений.

Тогда же было построено несколько комфортабельных отелен в самых примечательных местах — Пагане, Мандалае, близ озера Инле и, конечно, в Рангуне, который стал землей обетованной для туристов. Заметьте: не для паломников, а для туристов. Тех, кто приходят в пагоды не за тем, чтобы поразмышлять над смыслом жизни, а чтобы сделать удачный фотокадр, снять фильм о себе в экзотических краях.

По мраморной платформе Шведагона сегодня бродят толпы праздных туристов, увешанных фотокамерами, точно так же как у египетских пирамид, Пизанской башни пли пражского собора святого Витта.

Жарким пламенем полыхает на солнце пагода Шведагон — «золотая слава» Бирмы, одна из самых почитаемых в мире буддийских святынь. Сияет в убранстве драгоценных камней. Покойно и умиротворенно высится над шумным городом, залитым влажной тропической жарой, над смесью запахов и говором разноязыкой толпы.

Кто знает, не будь Шведагона, вырос бы здесь, в душном районе дельты Иравади, город, которому суждено было стать столицей страны?!

Никто из бирманских королей никогда не располагал свою резиденцию в этих местах. Столицы возникали и исчезали на севере страны, в районах Верхней Бирмы[1]. Южные же края оставались дикими, необжитыми. Не приставали тут корабли заморских купцов. Девственные леса кишели дикими тварями. Стояла лишь небольшая деревушка — всего несколько бамбуковых хижин, обнесенных забором, удаляться от которого жители не рисковали.

Почему же на этом негостеприимном куске земли люди все-таки селились? Да потому, что рядом, на холме Тейнгоутера, стояла священная пагода Дагон, к которой отовсюду съезжались паломники. К тому же здесь протекала река Хлайн (один из двенадцати рукавов Иравади) и до моря было рукой подать. Росла известность пагоды — росло и значение поселения, постепенно становившегося городом. Пагода достраивалась, стремилась ввысь, город — вширь.

Однако много воды утекло из Иравади, тонны речного ила нанесли ее волны, в несколько раз увеличив площадь плодородных земель дельты, прежде чем на берегу Хлайн, или, как часто ее называют, Рангун, вырос большой порт и столичный город с населением, перешагнувшим ныне за второй миллион.

Более двух тысяч лет стоит Рангун. Разные он носил имена. В давние времена, когда высота пагоды едва достигала двадцати метров, горстка лачуг на берегу Хлайн, окруженная непроходимыми лесами, называлась Оуккала. В XI веке она превратилась в рыбацкую деревушку, которую жившие здесь моны стали называть Дагон — в честь пагоды. Со временем к слову «Дагон» люди прибавили частицу «шве», что значит «золотой». Кстати, с частицы «шве» начинаются названия всех бирманских пагод, крытых золотом.

В XVIII веке, когда король Алаунпая, объединив страну, захватил Дагон, он приказал обнести его стеной и переименовал в Янгоун, что означало «конец вражде». Позднее англичане стали называть город Рангун. Но и теперь бирманцы предпочитают исконное имя своей столицы— Янгоун.

Трижды Англия воевала с Бирмой. В первых двух войнах она отняла у нее южные плодородные земли и лишила выхода к морю. Но оставался свободным еще север страны со столицей Мандалай. Шестьдесят лет понадобилось колонизаторам, чтобы подчинить себе страну.

Во второй половине XVIII века Рангун из заштатного городка превратился в крупный морской порт. Через него проходил весь поток экспортных и импортных грузов. Отсюда отправлялось во все концы мира бирманское «белое золото», рис.

Часто западные историки пишут о том, что колонизаторы несли порабощенным народам Азии достижения науки и техники своих более развитых стран.

Да, они строили города, прокладывали дороги, телеграф, осваивали целинные земли, ввозили машины, разведывали недра. Но ведь все это было подчинено единственной цели — быстро и без помех грабить страну.

Британские фирмы беззастенчиво вывозили богатства Бирмы — тиковую древесину, нефть, рис. Англичане начали добычу свинца, цинка, сурьмы, серебра, олова и вольфрама.

Они строили причалы, но для того, чтобы к ним швартовались пароходы Великобритании, имевшие монопольное право на морские перевозки между Бирмой и другими странами. По Иравади стали ходить колесные пароходы, принадлежавшие, конечно, британской компании. А когда речные перевозки перестали справляться с растущим грузопотоком, началось строительство шоссейных и железных дорог.

Постепенно Рангун стал экономическим и административным центром Бирмы. Здесь сходились все водные, шоссейные и железные дороги.

Город строился. Исчезали узкие извилистые улочки, уступая место прямым, как стрелы, улицам и площадям. Каменные жилые дома оттеснили к окраинам бамбуковые хижины.