Таинственная Каффа - Бибер Отто - Страница 15

Со всех сторон великого царства стремится сюда народ, чтобы увидеть императора и принять участие в этой трапезе, Пиршество начинается рано утром: семь тысяч человек одновременно размещаются в большом тронном зале. С восьми часов утра и до заката пируют у императора тысячи людей. В такой день расстаются с жизнью до восьмисот быков. Бибер так описывает этот пир:

«Еще с большим трудом, чем два дня назад, паж проложил мне сегодня дорогу через ворота и дворы к большому, празднично украшенному тронному залу. Вокруг множество людей. Тесно прижавшись друг к другу, они терпеливо ждут, пока наступит их черед. Все празднично одеты в белые шама с широкими красными полосами.

Сквозь пеструю мозаику оконных стекол в зал попадает лишь рассеянный солнечный свет. Слева нежно расцвеченный шелковый занавес ограждает высокую эстраду. Там на полу лежат бесчисленные ковры и подушки… В этой части большого тронного зала толпятся пажи, придворные, чиновники, священники и вельможи. Захватывающая роскошь красок! Картина, словно из восточной сказки.

Внезапно наступает полная тишина: Менелик входит в обширный тронный зал. И, как этого требует строгий обычай страны, пажи скрывают трон покрывалами, пока император занимает свое место. Он вновь доступен взорам лишь тогда, когда опустится в кресло.

В черной широкой шелковой мантии, с белым платами вокруг головы, император величественно покоится на красных подушках. Он неподвижен. Справа и слева от трона пажи ожидают его повелений. Рядом с Менеликом сидит надменный рас Вольде Гиоргис, которого сегодня я вижу впервые. Так вот он каков, победоносный полководец, уничтоживший Каффское царство! Меня, посланника австрийского императора Франца-Иосифа, рас Вольде Гиоргис едва удостаивает единственным взглядом!

Рядом с ним дедшас Ванау Саггарт. Он еще совсем ребенок. По амхарскому этикету его никто не приветствует, никто не замечает. Но со временем, когда Менелик умрет, он станет великим и могущественным. Он — будущий властелин. Теперь же ни один из тысячной толпы не обращает на него внимания. Это было бы величайшим оскорблением для Менелика, царствующего императора.

Я сам, как европейский сановник, сижу на маленьком деревянном табурете слева от императора. Напротив меня — первосвященник из Аксума. Рядом — единственный министр-европеец, верный советник Менелика, швейцарец Альфред Ильг. Еще вчера мне представился случай коротко переговорить с ним. Я рассказал ему о своих планах и работах, о моем горячем желании поехать в Каффу, чтобы сохранить все, что возможно, для науки. Министр проявил исключительно глубокое понимание. Он обещал мне свою помощь, и я уверовал в успех. Подле трона и повсюду на разных подставках возвышаются серебряные канделябры с горящими свечами. За ними следят пажи.

Меня подавляет эта восточная роскошь. Вот слуги императора ставят передо мной великолепный плетеный стол. На нем несколько ломтей хлеба, молоко и кувшин, наполненный отличным медовым вином — теджем.

Затем начинается трапеза по строгому эфиопскому этикету. Никто из вельмож не произносит во время еды ни слова. Подле моего стола стоит слуга с большими кусками сырого мяса. Вот он протягивает мне нож, и я пытаюсь по примеру других, есть сырое мясо на эфиопский манер. Против ожидания, очень вкусно. Так нежно это мясо, что оно буквально тает на языке. Теперь мне протягивают тедж, затем трапеза продолжается. Все происходит быстро и беззвучно. И все же я сижу за столом почти целый час.

Наконец все встают. Император омывает руки за занавесями, которые держат пажи. И нам подают воду для омовения и платок, чтоб вытереть руки. Снова открываются занавеси. Свечи и стол, за которыми обедал император, исчезли. Уносят прочь и мой стол, и теперь мне виден огромный зал.

Император приглашает придворных к себе и удостаивает их беседы, а в зале слуги и служанки накрывают столы и наполняют сотни и тысячи кубков превосходным теджем.

Внезапно снаружи раздается дробь барабанов, и зал наполняется тысячами людей, преимущественно солдатами. Все усаживаются. Чаши тотчас идут по кругу. Истребляются горы мяса. Слышится чавканье, чмоканье, прихлебывание и рыганье.

Под грохот тромбонов, звуки скрипок, лютен, свирелей входит Оркестр императора. Шествие замыкают многочисленные фанфаристы. Музыка доводит шум и суматоху в зале до оглушающей какафонии.

Сам император сидит на троне величественна и неподвижно, как статуя. Но тем живее его глаза. С видимым удовлетворением наблюдает он за своим народом.

Тем не менее я чувствую себя весьма неуютно. Я отлично понимаю, что Менелику доставляет особое удовольствие продемонстрировать это торжественное пиршество мне, посланнику Франца-Иосифа. Но мне ясно также и то, что сейчас как никогда близок решительный момент, который определит мое будущее. Теперь я должен решиться изложить мою просьбу императору.

Сейчас или никогда — это я ясно чувствую представится случай добиться цели. Даст ли Менелик разрешение мне, ученому? И точно по мановению волшебной палочки вскоре появляется чиновник Менелика, чтобы позвать меня к императору. Великий момент наступил!

Менелик снова благосклонно расспрашивает меня о том и о сем. Сдерживая возбуждение, я по возможности отвечаю на все его вопросы… Ильг сидит рядом С нами и слышит нашу беседу.

Осторожно, чтобы не возбудить у Менелика малейшего недоверия, я рассказываю о своем детстве, юности, о своих планах, о приключениях и разочарованиях. Менелик, видимо, увлечен моим рассказом и слушает с величайшим интересом. И вот теперь я здесь, — говорю я, — в Аддис-Абебе и прошу великого негуса-негести дать мне разрешение отправиться в его провинцию Каффу. Я хотел бы исследовать ее древнюю культуру, сохранить ее для народа Эфиопии и науки.

Я кончил. Теперь моя просьба была высказана. Я понимал, что сейчас, именно в эти минуты, решится судьба моего путешествия.

Менелик, видимо, был тронут моей длинной речью. Он долго молчал. Затем я испытал жестокое разочарование. Менелик подозвал меня еще ближе к себе. В нескольких словах он объяснил, что мою просьбу выполнить невозможно. Он, сам император, строжайшим образом запретил всем чужеземцам выезжать из Аддис-Абебы в глубь страны.

Я понял: напрасен был мой путь, напрасной была моя просьба. Не помогли мои мольбы, я должен снова вернуться обратно в Вену, так и не увидев Каффы! Будучи так близко к цели, я вновь вынужден возвратиться, ничего не добившись, должен покинуть Эфиопию!

Вчера еще преисполненный надежды, сегодня я совершенно разочарован. Итак, я снова уеду обратно, покину Аддис-Абебу, вернусь домой в Вену, к Францу-Иосифу, и передам ему от имени Менелика проект будущего договора между обоими государствами. Я выполнил возложенное, на меня поручение, но снова не достиг своей цели — тщетны моя работа, мои старания, стремления!»

Как явствует из приведенных страниц дневника, Бибер глубоко потрясен. Попадет ли он вообще когда-нибудь в Каффу?

Хотя он все еще находится в Африке и Каффа лежит от него на расстоянии нескольких сот километров, теперь она гораздо более недостижима, чем когда-либо…

Аддис-Абеба, 1905 год. Великое решение

Аддис-Абеба, 1905 год! Солнце пылает над огромным широко раскинувшимся городом. С раннего утра на улицах царит особенное оживление. В течение нескольких дней из уст в уста переходит известие, что от побережья вот уже неделю сюда движется множество белых людей с носильщиками, мулами и верблюдами. Сегодня караван ждут в Аддис-Абебе.

Хотя еще очень рано, мужчины и женщины собираются группами и обсуждают предстоящее событие.

Как всегда в особых случаях, сверху, из императорского дворца Гиби, слышна барабанная дробь. Менелик раньше обычного покидает дворец со своими многочисленными спутниками. Теперь возбуждение тысячеголовой толпы достигает своего апогея. Менелик и его свита едут навстречу каравану.

Далеко за городскими воротами приветствует негус посланную Францем-Иосифом большую торговую миссию. Церемониям нет конца, и народ, свидетель обмена приветствиями, полон воодушевления. Сенсацией дня для Менелика и его подданных становится дорожный каток, посланный в дар Францем-Иосифом. Это первый каток в Эфиопии. С радостным любопытством толпа глазеет на чудо. Мужчины и женщины накидывают ковры и расшитые покрывала на тяжелый каток, который с этого момента станет их помощником в дорожных работах. С радостным гулом, криком и песнями тысячи эфиопов вкатывают его в город.