Кто последний за смертью? - Рокотов Сергей - Страница 31

Николаев и Клементьев больше не имели ничего сказать и откланялись под гневные взгляды Исаака Борисовича. Довольно очевидное дело, — хмуро заметил Клементьев. Да как сказать, — неопределенно ответил Николаев. — Могут быть и нюансы…

Нюансы появились немедленно. В милицию позвонил неизвестный и сообщил, что знает место, где жили Лена и Полещук. Себя назвать отказался. Из милиции позвонили в машину Клементьеву. Никитский ботанический сад, — сказал Клементьев. — Они там снимали дом.

… Одинокий домик недалеко от берега моря. Вокруг на большом расстоянии никаких строений. Искать оказалось довольно трудно, они плутали на машине еще с полчаса, пока, наконец, не поняли, о каком доме говорил неизвестный. Свет в доме не горел, и издалека его просто не было видно. Со всех сторон росли деревья, так что летом этот домик вообще бы невозможно было найти.

Дверь была заперта. Пришлось взламывать. Зажгли свет — две маленькие комнаты, разбросанные мужские и женские вещи, запах хороших духов, туалетные принадлежности… В холодильнике изрядный запас продуктов — мясо, овощи, фрукты, йогурты, ветчина, сыр, бутылка вина, несколько бутылок пива… Да, вот тут они и жили, — печально заметил Клементьев. — Надо производить тщательный осмотр помещения.

На их счастье, помещение оказалось не очень большим. Оттого и осмотр не затянулся на всю ночь. В платяном шкафу за женским бельем Клементьев нашел сумочку. В ней лежали два загранпаспорта на имена Ивановой Ирины Юрьевны и Харченко Андрея Григорьевича с фотографиями Лены и Полещука. Так, что тут еще? — бубнил Клементьев, роясь своими мощными руками в сумочке. — Ого, Павел Николаевич, тут письмо какое-то… На-ка, держи…

Николаев взял письмо, написанное женским почерком.

«Здравствуй, Кирилл! Я решила написать тебе, потому что меня ужасно мучает совесть. В последние дни я просто места себе не нахожу. Я поступила подло по отношению к тебе и твоим родителям. Я не хочу валить все на Андрея, я сама во всем происшедшем виновата. Теперь я нахожусь здесь, у меня ценности, принадлежавшие вашей семье, но они не приносят мне никакой радости, я не могу на них смотреть. На чужом несчастье счастья не построишь. Я не знаю, для чего я все это пишу, мне просто очень плохо. Я так страдаю без Вики, моя дочка снится мне каждую ночь, и я просыпаюсь в ужасе от того, что она осталась во сне, и ее нет со мной. Я думала, что с Андреем я сумею забыть про все, уверенная, что моя дочь, которая стала и твоей дочерью, будет сыта, одета, обута, образована и т.д. Но теперь здесь, в оторванности от всех близких, я поняла, что все это не так. Я не могу жить без нее и не знаю, как буду жить дальше. Я даже стала подумывать, не вернуться ли мне домой. Я знаю — меня будут судить и посадят в тюрьму, но у меня будут хоть какие-то надежды на свидание с Викой. Я всю жизнь любила Андрея, да, я не любила тебя, но этой любви для счастья оказалось недостаточно. Я не знаю, зачем я все это пишу и отправлю ли это письмо, наверняка, нет, просто побоюсь, но пишу, потому что должна все высказать хоть листу бумаги. Прости меня, если можешь, поверь мне, я очень несчастна…» Все. На этом письмо прерывается, — закончил чтение Николаев. Эвона как, — задумчиво протянул Клементьев. — Отправила бы, была бы жива… А кто же это все-таки позвонил в милицию? — сузив глаза и глядя в сторону задал риторический вопрос Николаев. — Именно сейчас, зная, что они погибли. Раньше-то почему не сообщали? Ты хочешь сказать, что кому-то выгодно, чтобы мы это прочитали именно сейчас? Конечно. И странно еще то, что Полещук с Леной пошли в такое людное место, как ресторан в гостинице «Ялта», чтобы отметить ее день рождения, как будто нельзя было это событие отметить, например, здесь, в таком уединенном месте, на берегу моря. Больше того, там зарисовался столь известный в городе человек, как этот Исаак Борисович. То есть, кому-то захотелось, чтобы видели, как Полещук встречается с человеком, скупающим старинные ювелирные изделия. Ведь, наверняка, Полещук не собирался продавать кольцо старику за гроши, не такой это был человек. А мог бы и продать, кстати, — не согласился Клементьев. — Когда деньги нужны позарез, и пара тысяч долларов — большие деньги. Тем более, колечко далеко не последнее… Позарез? У Полещука должно было быть около ста тысяч долларов. На кой черт ему продавать кольцо по дешевке, да вдобавок светиться в городе с этим кольцом? Почему вообще они не умотались за кордон с этими паспортами? Паспорта, похоже, совершенно подлинные. За деньги сейчас что угодно можно купить. А вот с этими побрякушками просто так не улизнешь, не имея прикрытия. Нужна серьезная подготовка, большие связи. И потом вот еще что: странно, что у них при себе были их подлинные паспорта… Хочешь сказать, все подстроено? И мы должны были увидеть убитых Воропаеву и Полешука? Но ведь их опознали…

Николаев махнул рукой. Пойди в машину, позвони, узнай, кому хоть принадлежит этот домик.

Через несколько минут он вошел. Дом принадлежит некой Ворониной, бывшей сотруднице Никитского Ботанического сада. Сейчас она проживает в Симферополе, а этот домик использует летом в качестве дачи. Но в нем можно, как видишь, жить и зимой. Отопление, вода, все, как видишь, удобства. Ее покойный муж занимал высокий пост в горисполкоме. Да, такой домик просто так не дадут приватизировать…Ладно, Григорий Петрович, поехали в Симферополь. Спать нам с тобой, видно, сегодня не придется. Время не терпит. Позвоню-ка я Косте, — сказал в машине Николаев. — Глаз он не должен спускать с Воропаева. Все меньше и меньше нравится мне этот господин в кашемировом пальто. Думаю, и Воронина нам сообщит нечто интересное, — крутя баранку по горным дорогам, пробасил Клементьев. Костя, — услышал Николаев голос Гусева. — Что там наш друг Кирилл поделывает? Я его давно не видел. Не выпускай его из гостиницы. Мы с Клементьевым едем из Никитского Ботанического сада в Симферополь. Кто-то позвонил в милицию и сообщил адрес пребывания покойных. А старику Исааку Борисовичу, кстати, Полещук предлагал кольцо. По дешевке. Все, подробности потом, а сейчас беги к нашему другу, проверь, в номере ли он. И глаз не спускай…

Николаев закурил и проворчал: Мне кажется, сегодня ночью нас ожидают интереснейшие сюрпризы. Посвяти в ход мысли, Павел Николаевич. Погоди, Гриш, дай срок…Давай, доедем до Симферополя, побеседуем с этой Ворониной. Там, уверен, многое прояснится, а что будет неясно, я попытаюсь объяснить.

В машину позвонил Гусев и сообщил, что Кирилла в номере нет.

Николаев что-то проворчал, а потом крепко выругался. Его мучало предчувствие чего-то страшного, чего предотвратить никто не мог. Видимо, им противостояли грозные силы…

В Симферополь приехали далеко за полночь. Но Воронину разыскали быстро — Клементьев знал город как свои пять пальцев… Что такое? Кто вы? — через цепочку было видно лицо пожилой женщины. Капитан Клементьев из уголовного розыска и майор Николаев из Москвы. Откройте, пожалуйста, — протянул ей удостоверение Клементьев.

Дверь открылась. Что случилось такое? Убили, что ли, кого? До утра нельзя было потерпеть? — Воронина говорила властным голосом, ка женщина, знающая себе цену. Вы Воронина? Я Воронина Галина Петровна. Что такое произошло? Вы совершенно правы, — мрачно произнес Клементьев. — Убили кое-кого. И не кое-кого, а ваших квартирантов. Потому-то до утра никак невозможно. Иру и Андрюшу?!!! Они представились вам так? Я видела документы. Иванова Ира и Харченко Андрей. Они из Москвы. Медовый месяц. Такие хорошие ребята…. — хваталась за голову Воронина. Да, месяц у них получился очень даже медовый, медовее не бывает, — проворчал Клементьев. — Но дело не в этом, Нас интересует один вопрос — кто вам порекомендовал этих квартирантов. Ваш домик даже уголовному розыску отыскать невозможно, уж до того он хорошо привязан к местности…Так что, такие дома для счастливых молодоженов можно найти лишь по большому блату. Кто порекомендовал? — удивленно подняла брови Галина Петровна. — Кирюша Воропаев, я его очень хорошо знаю.