Час Совы - Рокотов Сергей - Страница 37

— Не знаю, наверное, нет, — тихо произнесла Алиса.

— Наверняка, совсем недавно, если бы вас спросили, в состоянии ли вы перенести такое горе, какое обрушилось на вас сейчас, вы бы тоже ответили отрицательно. Однако, переносите с честью. Кто знает, на какие поступки мы способны в критические минуты… Мы и сами этого порой не предполагаем. Короче говоря, эта женщина, чистая, любящая, открытая душой сначала была оклеветана одним мерзавцем, которого вы, кстати хорошо знаете, а затем предана своим любимым мужем… Она в порыве ярости зарезала свою соперницу и получила восемь лет тюрьмы. Вы представляете, что такое ВОСЕМЬ лет тюрьмы?

— Вряд ли, — покачала головой Алиса.

— Она отсидела их от звонка до звонка… Выдержала с честью все испытания. А потом надела на себя маску… Она могла бы заняться чем-нибудь другим, но она слишком презирала этот мир. Она стала глумиться, лицедействовать над этой жизнью. Побиралась по электричкам, пела, играла на гармошке, жила в глуши… И кто знает, сколько времени она бы вела такой образ жизни, если бы однажды в электричке не встретила… Знаете кого? Точную копию своего заклятого врага…

— Это…, — побледнела Алиса. — Я, кажется, начинаю что-то понимать… Неужели?

— Это все ерунда, Алиса Павловна. Пока все это ерунда. Ну встретила и встретила человека, как две капли воды похожего на своего отца. Важно другое, зачем этот человек ехал поздно вечером на электричке в далекую глушь, какие у него были планы…

— Ну и какие же у него были планы?

— Самые страшные… Чудовищные планы… Впрочем, они были продиктованы весьма благородной целью.

— Благородной?!

— Да, благородной. Женитьбой на женщине, которая ждет от него ребенка.

— То есть, на мне?

— Да, на вас. Только для этого надо было устранить другую женщину. Которая тоже ждала от него ребенка…

— Боже мой, боже мой, — Алиса закрыла руками лицо. — Этого не может быть…

— Не может, вы правы, — вздохнул Роман. — Только, к сожалению, было.

— Ну и что?! — Алиса отняла руки от лица и приподнялась с плетеного кресла. — Он сделал это?

— Он сам был не в состоянии сделать это. Это должен был сделать другой…

11.

— Это ты?! — закричал Рыльцев. — Ты какого черта здесь делаешь?

Бледный, сгорбленный, трясущийся с похмелья Вадим Навроцкий в этот момент вовсе не был похож на героя-любовника фильмов шестидесятых-семидесятых годов и любимца публики. Он испуганно озирался по сторонам, а затем взгляд его остановился на совершенно обнаженном мэтре, который брезговал снимать его в своих шедеврах, считая его появление на съемочной площадке дурной приметой. Навроцкий тупо уставился на это странное и неприятное зрелище. Ника в это время стояла, повернувшись к Навроцкому спиной.

— Эге, — прохрипел Навроцкий. — Игнат Константинович… Это вы? Какими судьбами? Какая приятная встреча! Не ожидал от вас такой экстравагантности…

— А что здесь делаете вы? — выдавил из себя Рыльцев.

— Что здесь делаю я? — пожал плечами Навроцкий. — Понятия не имею… Приехали какие-то головорезы, вытащили из квартиры, швырнули в машину и привезли сюда… Ничего, скоро выкинут вон… От меня поживиться совершенно нечем… Я нищ, как церковная мышь… А тут, глядишь, и похмелиться дадут… Честное слово, у меня в кармане семь рублей, даже бутылки пива на них не купишь… Однако, и видок же у тебя, народный Советского Союза…, — улыбнулся он. — Получаю истинное удовольствие от лицезрения такой замечательной особи…

— Будь спокоен, Навроцкий, дадут тебе похмелиться, — раздался голос Ники. — Тут народ не такой жадный, как ты. Помнится, в свое время ты своей жене не отнес ни одной передачи в тюрьму, хотя кормили там далеко не так, как в ресторане Дома Кино, где ты бесконечно торчал. Да и в лагеря её собирала больная мать, только что похоронившая мужа, а не процветающий киноактер, получавший за съемочный день больше, чем она в месяц.

— Вы кто? — прошептал Навроцкий. — Вы… откуда?

— Все оттуда же, Вадим Петрович. — Из мест, не столь уж отдаленных, из стран СНГ, из Казахстана, например… Ты, как говорится, уедешь к северным оленям, в жаркий Казахстан уеду я… Только ты ездил к северным оленям то в Норвегию, то в Финляндию, то в Швецию, а Казахстан оказался вовсе не таким уж жарким, — поежилась она от неприятных воспоминаний. — Почитывали мы там в свободное время «Советский экран» и другую прессу, от жизни не отставали, так что в курсе, как ты гремел в те годы… Эй, ребята, нет у вас там в багажниках холодненького пивка для актера Навроцкого! — крикнула она, поворачиваясь лицом к бывшему мужу. — А то он усох совсем, как я погляжу!

— Ника? — пролепетал позеленевший от страха Навроцкий.

— Она самая, — сказала Ника и похлопала Навроцкого по небритой щеке. А затем вытащила из кармана кожаных брюк платок и, брезгливо морщась, тщательно протерла руку. В это время один из парней молча принес бутылку «Жигулевского» и протянул её Нике. Та так же молча подала её Навроцкому.

— Испей, горемыка… Сейчас тебе предстоит суровое зрелище, — усмехнулась она. — Так что набирайся сил. На стриптиз Рыльцева ты не сумел поглядеть, погляди на мой… А потом увидишь крутой секс, какого и тебе не снилось…

Она стала расстегивать верхнюю пуговицу на кожаных брюках.

— Ты что? Не надо! — крикнул Навроцкий, держа в руках неоткрытую бутылку пива. — Обалдела, что ли?

— А почему это не надо? Надо… Мы же с ним старые любовники, не правда ли, Игнатий? Ну, чего же ты молчишь?

— Не было между нами тогда ничего, — пролепетал Рыльцев, держа сплетенные пальцы на причинном месте. — Она ударила меня по щеке, вырвалась и убежала.

— Правда? — спросила Ника. — А я, честно говоря, позабыла в лагерях… Думала, что на самом деле что-то было… Там хорошо умеют память отбить. Ну, раз так — одевайся, начинать с нуля с тобой совсем уж неинтересно. Ты стар, хил и отвратителен, — стала констатировать Ника, брезгливо глядя на него. — Грудь впалая, покрыта жестким седым волосом, ноги кривые, тощие, твой уд довольно скромных размеров, напротив же, яйца висят, как у слона. К тому же ты потрясающе бездарен, тебе никто никогда об этом не говорил?