Вор-невидимка - Ройзман Матвей Давидович - Страница 20

Мгновенно в голове созрел план. Я попросил Константина Егоровича дать мне на полчасика этот халат, дескать, хочу потолкаться среди мосфильмовцев и, не привлекая к себе внимания, посмотреть, как проводятся съемки «Евгения Онегина». Комендант подал мне халат. Надевая его, я поинтересовался, по каким документам проходят сюда работники киностудий. Оказалось, что по временным пропускам.

— Но вахтеры, зная некоторых в лицо, пропускают их, ничего не спрашивая, — посетовал Константин Егорович. , — Слабовата еще бдительность, придется кое-кому из вахтеров подкрутить гайки! — закончил он.

Во дворе я обошел «пикап» киностудии научных фильмов, в кабине которого читала журнал Маруся Ларионова — шофер, о котором упомянул Разумов. Войдя в здание, я понял, что в съемках «Онегина» наступил перерыв. В столовой сидели загримированные, в костюмах пушкинской эпохи, артисты и обедали. Белкина в столовой не было. Я поднялся наверх, в буфет, и потерялся среди одетых в синие халаты реквизиторов, осветителей, гримеров, рабочих. Они стояли возле стоек и закусывали. Слева за сдвинутыми столиками разместились «командиры»: режиссер, ассистенты, операторы, их помощники. Их обслуживала единственная официантка, которую изредка отзывали свои: театральные костюмеры, бутафоры, декораторы — все в одинаковых синих халатах. Я подсел к ним. Они приняли меня за киноработника и стали расспрашивать, когда наконец кончатся съемки «Онегина». Взяв стакан кофе и ватрушку, я стал искать глазами Белкина. Если бы не белесая голова, я едва ли обнаружил бы его — в синем халате среди синих халатов! Вероятно, кинематографисты считали Белкина работником сцены, как театральные служащие меня — сотрудником киностудии.

Белкин дожевал бублик, протиснулся сквозь ряды завтракающих, прошмыгнул мимо нашего столика. Его взгляд скользнул по моей фигуре, но он не узнал меня и вышел из буфета. Я поднялся и последовал за ним.

Он быстро шагал по длинному коридору, уставленному вдоль стен сохнущими декорациями, различными «юпитерами», реквизитом. На ходу он извлек из кармана фотоаппарат в желтом футляре и накинул его ремень на плечо. По коридору сновали в синих халатах работники из разных мастерских: пошивочной, струнной, костюмерной, красильни. В их руках были картонки, доски, узлы, ящики… Синий халат в отведенном для мастерских флигеле был настолько привычен, что на человека в нем никто не обращал внимания.

Белкин стал подниматься на третий этаж по лестнице, а я, зная о грузовой подъемной машине, юркнул в нее и опередил его. Возле дверей пошивочной я остановился будто заинтересовавшись объявлением, и краем глаза наблюдал за оператором. Белкин подошел к двери мастерской Золотницкого. Посмотрев на сургучные печати, он в сердцах плюнул и отправился по лестнице вниз. Тем же путем, в лифте, я обогнал его, прошел по коридору первого этажа до конца и здесь, в вестибюле, встал за широкую колонну. Я видел, как Белкин взял в гардеробе свою кожанку на цигейке, шапку, снял синий халат, сунул его — я это разглядел! — в пустой желтый футляр фотоаппарата и вышел во двор.

Теперь я уже не сомневался, что именно оператор, скорее всего, и есть тот вор-невидимка, который похитил красный портфель. Более того, возможно, что он подходил сегодня к дверям мастерской, чтобы разузнать, не работает ли мастер Золотницкий над «Родиной» и не пора ли начать охоту за этой скрипкой.

Мог ли я немедленно что-то предпринять против Белкина? Нет! Надо выяснить, с кем он связан, кто стоит за ним, что он собой представляет, судился ли? Наконец, нужны еще веские, «железные» улики! Ведь одних моих умозаключений и того факта, что Белкин постоял перед дверями мастерской, совершенно недостаточно для возбуждения против него уголовного дела!

Пришло время обратиться в Уголовный розыск.

В УГОЛОВНОМ РОЗЫСКЕ

Александр Корнеевич Кудеяров был еще подполковником милиции, когда я впервые пришел туда, чтобы писать о людях милиции, об их труде и подвигах, чтобы глубже изучить повседневную обстановку их работы. Кудеяров сказал, что читает почти все книги о людях его профессии, но авторы частенько романтизируют своих героев. По существу, все немного проще и в то же время гораздо труднее. Я возразил: проще — значит обыкновеннее, но кто же назовет связанный с опасностью для жизни розыск преступников обычным делом? Конечно, для него, подполковника, втянувшегося в свою работу, все кажется обыденным, даже героизм его сотрудников. А разве это заурядное явление?

Александр Корнеевич велел выдать мне постоянный пропуск. И я начал выезжать с оперативными работниками па места происшествий и постигать методы, с помощью которых раскрываются преступления. Я присутствовал при допросах в отделе дознания, в кабинетах следователей. И передо мной раскрывались тяжелые человеческие судьбы, изломанные, уродливые характеры. В криминалистическом музее я увидел в документах и фотографиях историю многих преступлений, макеты орудий рецидивистов. И это помогло мне ознакомиться с жестоким и гнусным уголовным миром.

Когда передо мной открылись двери научно-технического отдела, голова пошла кругом. Достижения физики, почерковедения, медицины, электроники, химии, дактилоскопии, биологии, рентгенографии были поставлены на борьбу с преступностью.

Сотрудники научно-технического отдела, как и все работники милиции, стремились не только раскрыть любое злодеяние, но считали своим долгом предупредить преступление. В этой напряженной работе им помогали профессора, кандидаты и доктора наук, изобретатели и крупные научные учреждения.

Бессознательно я присвоил многие взгляды, рассуждения, привычки, даже внешние черточки подполковника Александра Корнеевича Кудеярова герою моих повестей — майору Виктору Владимировичу Градову. Только я довел Градова до звания полковника, а Кудеяров уже был комиссаром.

— Что же это ты держишь в черном теле твоего Градова? — спросил меня Александр Корнеевич. — И в звании не продвигаешь: я скоро собираюсь на пенсию, а твой Виктор Владимирович все еще орудует так, будто и годы ему нипочем!..

Это был редкий случай, когда живой человек тревожился за созданного по его подобию литературного героя.

— Не беспокойся, — заверил я Кудеярова, — выйдя на пенсию, ни ты, ни Градов не почиют на лаврах! А вот я, того и гляди, сяду в лужу из-за дела Золотницкого.

— Ну, давай разбираться вместе, — сказал Александр Корнеевич и попросил секретаря вызвать нескольких работников подведомственного ему отдела.

А я тем временем вкратце изложил ему свои предположения.

Я смотрел на спокойное лицо Кудеярова, его черные веселые глаза, зачесанные назад седые волосы, открывающие большой с морщинами лоб. Этот милицейский генерал мог бы сойти за режиссера крупного театра или профессора-медика. Ничего «воинственного»! Его страстью — кто бы мог подумать! — было пчеловодство. Он имел на даче несколько ульев.

Сотрудники вошли в кабинет. Многих я давно знал. Кудеяров предложил всем сесть и положил перед нами альбом с фотографиями фарцовщиков. В нем были снимки молодых людей, выклянчивающих у иностранцев пестрые тряпки. Этот «товар» они сбывали глуповатым дамочкам и стилягам. Безусые скупщики и продавцы контрабанды боялись Уголовного розыска и прятались за разными кличками: Буйвол, Лягушонок, Сковорода, Красавчик, Бамбина… Как принято в уголовном мире, они объяснялись между собой на особом жаргоне, безжалостно уродуя русский язык и коверкая иностранные слова.

Вот на снимке двадцатилетний Француз. Он сидит на диване, рядом лежат его «трофеи»: нейлоновые рубашки, непромокаемые плащи «болонья». Вот Фиксатый — года на два старше Француза, закрывает от фотографа лицо рукой, он стоит за спинкой кресла, на котором выставлены зарубежные мокасины, женские сумочки, патефонные пластинки. Вот ровесник Фиксатого — Могиканин, продающий магнитофон «Грюндиг», английские галстуки…

Я листаю альбом, а мне рассказывают, что бывает и так: иностранный подпольный коммерсант почти все распродал, и тогда фарцовщик покупает ношеные пиджаки и брюки, грязную сорочку, носки. Но откуда у спекулянтов контрабандой столько свободного времени? Они нигде не учатся, не служат. Если только им грозит отмена паспортной прописки, они на месяц-два поступают на любую работу, а потом уходят «по собственному желанию». Эти жалкие бездельники высматривают в аэропортах и в гостиницах подходящего иностранца и обхаживают его до тех пор, пока он не соглашается что-нибудь продать. Постепенно фарцовщики заводят себе круг покупателей, посредников и укрывателей контрабанды…