Дело №306 - Ройзман Матвей Давидович - Страница 47

Через день капитан получил справку, что лицо, снятое на четырех предъявленных снимках, в картотеке профессиональных преступников не найдено.

Капитан, очень озабоченный, вошел в кабинет Градова и кратко доложил о постигшей его неудаче.

- Получается заколдованный круг, товарищ полковник! - с горечью сказал он.

- Да! - произнес Градов. - Мы хотели раскрыть с помощью Семена Семеновича подлинные мотивы преступления Комарова. Но, поскольку Семена Семеновича не обнаружили, надо с помощью Комарова доказать причастность этого человека к преступлению. - И полковник крепко потер рука об руку. - Не спорю, трудно.

- Почти безвыходное положение!

- Ой, нет! - воскликнул Градов. - Мы - советские разведчики по уголовным делам - должны найти выход из этого круга, и мы его найдем, капитан!

13

С утра мороз стал сдавать. Солнце, словно вымытое, сияло в прозрачной лазури. Снег на крышах стал крупнозернистым и посерел. Первые капли, округляясь, наливаясь серебром, оторвались от желоба и, сверкая, полетели вниз.

Открывая форточку, Мозарин услыхал птичий гомон, встал на подоконник и увидел воробьев. «Вот разбойники!» - подумал он.

Пока мать хлопотала на кухне, он, сидя на кровати, набрасывал в своем блокноте план завтрашнего допроса Комарова. Офицер решил строить его так, чтобы постепенно, шаг за шагом отступая, преступник вынужден был наконец назвать имя: Семен Семенович.

Раздался неожиданно ранний телефонный звонок. Мозарин нехотя взял трубку. Звонила Байкова и передала, что полковник просит Михаила Дмитриевича немедленно приехать к нему домой. Градов жил недалеко. Через десять минут капитан, почти залпом опрокинув в себя чашку кофе и на ходу закусывая горбушкой хлеба, выходил из квартиры, слыша за спиной возмущенный голос матери.

На улице свежо и молодо пахло талым снегом, дворники работали скребками или важно, словно разбрасывая семена на пашне, щедро засевали тротуар песком и золой.

Полковник был занят странным на первый взгляд делом: сидя у себя в кабинете, он с сугубо сосредоточенным видом склеивал осколки настенных тарелок. Одна из них изображала «Бегство Наполеона из Москвы», а другая - «Последние резервы Гитлера».

Дело было, конечно, не в тарелках. Подвернись другая работа для рук, полковник с такой же готовностью занялся бы ею. Вот так, почти механически орудуя пальцами, полковник плодотворнее думал. Прилаживая черепки друг к другу, он тоже размышлял о том, как повести допрос Комарова.

Градов взял бутылочку с клеем, составленным по его просьбе Корневой, окунул в клей кисточку и стал смазывать края осколков. Черт побери, ведь ни он, ни Мозарин, в сущности, ничего не знают об этом проклятом Семене Семеновиче! Как скрыть от преступника эту неосведомленность? Как выдать свою слабость за силу и получить от него недостающие сведения? В том, что Комаров не одиночка-преступник, Градов был твердо уверен.

Клей отлично скреплял края осколков. Вот уже скачет белый конь, уносящий из России возок с угрюмым Наполеоном. Удачное восстановление тарелки обрадовало полковника, его мысли потекли живее. Вспомнив о некоторых уловках Комарова, он решил сыграть на них - и нашел хорошее начало допроса. Когда из осколков второй тарелки стали возникать битые гитлеровцы, Градов уже мысленно набросал план допроса. После этого он еще и еще раз подумал: все ли доказательства будут убедительны для суда?

Только закончив свою работу и вручив жене тарелки, Градов начал разговор с капитаном. Мозарин изложил свой план допроса тренера. Полковник кое в чем одобрил его, но сделал много поправок и дополнений.

- Вы можете, Михаил Дмитриевич, сейчас спорить со мной, горячиться. Но завтра вы должны во что бы то ни стало победить!

- Виктор Владимирович, - ответил Мозарин, - я все это понимаю. Но я так ненавижу и презираю этого мерзавца, что боюсь потерять самообладание!

- Это никуда не годится! - возразил полковник. - Вы забыли, что поединок между следователем и преступником - это прежде всего война нервов. Если вы дадите волю нервам, то обязательно потерпите поражение. Спокойствие, спокойствие и еще раз спокойствие!

Совещание под председательством комиссара Турбаева происходило в большом зале. Это было собрание криминалистов - знающих и опытных людей, которых коллектив Уголовного розыска противопоставлял преступнику. Это собрание напоминало военный совет, где обсуждались успехи, ошибки, определялась тактика и намечался основной удар по врагу.

Но это же совещание можно было назвать школой оперативного искусства, где в качестве слушателей присутствовали молодые работники. Не на докладах и лекциях, а на разборе следствия по какому-нибудь сложному делу, которое коллективно, глубоко и всесторонне обсуждалось, наиболее плодотворно учились молодые офицеры, сверстники Мозарина.

Среди них сидел секретарь партийного комитета - моложавый капитан Денис Алексеевич. Внимательно слушая выступления, он присматривался к людям. Как бы еще раз, с новой стороны, он знакомился с душевным обликом своих товарищей, с их профессиональной подготовкой. Денис Алексеевич, сам следователь, с удовольствием наблюдал, как разгораются прения, как люди, совместно обсуждая, шаг за шагом идут к самой обоснованной версии, находят верные пути разоблачения мотивов этого преступления.

На большом экране были продемонстрированы: место убийства Комаровой, комната Комаровых, одежда тренера, записка, найденная на груди убитой. Мозарин рассказал о прямых и косвенных уликах, привел результаты научно-технических экспертиз, письма из техникума физической культуры, где учился Комаров, характеристики.

Обсуждая работу Мозарина, Градов указывал, что признание обвиняемого вовсе не является главной целью следствия.

- Если Комаров и признается, то это будет лишь полдела - ведь часто признание преступника является маскировкой, с целью оградить соучастников или скрыть дополнительные, наиболее важные обстоятельства преступления. Часто преступник рассуждает так: сознаюсь в одном этом преступлении - следствие на этом успокоится, зато другие дела будут шиты-крыты… В данном случае, повторяю, мотивы убийства кажутся мне недостаточно выясненными. Вообще, товарищи, мы уже давно работаем без этого стремления - во что бы то ни стало добиться признания подследственного, - говорил полковник. - Мы можем воспринять некоторые приемы тактики у пристава следственных дел Порфирия Петровича, образ которого создан Достоевским в его романе «Преступление и наказание». Но к этим приемам, разумеется, надо отнестись критически, осмыслить их, пользоваться ими по-новому. Да, Порфирий Петрович воодушевлен желанием раскрыть истину. Да, он - человек, обладающий внутренним чутьем, которое иногда подсказывает ему простое решение сложных вопросов. Однако - и этого нельзя ни на минуту забывать! - Порфирий Петрович организует и направляет все следствие только к одной цели: чего бы это ни стоило, заставить Раскольникова признаться в убийстве. Стало быть, Порфирий Петрович идет по пути формального доказательства. Но это чуждый нам путь никогда не приведет к раскрытию подлинных причин преступления. Мозарин прав: Комаров, возможно, признается в преступлении, но он будет до конца отрицать связь с Семеном Семеновичем. А нам важно ее установить, чтобы задержать этого преступника, по моему разумению более опасного, чем сам Комаров…

Все участники совещания стремились помочь Мозарину. Они анализировали версии, обобщали улики, разбирались в противоуликах, приводили примеры расследования сходных преступлений. Словом, на совещании шла творческая работа.

Один из старших уполномоченных, бывший пограничник, советовал сразу пустить в ход записку, написанную Румянцевым и подброшенную Комаровым. Он доказывал, что преступник придает огромное значение, во-первых, этой записке, во-вторых, рассчитывает на «бесспорное» алиби.