Гангутский бой - Прохватилов Валерий - Страница 4

4

Тут перо, прорвав бумагу, застопорилось. Пётр поморщился, пробовал взять другое — не стал.

Мысли опять вернулись в сегодняшний день, ибо начатое много лет назад каторжное дело войны завершения своего требовало — безотлагательно и сурово.

Пётр поднялся, вышел из-за стола, в колоколец медный, прибитый возле входных дверей, дважды громко позвякал: несмотря на поздний час, вновь графа Апраксина позвать приказал.

Утром следующего дня войскам был приготовлен приказ.

Галерному флоту предписывалось пройти вдоль берега, в шхерах, от Кроншлота[3] до Гельсингфорса и далее до Або.

Русскому корпусу в Финляндии князя Голицына обеспечивалась бы, таким образом, необходимая помощь. Предусматривалась также возможность высадки десанта на форпост Швеции — Аландские острова.

В случае удачи военные действия впервые за четырнадцать лет могли перейти на шведскую территорию.

Парусному флоту приказано было флот галерный сопровождать «до входа оного в шхеры». После чего парусный флот должен был пересечь залив и стать на якоря в Ревеле — для охраны берегов от возможного рейда неприятельских кораблей.

Мимо Ревеля к Кроншлоту и Петербургу не должно было пройти незамеченным ни одно из шведских судов.

Командующим русским галерным флотом был назначен генерал-адмирал граф Фёдор Матвеевич Апраксин.

Парусный флот становился под флаг старшего по чину контр-адмирала Петра Михайлова.

3. НА ТОЙ СТОРОНЕ

тро 19 мая 1714 года было в Стокгольме пасмурным и угрюмым. Узкие кривые улицы, казалось, удерживали туман, подавая восходящему солнцу возможности растопить, развеять его.

Пасмурным было в то утро и настроение у генерал-адмирала Ватранга, в третий раз уже пытавшегося добиться за последние две педели от членов своего военного совета былого единодушия.

Вкруг стола сидели испытанные соратники, опытные воипы-флотоводцы. Среди них — шаутбенахт Эреншельд, задумчивый, молчаливый человек с резкими чертами обветренного лица. Рядом с ним — адмирал Лиллье, вечно готовый к действию, порывистый, беспокойный. Им Ватранг доверял обычно, как самому себе, но и в их коротких репликах не видел сегодня единства цели.

Выслушали текст депеши, полученной из Константинополя от Карла XII. От великого Карла-завоевателя, иод йогой которого стонала половина Европы. Король приказывал беречь силы для решительного сражения. строить новые корабли, обучать людей.

«Наш ли это король?» — думал с тревогой старый адмирал, слушая текст депеши и поражаясь безмерно какой-то странной расплывчатости и размытости её содержания. Этакую-то фразу и любая кухарка, к грамоте способная, может миру явить. Из чего строить? На какие средства? Кого обучать?.. Скоро земледельцев не останется в Швеции — все пойдут под ружьё! Может, и впрямь подменили нам там, в далёком Константинополе, короля? Или, может, слишком сладки звуки несен наложниц султана? Кто знает?..

Главное, на чём постоянно настаивал Карл, — никакого мира с Россией! Никаких переговоров — только война! В этом он был последователен, неотступен и твёрд. То есть военные действия необходимо было продол жать — даже вопреки всякой логике. Несмотря на полосу тяжелейших испытаний, в которую вступила страна…

Нет, открыто никто не смел высказать недовольство внешней политикой Карла. Слишком ещё силён был в армии авторитет короля, слишком велика его воля. Но во взглядах старых своих товарищей, в репликах неохотных, оброненных как бы вскользь, даже, можно сказать, во вздохах видел старый Ватранг осуждение короля. В лучшем случае — сильное сомнение в правильности его поступков и указаний. Шутка ли сказать — пятый год живёт Карл в отрыве от родины! Крови её не видит, пульса её не чувствует, не улавливает прерывистого дыхания.

Тяжко дышит все эти годы Швеция, тяжело. Смолкли песни и музыка, смех не слышен, и не видно улыбающегося лица. Разоряются, нищают деревни с каждым новым поколением работников, уходящим на бойню. Затихают города, заколачиваются ставни в домах, закрываются целые ремесленные провинции — нет торговли, нет доходов, нет под кровом уюта.

Даже армия наёмников перестала оправдывать себя — это тоже сознавать горько, но приходится сознавать. Это факт, и уйти от него нельзя. Жалованье солдатам многих полков не выплачивается второй год. Ропот слышен в полках, и уже докладывают командиры о появлении перебежчиков, дезертиров.

Интересно, куда же смотрит сенат — высший орган правительства в отсутствие короля? Было ведь решение — ещё месяца три назад — собрать государственные чины, то есть представителей всех сословий, и поставить перед ними вопрос о заключении мира и о выборе регента государства. Снова посылали с этим вестника к королю. Но король-то молчит!.. Или явно отмахнуться от дел старается ничего не значащими депешами. «Обучать людей…» «Решительное сражение…» «Беречь силы…»

«Что же нас ожидает? — думал старый Ватранг. — В ситуации этой вся надежда остаётся только на флот. Королевский флот — нот опора государства сегодня… Вот те плечи, которые подставит под все горести и лишения всё ещё великая Швеция!

Да, наш доблестный флот!..»

Эта мысль Ватранга о флоте, кажется, наконец-то объединила всех, кто присутствовал в этот день на военном совете. Посыпались предложения. Шаутбенахт Эреншельд позволил себе напомнить о русской эскадре, что пыталась год назад прорваться к Аландским островам. Год прошёл, опыта стало больше у русских. Где гарантии, что не попытаются они снова вылазку свою предерзкую повторить?

Все склонились над картой. Загудели голоса. Обсуждались сроки, маршруты, места установки дозоров, засад.

Чаще других упоминалось на совете одно название — полуостров Гангут.

К концу мая шведский королевский флот был приведён в полную боевую готовность.

4. РУССКИЙ ФЛОТ ИДЕТ НА АБО

тот же день, когда в Стокгольме заседал военный совет, 19 мая 1714 года, оба русских флота — галерный и парусный — вышли из Кроншлота и взяли курс на запад.

Было раннее утро, и среди тех, кто оставался на берегу, почти не оказалось гражданского люда. Всюду зеленели мундиры: в дальнюю дорогу солдаты провожали солдат. Многие махали с пристани треуголками, войлочными шляпами, по не слышно было ни криков прощальных, ни обычного в таких случаях торжественного «ура».

Торжества все были волею царя прерваны ещё там, в Петербурге, и приостановлены — до возвращения, до победы.

Всего один только раз ударила сигнальная пушка и смолкла. Гром её над водой прокатился низко и тут же затих. И с моря отвечала Кроншлоту строгая, деловая, невозмутимая тишина, изредка прерываемая лишь криками загребных: «И-и р-раз! И-и р-раз!»

Вёсла в такт поднимались и дружно входили в тёмную студёную воду. Ровный рокот косых расходящихся волн, равномерное покачивание многих сотен людей, сидящих на вёслах, да гортанные крики чаек, тоже, как и люди, очень рано начавших сегодня хлопотливый свой будничный день…

Русская флотилия взяла курс на Гельсингфорс.

Шестьдесят семь галер и тридцать две скампавси! Девяносто девять небольших, но очень подвижных и хорошо оснащённых судов…

Они шли в кильватерном строю — строго друг за другом, гуськом. Каждое последующее судно должно было точно копировать маршрут предыдущего. Так распорядился генерал-адмирал Фёдор Матвеевич Апраксин, чтобы к моменту захода в шхеры на северном берегу залива не было у командиров галер растерянности и неясности в выборе курса, чтобы ни одна галера не села на мель, чтобы ни одна из них просмолённое днище не распорола об острый гранитный подводный камень.