Гангутский бой - Прохватилов Валерий - Страница 13

13

Там и остаются в полной неподвижности корабли, где их штиль застаёт…

Вот и нынче подтверждение всему этому полное на глазах у русских наблюдателей состоялось. Даже не дойдя ещё до шхерного фарватера в Тверминне, вся эскадра Лиллье была вынуждена остановиться. Ибо вечер пришёл, а с ним в море наступило затишье.

Бесполезными оказались на время и паруса, и многочисленные пушки Лиллье. И сам флагманский корабль адмирала застыл впереди других кораблей, укрощённый безветрием. В неподвижности своей он похож стал на огромного хищника, скованного цепями, всё ещё грозного, но уже утратившего свободу.

Неподвижны были и корабли Ватранга, вытянутые в линию на рейде у мыса Гангут.

Не воспользоваться теперь всеми этими обстоятельствами показалось бы Петру непростительным. И хотя риск велик, рисковать надо. Это на личном опыте знают все великие полководцы — всех времен, всех народов. Опытом таким не пренебрегают — не принято. Ибо всякое промедление мстит жестоко нерасторопным и нерешительным. Им сама история приговор выносит неотвратимо, в свой час.

И Пётр решил рисковать…

Он вернулся поспешно на полуостров, и свой походный шатёр, развернул карту на огромном, брошенном прямо на землю ковре и приказал позвать офицеров.

12. НА ПРОРЫВ

аступило утро июля 1714 года двадцать шестого дня. Было оно туманным, безветренным и томительным.

Ещё с вечера Пётр приказал капитану-командору Змаевичу подтянуть к скампавеям боевого русского охранения ещё двадцать галер. Все они расположились за высокой скальной грядой, и противник видеть их до поры не мог.

Ужин в тот день объявлен был раньше обычного, и гребцам сразу же после него сыграли отбой. Было ясно, что работа на другое утро предстоит гребцам тяжелейшая. По расчётам Змаевича, более тридцати километров предстояло войску пройти на вёслах, чтобы в шхерах вновь оказаться по другую сторону полуострова. Вот для этого и нужны были свежие силы.

В эту ночь сам Пётр почти что не спал. Чувство тревоги, овладевшее государем за последние дни, ещё больше усиливалось. Согласимся — непривычно было Петру ставить успех задуманного дела в зависимость, к примеру, от погодных условий. Вдруг с рассветом не будет на море штиля и суда противника оживут?..

Наконец пришёл он всё же, рассвет. Был он, как и ожидалось, безветренным и туманным.

И тогда Пётр наконец решился: «Пора!»

К восьми часам туман начал понемногу рассеиваться.

Прозвучали короткие энергичные слова команд, и прорыв начался

Шведы были немало изумлены, когда из-за ближайшей скальной гряды показались вдруг русские галеры, на предельно возможной скорости летящие прямо на фрегаты, к центру их короткого, но грозного строя.

В шведских порядках нервно и надрывно прозвучал сигнал тревоги, заставляя матросов спешно занять свои боевые места. Бомбардиры пушки уже готовили к бою.

— Не спешить! — приказал адмирал Ватранг. — Подпустить на расстояние выстрела. Уничтожить!

Ясной задача была, привычной.

«А вообще-то, похоже, — думал старый Ватранг, — что русский авангард, стремительно к фрегатам летящий, готовится к бою. Вон и приготовленные багры с крюками-зацепами замелькали кое-где в руках у экипажных людей. И штыки примкнуты уже, и багинеты солдат остриями своими смертную тоску наводят холодную — при одном только взгляде на них…»

«Главное, значит, — не дать теперь подойти галерам вплотную к фрегатам, — прикидывал про себя обстановку кто-то из бомбардиров. — Уничтожить их огнём на подходе — согласно приказу! Все до единой! Как того и требует ситуация…»

Ситуация же, однако, вдруг опять на глазах начала меняться мгновенно. И неудержимо — словно по какому-то волшебному слову. Непредсказуемо, то есть.

Русские галеры, пролетев вперёд ещё, примерно, с полмили, дружно вдруг по курсу приняли влево, да так резко, почти под прямым углом. Не сбавляя хода, размеренно, обходить они мористее стали застывшую в неподвижности шведскую грозную стену, изготовившуюся умело к стрельбе прямой наводкой, в упор.

Это было не предугадано, по-настоящему неожиданно и действительно смело.

Адмирал Ватранг треуголку снял аккуратно, нахмурился. Постоял секунду-другую, на поручень опершись. Потом вновь приник к подзорной трубе. Складка резкая возле рта обозначилась ещё чётче. Да рука, как было видно всем, кто стоил рядом, подрагивала чуть-чуть.

Адмирал треуголкой резко взмахнул — батареи всех линейных кораблей и фрегатов залпом грянули истово. И ещё один залп, без передышки по взмаху — оглушительный, раскатистый, беспощадный…

И ещё, и ещё!..

Ядра шведские русских галер, однако, не достигали. Шли и шли галеры в обход, преодолевая пространство, неумолимо приближаясь к конечной цели. И ни звука, ни выстрела не раздавалось с их стороны. Молча гребли солдаты, сосредоточенно. Будто работу привычную и толково налаженную в этот час исполняли.

Имннно это вот спокойствие русских, их сосредоточенность спаянная, согласованность действий и привели Ватранга в миг единый в ярость неописуемую. Треуголка то и дело взлетала, беспрерывно раздавались слова команд, в гневе топал адмирал на кого-то ногами — торопил, торопил, торопил…

А русские шли.

Это было как наваждение, как стихийное бедствие, как горный обвал…

Как и предсказали Петру заранее, ветра не было на Балтике в этот утренний час. Потому и стояли грозные шведские корабли неподвижно, как застывшие сфинксы. Каждый из кораблей являл собой сейчас бастион, вся их линия складывалась в мощную неприступную крепость, но крепость эту, по счастью, легко можно было стороной обойти. Никакой преграды для русских галер она собой сегодня не представляла…

И тогда ещё одну попытку отчаянную предпринял Ватранг. Шлюпки приказал он спустить с кораблей, в каждую посадить по двадцать гребцов и буксировать фрегаты, сколько сил хватит, русским галерам наперерез.

Правда, кое-кто из подчинённых его понимал, что это скорее жест отчаяния, чем разумная мера. Но приказ есть приказ…

Капитан-командор Змаевич, ведущий прорыв, хорошо видел с передовой галеры своей, как бессильное это и бесполезное действо шведы осуществляли. Вёсла их рвали воду на части — даже ломались порою несла! — шлюпки дыбом вставали, проваливал корму, понуждаемые десятками крепких рук. а фрегаты почти не двигались с места. Метрами их подневольный путь измерялся.

Жалкими метрами, неспособными принести отчаявшемуся Ватрангу ни успокоения душевного, ни воинской славы.

И как будто в ответ на бесплодную попытку шведов миссию свою заградительную исполнить, из-за той же скальной гряды, что скрывала утром русские галеры от глаза, показались ещё пятнадцать судов, предводительствуемые генералом Лефортом. Они вырвались на простор и полетели вперёд по уже проложенному маршруту. Это Пётр, видя несомненный успех десанта Змаевича, закрепиться решил надежней на западном берегу. На прорыв пошли теперь из-за того же укрытия скампавеи боевого русского охранения.

К одиннадцати часам утра всё было кончено. Тридцать пять галер и малых галер — скампавей — вошли в шхеры, за полуостровом. В шхерах снова стали недосягаемы для больших кораблей.

Капитан-командор Матия Змаевич, исполняя утренний приказ государя, заблокировал немедленно все ходы и выходы в бухте, расположенной близ селения Рилакс.