Мой желанный убийца - Рогожин Михаил - Страница 1

Михаил РОГОЖИН

МОЙ ЖЕЛАННЫЙ УБИЙЦА

* * *

Жара в Афинах прижимала к расплавленному асфальту неспрятавшихся от нее потных, тяжело дышащих людей. Движение замерло, его заменило ирреальное перемещение в пространстве. Город, с раннего утра сопротивлявшийся осаде безжалостного светила, наконец сдался. Опустели улицы, закрылись магазины, смолкли птицы.

Я нашел убежище в нескольких шагах от площади Омония за столиком кафе в туннеле, ведущем к гостинице «Титания». Передо мной стоял высокий запотевший стакан ледяной колы. И я отчаянно боролся с желанием погрузиться в него с головой. Последний день моего пребывания в Греции. Как сон пронеслись две недели гастролей. Газеты о нас уже забыли, а зрители разъехались подальше от столицы, поближе к морским курортам на островах. Мне же предстояло еще дожить до утреннего рейса в Москву. Вечер, разумеется, я проведу в одной из таверн на Плаке за дружеской беседой с медным кувшинчиком вина — легкой смолистой «Рецины». А пока лучше всего сидеть и не двигаться. В этаком пекле чувствуешь, как плавятся твои мозги. Думать и то трудно.

Из этого лениво-полусознательного состояния меня вывело появление красивой девушки, внезапно возникшей из блаженного сумрака прохладного холла гостиницы. Что-то заставило меня обратить на нее внимание. Она быстро подошла к соседнему столику, села и стала вертеться в поисках официанта. Несчастная! В такую жару выйти из дорогого отеля, где в каждом номере темные шторы и бесшумные кондиционеры, где прохладительные напитки приносят прямо в постель, где можно провести эти часы в сладкой полудреме…

К девушке подскочил официант. Она принялась что-то быстро ему говорить, жестикулируя при этом. Официант, услужливо склонившись к столику, глазел на нее, похоже, ничего не понимая. Я прислушался. Девушка говорила по-русски. Официант все-таки догадался, чего от него хотят, и отправился исполнять заказ. Девушка нервно закурила и несколько раз оглянулась на стеклянные двери отеля. С трудом ворочая сухим языком, я поздоровался с ней.

Она вздрогнула от неожиданности.

— Кто вы? — почему-то спросила она.

— Я — русский, — глупо ответил я и пересел за ее столик.

— Заметно, — при этом она снова покосилась в сторону гостиницы.

— Вы кого-нибудь опасаетесь?

— Почему? — испугалась она.

— Заметно, — подхватил я ее презрительной тон. Девушка зло посмотрела на меня:

— Вас наняли за мной следить?

— В такую жару я бы никогда не согласился.

— Тогда почему вы здесь?

Вопрос был поставлен ребром. Я полез в сумку, достал газету с моей большой цветной фотографией на развороте. Это произвело впечатление:

— Так вы не из наших?

— Каких? — не понял я.

— Неважно. Не уходите!

— Пока не собираюсь, — сказал я и спрятал газету в сумку.

Официант принес чашечку кофе, стакан минеральной воды с плавающими в ней шариками льда и шоколадное пирожное.

Девушка сделала несколько глотков кофе, запила водой и тихо попросила: «Только не спрашивайте меня ни о чем».

Признаться честно, я и не собирался приставать к ней с расспросами. При ближайшем рассмотрении девушка оказалась с лицом не по возрасту уставшим. Ее прекрасные волосы, которые она постоянно отбрасывала рукой назад, набегали на глаза, придавая ее взгляду таинственную напряженность.

Она держала стакан длинными тонкими пальцами обеих рук и периодически прижимала его к сухим, немного впалым щекам. Я молча ее разглядывал. Никаких мыслей о продолжении знакомства у меня не возникало. Было слишком жарко. Я спокойно пил свою колу. Очевидно, девушку начало тяготить затянувшееся молчание. Она снова оглянулась на двери отеля и по-детски жалобно попросила:

— Поведите меня куда-нибудь, где не так душно.

— Лучше всего укрыться в вашей гостинице. Она вскочила:

— Нет! Туда нельзя. Идемте! — и, оставив на столе деньги и неначатое пирожное, устремилась на проспект Панепистимиу.

Мне ничего не оставалось, как последовать за ней.

Если в Афинах во время сиесты, когда у вас нет ни сил, ни денег, девушка попросит уделить ей внимание, срочно ведите ее в королевский парк. Это освежает.

Мы дошли до официозной площади Синтагма, прошли мимо почетного караула у памятника неизвестному солдату, возле которого американские бабушки-туристки в разноцветных шортах кормили голубей. (Вот еще кому, как и русским, — что жара, что холод — один черт.) И вошли в парк.

Гигантские пальмы у входа с удивлением взирали на нас, одиноких посетителей. Я увлек девушку в первую попавшуюся тенистую аллею. Мы шли довольно быстро, словно заранее договорились о срочном свидании. Наконец, неподалеку послышалось журчание воды. Мы вышли к небольшой запруде с искусственным водопадом В голубом озерце безмятежно плавали выцветшие от солнца утки. Рядом стояли скамейки. Мы молча сели и уставились на уток. Одна из них вылезла на песок и, важно переваливаясь с боку на бок, стала прохаживаться вдоль воды. Вдруг из кустов выскочила тощая собачонка и бросилась на опешившую утку. В первую минуту я подумал, что собака хочет поиграть. Но дело принимало нешуточный оборот. Утка с пронзительным кряканьем затрепыхалась, не в силах высвободить крыло из собачьей пасти.

Моя новая знакомая вскочила и пинками принялась отгонять собачонку. Та бросила утку и ощерилась. Девушка схватила подранка на руки и прижала к себе. Собачонка припала на передние лапы, оскалилась и зарычала. Я вышел из своего ленивого оцепенения и бросился к девушке. Бездомная зверюга поняла, что перевес на нашей стороне, и нехотя ретировалась. Мы вернулись на скамейку. У утки было повреждено крыло. Девушка гладила птицу по головке и успокаивала. Чувствуя нежность ее рук, раненая утка и не пыталась удрать.

Некоторое время мы молчали. Она так и сидела, прижав к себе раненую птицу. А я — наблюдая за обеими. Когда же утка была отпущена в запруду, девушка каким-то странным безысходным голосом представилась:

— Меня зовут Ольга… Я убежала из Москвы. Меня там ищет милиция, чтобы осудить за убийство. Я вопросительно посмотрел на нее.

— Да, да, — продолжала Ольга, — уже много, много дней я вынуждена молчать. Я изнемогаю от своей вынужденной немоты. Мне не с кем поговорить.

Понимаете?! Вокруг одни греки. Они не говорят на нашем языке. Боже… что произошло со мной… Умоляю, выслушайте меня!

Она с надеждой дотронулась до моей руки. Ее глаза горели.

— Не знаю, что будет со мной дальше… Но пусть хоть один-единственный человек, пусть чужой, пусть случайный, узнает правду…

Я покорно приготовился слушать исповедь еще одной обманутой девушки.

Она начала сбивчиво, немного смущаясь. Но постепенно увлеклась и полностью отдалась воспоминаниям. И как будто бы забыла о моем существовании.

Ей было все равно, кому «исповедоваться». Я понимал по-русски — и этого было достаточно.

Ольга говорила громко, не опасаясь, что ее кто-нибудь подслушает.

Предельная ее откровенность обескураживала. Только случайному попутчику, зная, что через пару станций он навсегда покинет купе, можно так беззастенчиво раскрывать душу.

В ее рассказе поражали даже не столько события, в пучину которых ввергла ее судьба, а обстоятельность и деловитость, с которыми она описывала свои сексуально-криминальные приключения. Мне стало неловко. Но потом я понял, что для Ольги то, что принято называть сексом, — единственная реальность, существующая вокруг нее.

Многое из того, что с ней случилось, Ольга не могла объяснить, потому что не понимала, что происходит вокруг нее, откуда взялись те люди, с которыми переплелась ее судьба, куда некоторые из них исчезли…

Скоро ее «исповедь» меня увлекла так, что я забыл про жару. Как будто бы это были отрывки затерявшегося навсегда романа. Прежде чем девушка закончила свой рассказ, мне уже стало ясно, что его нужно домыслить, воссоздать тот мир, в котором она вращалась и который не понимала.