Темные огни - Роджерс Розмари - Страница 7

— Вам обязательно надо сходить помолиться Святой Деве Гваделупской, — серьезно сказала ей одна из женщин. — Вы только взгляните на мою Консуэло — видите, как быстро выросла девочка? Мануэль очень волновался, что я не беременею, я совершила паломничество к Святой Деве — и вот результат налицо!

— Но мне не с руки сейчас заводить ребенка. Вы же знаете, какой Эстебан непоседа, как любит путешествовать. Мне бы не хотелось разлучаться с ним.

— Но вам же придется где-нибудь обосноваться после войны, не так ли? Ничто так не привязывает мужчину к дому, как ребенок. Стоит ему почувствовать ответственность за малыша, как он не захочет надолго отлучаться. Уж я-то знаю!

У Карменситы было восемь детей и четвертый муж, поэтому ее поучения смешили сидящих у костра женщин. Но она лишь добродушно покачивала головой.

Однако разговор с ней заставил Джинни задуматься. Что изменится в ее жизни, если она забеременеет? Эта мысль испугала Джинни: ребенок свяжет ее по рукам и ногам, и она никогда уже не ощутит свободы. А Стив? Как он отнесется к этому?

«Ладно, зачем думать о том, чего нет», — твердо сказала себе Джинни, стараясь отделаться от этих мыслей.

И все же на следующий вечер она отправилась с женщинами в огромный собор у подножия горы, на которой когда-то, по преданию, один крестьянин увидел Святую Деву.

Это был день ангела Долорес Батисты, одной из близких подруг Джинни среди женщин-солдаток. Она состояла в гражданском браке с бывшим партизаном по имени Маноло, отличавшимся на редкость злобной физиономией. Теперь этот экс-герильеро служил в армии генерала Диаса и имел звание сержанта.

— Присоединяйтесь к нам после службы, донья Джения, — мы решили отпраздновать мой день ангела, — сказала Долорес.

Джинни так и не смогла отучить Долорес называть ее «донья» и всякий раз сердилась за это.

— Да ведь я была такой же «солдадера», до того как дон Порфирио взял меня к себе в штаб, — заметила она, но тут же улыбнулась и обняла маленькую смуглую Долорес за плечи, вложив ей в ладонь подарок — тонкую золотую цепочку и небольшой медальон с изображением Святой Девы Гваделупской. Она купила медальон в Веракрусе и хотела подарить его Соне, своей мачехе, в день возвращения в Калифорнию. К счастью, тогда прискакал Стив и увез ее с собой.

«Сегодня вечером я не позволю себе думать ни о чем дурном, а буду просто развлекаться», — решила Джинни, когда женщины, босые и беззаботные, весело двинулись вверх по склону.

Джинни улыбнулась при мысли о том, что сказал бы Стив, увидев ее сейчас. Бедняга Карл, он все еще влюблен в нее! Джинни на минуту встретилась с ним, прежде чем отправиться в храм, но сразу же удалилась в свою комнату, сославшись на головную боль. Уж Карл точно пришел бы в ужас, узнай он, что Джинни переоделась простой мексиканкой и выскользнула через черный ход, никому не сказав. Конечно, и генерал не одобрил бы этой эскапады, но Джинни знала, что ни солдаты, ни их жены не выдадут ее ни при каких обстоятельствах. Между тем сумерки постепенно сменились великолепной звездной ночью. От этого прогулка стала еще приятней, и Джинни почувствовала, что участие в скромном торжестве этих простых людей доставит ей истинное удовольствие. Боже, как давно она не танцевала да и вообще не показывалась на людях!

Они дошли до собора, смеясь армейским шуткам солдат. Небольшая группа американских волонтеров подошла узнать, не нужен ли дамам эскорт, и Джинни, понимая, что никто не узнает ее в толпе мексиканок, так же, как и они, обрушилась на американцев: — Проваливайте, гринго! Мы сами сможем за себя постоять.

Церковь была переполнена, как, впрочем, и всегда, и Джинни молилась вместе со всеми, блестящими глазами разглядывая величественную статую святой, почитаемой мексиканцами. Хотя Джинни не отличалась особой религиозностью и даже во Франции посещала католические соборы скорее из любопытства, здесь, с этими людьми, безоглядно верующими и уповающими на Божью Матерь, она невольно поддалась общему настроению.

Вечерняя месса была в самом разгаре, и все женщины, пришедшие вместе с Джинни, прониклись благостным ощущением и еще ниже спустили свои ребозо.

Месса все еще продолжалась, когда Джинни вдруг почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Она опустила голову ниже и закрыла лицо ладонями, поглядывая сквозь неплотно сжатые пальцы рук. Ей показалось, что по церкви пронесся порыв ледяного ветра, и она вздрогнула.

В церкви царил полумрак, и отличить одну прихожанку от другой было почти невозможно — только алтарь сиял, освещенный сотнями свечей. Между тем ощущение, что за ней пристально наблюдают, не проходило. Мануэла, стоявшая на коленях рядом с Джинни, шепнула ей на ухо:

— Похоже, мы кому-то понравились. Видишь двух идальго, стоящих у пилястры справа? Готова поклясться, что один из них так и пожирает нас глазами!

Мануэла, по праву гордившаяся своими великолепными черными кудрями, покрыла голову лишь тонкой белой мантильей, тогда как Джинни и другие женщины до бровей закутались в теплые шали. Она гордо вскинула голову.

— Ну надо же, везде ей мужики мерещатся, даже в церкви! — фыркнула Карменсита. Джинни промолчала: она тоже заметила двух мужчин там, куда указала Мануэла, и эти двое действительно смотрели на них.

Джинни видела их впервые, но больше не стала смотреть на них, а опустила глаза и закрыла лицо руками.

Выйдя из церкви, она испытала облегчение. У дверей все снова перекрестились, но Долорес внезапно решила вернуться и поставить свечу. Женщины остались ждать ее у ворот.

— Смотри, они выходят и снова глазеют на нас.

Мануэла коснулась локтя Джинни, и та увидела, как два хорошо одетых господина, разительно отличавшихся от прочих прихожан, появились в дверях храма и оглядели собравшихся женщин. Их лиц не было видно под полями широкополых шляп.

— Тихо! — сказала Карменсита. — Возможно, североамериканцы или какие-то другие иностранцы пробрались сюда из Мехико, чтобы разнюхать, как у нас дела. Хорошо бы наши парни посмотрели на них при ярком свете, а если надо, задали бы им два-три вопроса!

— Ну что ты к ним прицепилась, они же ничего дурного не делают — просто стоят и смотрят!

Мануэла сняла с головы мантилью и кокетливо накинула ее на плечи.

— Да ладно тебе, — проворчала одна из женщин по имени Мария Торрес, — скорее всего, они приняли нас за проституток, так что пойдемте-ка отсюда подобру-поздорову.

Джинни казалось, что Долорес слишком задерживается. Но кто же эти люди? Глаза у одного из незнакомцев были светлыми, значит, это не мексиканец. От этой мысли Джинни пришла в ужас и даже вздрогнула, хотя тут же решила, что у нее слишком разыгралось воображение. Кто бы ни были эти господа, они не имеют к ней никакого отношения, поэтому не стоит поддаваться напрасным страхам. Она не позволит испортить себе вечер!

Один из незнакомцев вдруг двинулся к ним, и женщины сбились в стайку, не зная, чего ожидать от него. Джинни отступила назад, желая спрятаться за спинами подруг. Она опустила голову и еще плотнее завернулась в шаль.

— Простите, сеньориты.

Женщины смутились еще больше, но Карменсита, самая старшая и самая смелая из них, подбоченилась и дерзко взглянула на незнакомца:

— С чего это вы решили, что мы незамужние, а? Мы пришли в церковь помолиться и обрести душевный покой.

— Поверьте, сударыни, я вовсе не хотел проявить к вам никакой неучтивости. Мой друг и я…

— Да, ваш друг! Что это он такой застенчивый? Он что, всегда посылает вас, когда нужно выполнить за него грязную работенку?

— Поверьте, сеньориты, — незнакомец снял шляпу и поклонился столь учтиво, что это произвело впечатление даже на Карменситу, — мой приятель, несомненно, присоединился бы ко мне и сказал вам то же самое, если бы знал наш язык. Но он здесь гость и очень хочет познакомиться с одной из очаровательных мексиканок.

— Неужели? Так вот, значит, что скрывается за вашей любезностью! Вы оба приняли нас за проституток — «путас», решив, что у нас сегодня выходной день, так? — воинственно спросила Карменсита, но Мануэла, покусывая полные алые губы, оттерла ее плечом.