Ведьма Страны Туманов - Шипулина Тоня - Страница 7

Он никогда не видел у Юси такого блокнота. «А если это какой-то тайный дневник? – испугался Милька. – Но ведь она сама как-то назвала такие штуки „девчачьей глупостью“».

Немного поразмыслив, Милька решил, что блокнот вполне может оказаться пустым. Ну а если он всё же обнаружит в нём личные записи, сразу его закроет и при первой возможности вернёт подруге. Конечно ни словом не обмолвившись, что вообще имел наглость что-то рассматривать.

Но блокнот не был пуст – и, чем дальше мальчик листал его клетчатые странички, тем больше ему не хотелось, чтобы они заканчивались.

– Ни фига себе… – еле слышно сказал Милька и открыл рот от изумления.

Как он мог дружить с Юсинь и не знать о ней так много важного? Как мог не знать, что она настоящая художница?!

Милька закрыл блокнот и, рассеянно глядя себе под ноги, побрёл домой. По дороге перед глазами то и дело проносились Юсины зарисовки – ландыши в вазочке, комнатные кактусы, щенок с опущенным ухом, листья и цветы самых разных форм, головастики на ладони, синица, лягушка в банке, кошка, спящая на подушке, профили Юсиных одноклассниц, серая крылатка на ветке дуба, серёжки, колечки и браслеты, затейливые узоры, чьи-то глаза, Юсины наручные часы, перья, деревья, а ещё много-много маленьких сердечек возле Милькиных многочисленных портретов…

Как он мог не заметить, что Юся в него… влюблена?

Жгучий хмель

Урсула сняла с верёвки кораллового цвета бутылку. Дунула в неё, плюнула, добавила щепотку из мешочка с надписью: «Жгучий хмель».

– Ну вот, кажется, он почти готов, – сказала ведьма и, заткнув горлышко пальцем, принялась энергично встряхивать. Розовый огонёк внутри бутылки на секунду вспыхнул голубыми искрами, а затем разлился зеленоватой жидкостью почти до самого верха.

– А теперь, золотко, выпей всё до последней капли, – попросила старушка и протянула бутылку Юсинь.

Девочка сидела на краю кровати, обхватив себя за колени. Прежде аккуратный пучок рыжих волос на макушке распустился и повис неряшливыми прядями.

– Пей, я тебе говорю, – повторила Урса.

Юсинь отрицательно помотала головой и впилась взглядом в свои скучные шерстяные носки.

– Хотя, если тебе так понравилось молчать, дело другое, – старушка понизила голос и, чуть заметно улыбнувшись, наклонила бутылку так, что ещё немного – и её содержимое неумолимо вытекло бы на пол.

Юсинь подняла голову и посмотрела на Урсу. С того момента, как девочка увидела её в первый раз, та будто сделалась чуть выше и моложе. Морщин на лице поубавилось, да и горба, так хорошо запомнившегося Юсе, не наблюдалось. Конечно, Урсу всё ещё нельзя было назвать молодой женщиной, но и на добрую старую бабушку она теперь тоже не походила.

– Я, глупая, почему-то решила, что ты захочешь вернуть себе свой голос, а, оказывается, ты не очень-то в нём и нуждаешься… – Урсула наклонила бутылку ещё сильнее. При этом одна зелёная маленькая капля, нерешительно высунувшись наружу, сорвалась и упала – следом готовилась к полёту другая.

Юсинь пристально посмотрела в глаза Урсуле – белые, ничего не выражающие, блестящие и холодные, как рыбья чешуя…

– Или ты стесняешься того, что заикаешься? – спросила вдруг старушка и состроила жалобное выражение. – Ну тогда тебе, наверное, и впрямь лучше помалкивать…

Юся, конечно, стеснялась своего заикания и порой действительно предпочитала подолгу молчать, но жалеть себя она не разрешала никому. Ведь она не убогая, безобразная или бестолковая – так почему ей должны сочувствовать?

Девочка встала и вытянула перед собой руку.

«Что ж, – подумала Юсинь, – наверное, самое страшное, что может со мной случиться, после того как я это выпью, – смерть. Но, может, умерев в этом чужом мире, я проснусь в своём родном?»

– Вот и умница! – сказала Урсула и отдала бутылку.

– Вот и умница! Умница! – закричали проснувшиеся разом крылатки над головами.

Юсинь поднесла к губам бутылку и на всякий случай зажала нос пальцами. Наверное, именно поэтому вкуса жидкости она не разобрала, но ей показалось, что зелёная вода совершенно невесома. Когда последняя капля лёгкой пушинкой легла Юсе на язык, девочка страшно закашлялась.

– Это, наверное, средство ДЛЯ кашля, а не мой голос, – с насмешкой сказала Юсинь и, лишь произнеся это, застыла в трепете… Мало того что она действительно заговорила, так она ещё и ни разу не запнулась. Ни разу не повторила ни одного первого звука или слога…

– Довольна? – спросила Урсула и, как будто потеряв к Юсинь интерес, отвернулась от неё и направилась к столу, на котором стояло блюдо с остывшей едой. – Золотко, а что же ты мне сегодня приготовила? Ведь это же ты готовила, правда?

Урса невзначай бросила взор на Рыську, который всё это время притворялся спящим на подоконнике.

– А то ведь, если это не ты, то я могу перестать быть доброй…

– Я приготовила вам кролика, – соврала Юся, всё ещё удивляясь тому, что эти красивые, ровные, такие гладенькие слова слетают именно с её губ. – Только, наверное, он уже остыл…

– Если он остыл, может, тебе следует его подогреть? – спросила Урсула и недоверчиво дотронулась указательным пальцем до мясного кусочка. – От холодной и невкусной еды у меня болит голова.

Поскольку девочка большую часть времени, пока Рыська готовил кролика, провалялась в обмороке, она не имела никакого понятия о том, где вообще в этом странном доме находится кухня. Разумеется, она могла бы рассказать ведьме правду – мол, она ничего не готовила и готовить не собирается, а единственное чего она хочет, так это вернуться домой. Но она тут же вспомнила слова Рыськи о том, что в случае чего Урса может Юсей же и полакомиться…

– Хорошо. Я сейчас всё подогрею, – девочка подошла к столу и взяла блюдо с едой.

В комнате было три закрытых двери. Юся посмотрела на одну из них: «Из этой, после того как меня что-то вытолкнуло из окна, появилась Урса – значит, дверь ведёт на улицу. За одной из двух оставшихся наверняка должно быть какое-то место, где можно приготовить и разогреть пищу. Но вот за какой именно?»

– Нет, я передумала, не утруждайся. – Урсула забрала у Юсинь блюдо и, поставив его обратно, указала девочке на стул.

Повинуясь, Юсинь села.

– Во-первых, я попрошу меня впредь не обманывать. Я этого очень не люблю, а потому в следующий раз обман может стоить тебе жизни… Во-вторых, – продолжила Урса, – я, пожалуй, не стану есть то, что ты мне приготовишь, пока не почувствую, что ты меня полюбила. – Ведьма оскалила белые зубы: – А то ведь так недолго и отравиться.

Юсинь невольно открыла в удивлении рот: «О чём она говорит, о какой любви? Это невозможно!» Юсе опять захотелось расплакаться: она вспомнила маму и то, в каком состоянии та сейчас находится. Ей просто необходима помощь дочери…

– В-третьих, ты не сможешь покинуть моих владений, даже если очень сильно этого захочешь. В-четвёртых, ты будешь выполнять определённый список поручений. От того, как хорошо ты с ними справишься, будет зависеть и то, насколько хорошо тебе будет житься в моём доме. В-пятых, ты можешь попросить меня о двух важных для тебя вещах и, наконец, в-шестых, ты должна переодеться в платье, которое висит на спинке кровати в твоей комнате, – Урсула указала на вторую из закрытых дверей. – Потому что я терпеть не могу, когда девочки носят такие штаны и майки, как на тебе сейчас. – Ведьма договорила и вопросительно посмотрела на Юсинь: – Может, тебе, золотко, что-то непонятно?

– Так, значит, вы ведьма? – вдруг спросила Юся, раскрасневшаяся от неожиданной храбрости.

– Ну конечно, – Урсула провела рукой по Юсиным волосам. Девочке показалось, что от её руки по голове и лицу тут же пополз холод. – Разве, золотко, ещё не догадалась?

– Догадалась, – кивнула Юсинь и отстранилась от ведьминой ладони. – Только мне до сих пор ни во что не верится.