А ты постарайся! (Сборник с илл.) - Голявкин Виктор - Страница 5

Васька меня на забор подсадил, снял туфли и мне протянул. Ему в них на забор никак было не забраться. А мне с этими туфлями сидеть на заборе тоже неудобно. Одной рукой туфли держать, а другую ему протягивать.

Кричу:

– Давай скорее руку, а то свалюсь!

Он замешкался, стал почему-то носки снимать, хотя и в носках можно было лезть спокойно. Как раз ребята подошли, торопят, никому неохота в оперетту опаздывать.

В общем, он мне руку подать не успел, я не удержался и на ту сторону свалился вместе с туфлями. Хорошо еще, удачно упал, ничего такого не приключилось. Только в рот земля попала.

Я эту землю выплюнул, встал, отряхнулся и жду, когда Васька появится. Ребят-то там много, помогут ему на забор подняться.

А он все не появляется.

Мимо прогуливаются люди по широкой аллее в ожидании звонка и, как мне кажется, на меня поглядывают.

Тогда я надеваю Васькины туфли на свои ноги и отхожу в более темное место.

Но Васька все не появляется.

Я еще немного постоял и пошел к выходу. А прямо мне навстречу милиционер ведет Ваську за руку. На одной ноге у него носок, а другим носком он вытирает слезы.

Васька, как только увидел меня в своих туфлях, заорал не своим голосом на всю оперетту:

– Свои грязные ноги засунул в мои туфли!!! Аааааа!!!

Даже милиционер растерялся.

– Ты мне смотри вырываться! – говорит. – Ишь ты! В одном носке в оперетту собрался, да еще вырывается!

– Это правда! – кричу я. – На мне его туфли!

– Не суйся не в свое дело! Тоже мне защитник нашелся!

Милиционер меня и слушать не хотел. Во– круг говорят:

– Смотрите-ка, смотрите, у парнишки носок на одной ноге…

– А по-вашему, если бы он в двух носках явился сюда, было бы лучше?

– Ему бы на сцену в таком опереточном виде!

Я стал снимать туфли, чтобы Ваське отдать, но меня оттеснили.

Ведут Ваську в пикет. Впереди большущая толпа. Ну и дела!

Пока Ваську вели, он все время оборачивался и повторял:

– Снимай мои туфли! Снимай мои туфли!

Он только о туфлях и думал, смелый все-таки человек, совсем не думал о том, что попался.

Я все старался в пикет пройти, но меня не пустили.

И чего он за свои туфли расстроился? Не мог же я их все это время в руках держать! Подумаешь! Как будто бы их помыть нельзя!

Я подхожу к фонтану и тщательно мою его туфли. Все старался поглубже засунуть руку в носок, чтобы как можно лучше вымыть. И вдруг замечаю, как эти прекрасные туфли расползаются, а блестящая серебряная краска слезает, как чешуя с рыбы…

В это время из пикета выходит Васька и направляется ко мне.

Подходит.

Я стою, опустив голову, держу в каждой руке по туфле.

Его лицо бледнеет при свете фонарей.

– Ты стер мое аргентинское клеймо?! – спрашивает он сдавленным голосом.

Васька Котов выхватывает у меня свои туфли.

– А почему они мокрые?! – вдруг кричит он и бежит к фонарю.

Там, у фонаря, он сразу замечает всю эту ужасную непоправимую перемену со своими туфлями…

– Это не мои туфли!!! – кричит он.

– Все смылось… смылось… смылось… – твержу я.

– Как это смылось?! – орет он визгливо.

Распахнулись двери зала. Народ хлынул из дверей и увлек нас к выходу.

Я потерял в толпе Ваську, но при выходе он снова оказался рядом со мной и прошипел мне в самое ухо:

– Отдавай мне новые туфли… слышишь? Отдавай!

Я понимал его.

– Какие были! – прошипел он.

В это же самое время мне наступили на ногу, я скорчился от боли и крикнул ему со злостью:

– Пошел ты от меня со своими долгоносиками!

– Ах так! – крикнул он и, рывком вырвавшись из толпы, помчался вверх по улице по направлению к дому, а я пошел за ним.

Всю ночь мне снились танцующие аргентинцы в серебряных ботинках, а когда под утро мне стали сниться танцующие крокодилы в серебряных ботинках, я в ужасе проснулся.

Пришел Васька. В каких он был рваных сандалиях! Трудно даже себе представить. Каким-то чудом эти сандалии держались на его ногах.

– Мне нечего надеть, – сказал он тихо.

Я смотрел на его сандалии, вздыхая и сочувствуя ему.

– А те никак нельзя зашить? – спросил я тихо.

– Никак, – сказал он.

– Неужели никак нельзя зашить?

– Они не настоящие, – сказал он, опустив голову.

– А какие же они?

– Они картонные, – сказал Васька.

– Как?!

– Они театральные, – сказал Васька. – Все равно бы они развалились…

– Как то есть театральные?

– Ну, специально для театра, на один раз… у них там делают такие туфли на один раз…

– Зачем же тебе их купили?

– Случайно купили…

– Значит, они театральные?!

– Театральные… – сказал Васька.

– Тогда черт с ними! – сказал я.

– Черт с ними… – сказал Васька.

– Это замечательно, что они театральные! – сказал я. Хотя ничего замечательного, конечно, в этом не было. Но все равно это было замечательно!

– Снимай сандалии, – сказал я, – зачем тебе сандалии! Снимай их, и пойдем в оперетту!

Пятнадцать третьих

Все столпились возле бильярда.

– Довольно играть просто так, – сказал он. – Я играю на третье. К примеру, кисель дадут, или компот, или там шоколад, ну не важно что, ясно?

Всем было ясно. Стали играть.

К обеду он выиграл пятнадцать третьих.

Подали чай. Все кричали:

– Чай! Чай!

Даже повар сказал:

– Во как любят чай!

Он залпом выпил один стакан, второй, третий, четвертый…

– Стойте… – сказал он. – Сейчас… погодите…

Залпом он уже пить не мог.

Все обступили его. Он сидел перед стаканами, тяжко вздыхал, говорил «погодите» и отпивал каждый раз по глотку. Кругом шумели. Давали советы. Кто-то пощупал его живот.

– Живот не хватать, – сказал он, – нечестно…

Но больше он уже пить не мог. Он стал бледен, таращил глаза, икал.

Позвали вожатого.

– Что с ним такое? – спросил вожатый.

– Да вот чаю попил, – сказал кто-то.

С трудом его подняли со стула. Взяли под руки. И повели.

Пароход и лошадь

Когда я ходил в школу, в первый класс, я любил рисовать пароходы. Я всем хвалился: вот какие замечательные пароходы я могу рисовать!

И вот однажды я спросил одного мальчишку, может ли он нарисовать такой же замечательный пароход. Я тут же нарисовал большой пароход с трубами, все как полагается. Потом я подрисовал море синим карандашом, а красным карандашом – флаг на мачте, и получилось совсем хорошо: плывет по морю пароход, а на мачте у него развевается красный флаг.

Мальчишке понравился мой корабль, но он мне сказал:

– Я могу лошадь нарисовать.

И он нарисовал лошадь.

Эта лошадь была так хорошо нарисована, что я больше не хвалился своими пароходами, потому что такую лошадь я не сумел бы нарисовать никогда!

Так всегда бывает

Мяч свой я у них отобрал. Потому что мяч мой. Кидаю мяч в стену и сам ловлю. Очень мне все нужны! Хватит мне этой стенки.

Вот я и ловлю мяч от стенки. А Гога кричит:

– Смотрите-ка, он сам с собой играет!

Разве я сам с собой играю? Я со стеной играю.

Пес Катушка ко мне привязался, вокруг бегает, машет хвостом. А Гога кричит:

– Ой, глядите, с Катушкой играет!

– Не я с Катушкой играю, а Катушка со мной играет.

И продолжаю играть.

Играю себе, играю.

Вдруг пес Катушка – цап мячик! – и все…

Превратился мячик в лепешку.

А Гога орет:

– Так всегда бывает!

– Врет, наверное…

Карусель в голове

К концу учебного года я просил отца купить мне двухколесный велосипед, пистолет-пулемет на батарейках, самолет на батарейках, летающий вертолет и настольный хоккей.

– Мне так хочется иметь эти вещи! – сказал я отцу. – Они постоянно вертятся у меня в голове наподобие карусели, и от этого голова так кружится, что трудно удержаться на ногах.