Хребет Скалистый - Гуров Игорь - Страница 41

Поднявшись во весь рост, он одну за другой метнул гранаты.

Еще не смолкло эхо разрывов, как он увидел, что воспользовавшийся помощью летчик бежит к нему.

Пока к гитлеровцам подошла помощь, летчик и матрос были уже далеко.

Матрос сел прямо на землю и оглянулся на бежавшего вслед за ним летчика.

— Дивчина! — изумленно охнул он,

— Вы из отряда Гудкова? — спросила она, опускаясь рядом. — Партизан?

Он отрицательно покачал головой и в свою очередь спросил:

— Что, подбили тебя?

— Нет. Высоту набрала большую, а машина старая, да еще сегодня ночью ее изрешетили, вот она в воздухе и начала разваливаться.

Так встретился матрос Алексей Сагайдачный с летчицей полка ночных бомбардировщиков Лебедевой, которую партизаны называли "Клава Белая".

Клава рассказала о партизанском отряде Гудкова. Еще три часа назад он вел бой на поляне, находящейся совсем рядом.

Матрос решил идти на соединение с Гудковым. Проходя поляну, место недавнего боя, они подобрали оружие убитых егерей. Наконец они встретились с партизанами.

От всего отряда Гудкова остались в живых трое: Гудков, раненная в руку Наталья и его ординарец Ахмет.

Плотное кольцо егерей окружало партизан. Уже более часа Гудков не отвечал на выстрелы. На троих у них была лишь обойма патронов в пистолете, оставленном Решетняком. Их берегли.

Егеря, ободренные молчанием партизан, все сжимали и сжимали кольцо. За поимку "одержимого казака" была обещана большая награда и месячный отпуск в Германию. Поэтому они тоже не стреляли.

Вдруг в тылу егерей началась стрельба. Горное эхо разнесло взрывы и выстрелы. Егеря дрогнули и побежали.

Воспользовавшись моментом, Гудков прорвался и встретился с Клавой Белой и матросом.

Теперь их стало пятеро.

Хорошо зная, как плотен фронт на перевалах, Гудков не обольщался, что его будет легко перейти.

Прежде всего надо было достать побольше оружия. Уходя от преследования егерей, они отдалились от места боя, где можно было собрать трофеи.

Гудков решил организовать засаду. Он выбрал подходящее место: дорога проходила меж двух каменных скал. На одном из гребней спряталась Клава, на другом — Ахмет. Сам Гудков прошел вниз, чтобы преградить дорогу едущим или идущим автоматной очередью. На матроса была возложена задача закрыть путь для отступления. Если бы гитлеровцы появились не со стороны фронта, а с тыла, роли бы переменились: матрос преградил бы им путь, а Гудков не дал бы повернуть вспять.

Наталья поднялась повыше на гору и вооружилась биноклем. Она должна была дать знать о приближении немцев.

Вскоре подходящий случай представился.

Со стороны фронта двигались две пароконные подводы. На передней лежал связанный человек и сидело несколько полицаев. На второй везли какой-то груз, укрытый брезентом. Вел ее один полицай.

Все дело испортил матрос. Он погорячился и первым открыл стрельбу, тогда как было условлено, что это должен сделать Гудков.

Сидящий на задней подводе полицай Мешком свалился на землю. Он был убит наповал. Рядом с ним билась в конвульсиях одна из лошадей.

Едущие впереди, заслышав стрельбу, хлестнули по коням и пронеслись мимо сидящего в кустах Гудкова.

Гудков пустил автоматную очередь, но было уже поздно.

Рядом с какими-то аккуратно зашитыми тюками спал в обнимку с пулеметом мертвецки пьяный полицай, которого до сих пор партизаны не видели.

Тут же были коробки с запасными пулеметными лентами.

Это была удача: прибавилось еще два автомата, а главное — пулемет с большим количеством запасных патронов.

Растолкав спящего полицая, Гудков строго спросил, какой груз они везут.

По седой прядке волос полицай узнал "одержимого казака". Его приметы были разосланы во все комендатуры и отделения полиции.

— Господин партизан, — залепетал он, мгновенно отрезвев, — я все скажу. Картины какие-то из музея везли. Вот можете взглянуть, сбоку лежат.

Действительно, сбоку тюков были небрежно засунуты несколько картин и какая-то икона.

— Не убивайте, господин партизан! — причитал полицай. — Я не виноват. Я все скажу.

— Кого везли связанным на первой подводе? — не обращая никакого внимания на его вопли, строго спросил Гудков. — Партизана?

— Нет, господин партизан. Я все скажу. Это не я — немцы. Эсэсовцы захватили в ауле. Какой-то старик вот эти картины вез в эвакуацию. Еще осенью. Да не успел через перевал. Прятался в ауле. А немцы вас ловили и на него натолкнулись. Нам только приказали картины и его в город увезти. А я не виноват. Честное благородное слово, не виноват! Не убивайте, господин партизан!

— Честь! — крикнул в бешенстве Гудков. — Благородство! А ты, собака, о них помнил, когда Родину продавал?

Вскинув пистолет, Гудков в упор выстрелил. Он мог отпустить гитлеровского солдата, но к предателям был беспощаден.

— Николай, — обратилась к нему Наталья, — нужно унести картины.

Они знали, какую огромную духовную и материальную ценность представляют собой картины, написанные великими художниками. Клава до ухода в армию была студенткой Московского университета. Много часов простаивала она перед шедеврами Третьяковской галереи, и одно упоминание имени Репина или Сурикова приводило ее в благоговейный трепет.

Гудков повел людей в обход. Чтобы не обнаруживать себя, он усиленно избегал встреч с врагом, не заходил в попадавшиеся на пути хижины пастухов и хаты лесников. Он хотел темной ночью обрушиться на гитлеровцев и, воспользовавшись переполохом, прорваться на ту сторону.

Только один раз им пришлось зайти в кошару пастухов. Рука Натальи гноилась, ее нужно было перевязать, а у них не было ни одного индивидуального пакета, ни одной чистой тряпки. Два дня нечего было есть. Кроме того, нужно было расспросить пастухов о горных тропах, о том, какие высоты в руках советских войск, какие у врага.

Ночью они вошли в кошару старого адыгейца. Тот помог им: нашел бинт, накормил, дал сыру в дорогу; рассказал, что знал о фронте.

Фронт был рядом. С поляны, где стояла кошара, был виден склон горы, изрытый окопами. Это были окопы советской морской пехоты, несколько месяцев сдерживавшей натиск отборных гитлеровских частей.

Они обошли аул, спустились в узкое ущелье. Надо было подняться наверх. Там уже свои.

Но в то время, когда они вошли в ущелье с одной стороны, с противоположной стороны в него входил батальон гитлеровцев, скрытно подтягивавшийся к фронту.

Партизаны были обнаружены. Они стали с боем отходить.

Гитлеровцы упорно прижимали их к каменным стенам Скалистого хребта.

— Перед нами две задачи, — твердо сказал Гуд-коз, — спасти картины и подороже продать свою жизнь.

— Подороже продать жизнь — это понятно, — ответил матрос. — Я за. Погибать — так с музыкой. Побольше с собой на небо гадов забрать. А вот картины-то придется бросить либо сжечь.

— Нет, — отвечал Гудков, — нужно искать пещеру.

В тех местах пещер вообще много, но две первые, на которые они натолкнулись, были малы и мелки. Зато третья, начинаясь узеньким горлом, переходила в большой подземный зал, а из него в недра горы шел каменный коридор.

Оставив матроса и Клаву с пулеметом стеречь вход в пещеру, Гудков уложил обессиленную Наталью в подземном зале и отправился вместе с Ахметом осматривать коридор. Он был длиною около километра, и второго выхода у него не было.; В пещере Гудков был как в крепости. До тех пор, пока у него были патроны, он мог держаться. Но после боя патронов осталось мало. Мало было и продовольствия, лишь несколько кусков сыра, что дал старик пастух. К тому же пещера была безводной.

Днем гитлеровцы попытались пойти в атаку, но с большими потерями для себя откатились.

Ночью Гудков и Клава поползли к текущему на другом конце поляны ручью за водой.

У них была единственная фляжка. Ее удалось наполнить и принести в пещеру. Но дорогой ценой. Обнаружив у партизан движение, гитлеровцы открыли шквальный огонь, и Клава уже у самой пещеры была убита.