Мы не мафия, мы хуже - Бабкин Борис Николаевич - Страница 69

– Так все будет. – Топорик легко поднялся. – У меня в заначке ништяковое пойло имеется. Счас, – кивнул он.

– Ты и впрямь Топорик, сигаешь, як молодой.

– А то мы старые! – Топорик выпятил грудь и закашлялся.

– Года, они все едино свое берут, – кивнул Робинзон.

– Плевать на года, – отмахнулся Рохулин. – Мы свое всласть прожили. На коленях не стояли и милостыню не просили. Тут совсем недавно одного знакомого по тем местам встретил. Здоров бычара. Морда – во. – Он поднял руки на ширину плеч. – Шире задницы. На велосипеде за час хрен объедешь, а стоит клянчит. – Он выматерился.

Робинзон, посмеиваясь, достал коробку И, раскрыв, вытащил несколько сигарет.

– Ты дымишь али бросил? – посмотрел он на старого товарища, – Какой хрен бросил. – Топорик отмахнулся рукой, в которой была бутылка. – Не куришь и не пьешь, здоровеньким помрешь. У меня иномарка имеется, – поставив бутылку на стол, сказал он. – Внук у меня из этих, новых русских, вот и снабжает потихоньку. Миха, в честь меня назвали внука, – гордо добавил он, – не только по моему имени зовется, но и по пути такому же покатил. По нем тюрьма который уж год горькими слезами плачет. Вот я и молюсь Богу, хотя и не веровал никогда, чтоб, значит, Миху не взяли до тех пор, пока не сдохну. А то ведь… – Не договорив, махнул рукой. – Ну, давай, что ли, – открыв бутылку, взглянул он на Робинзона. – Ты молодец, что зашел. Сейчас все блатные, а сами тюрьмы не видали. Ну, или побывали там пару дней, и все – кто мы, пальцы веером.

– Ты погоди-ка, – остановил его Робинзон. – Я не за просто так заявился. У меня разговор серьезный имеется.

– Счас примем на душу по сто пятьдесят, – наливая темно-красное вино в стаканы, кивнул Топорик, – и перетрем твою серьезность.

– Погодь, – снова остановил его Робинзон. – Так это твой внук? – махнул он рукой на дверь.

– Он и есть, – со сдержанной гордостью кивнул Топорик. – Сын мой.

Славка, вместе с женой шесть лет назад погибли в перестрелке с ментами. Они инкассаторов в Коврове взяли. Обоих положили. Ну, их и брать решили. Сдал кто-то. Так Славка и Тамарка им целый бой дали. Ну, их того… – Он вздохнул. – Положили. Вот с тех пор Миха со мной. Но он тоже вот-вот…

– Значит, не ошибся я, – кивнул Робинзон.

– Чего это ты там шепчешь? – улыбнулся Топорик. – Как в те годы, что в камере вместе были. Устроишься в углу – и давай с собой базарить. Я поначалу думал – молишься, а потом понял, что это от привычки. Ведь надо – на островках три года одному прожить… Я бы ни в жизнь не смог.

– Значит, мы с тобой зараз по разные стороны, – пробормотал Робинзон. – Ты в одной толпе, я в другой. Негоже вышло.

– Ты про что это? – нахмурился Топорик.

– Придется, один хрен, тебя в известность поставить, – усмехнулся Робинзон. Потеребив бороденку, кивнул:

– Наливай своей бодяги. Наверное, и взаправду выпивши говорить легше.

– И я про то же, – усмехнулся Топорик.

– Необходимо заставить ее! – зло проговорил Пряхин. – Если не понимает своей выгоды, пусть под страхом работает. Мы с ее отцом повозились! Но конечно, сразу не нужно, – передумал он. – Узнайте, на кого она сейчас работает. Кто-то ведь продает вещи с ее огранкой. Значит, на кого-то она работает. К тому же еще точек пять по крайней мере не наши. А Семенов, по-моему, сказал ясно. Весь хрусталь должен продаваться под нашим контролем. В чем дело? – Он взглянул на Лобова. – Ты что-то в последнее время захандрил. Хрусталь под твоей ответственностью. Ты должен контролировать продажу и, если появляется какой-то самостоятельный продавец, немедленно выяснить о нем все и доложить. Или принять меры. Ведь парни Ниндзи в твоем распоряжении.

– Сейчас все заняты поиском уголовника и Орехова, – возразил Лобов. – У нас почти не осталось охраны. Они все…

– У нас есть люди Статиста, – напомнил Пряхин. – Ты, похоже, боишься чего-то? – Лобов вздохнул. На загорелой лысине выступил пот.

– Так слышал, как говорят? – сказал он. – Что, если этого уголовника, брата Орехова, арестует милиция, нас всех… – Сложив пальцы решеткой, поднес к глазам. – А я не хочу. И вообще… – Вскинув голову, не мигая, уставился в глаза Пряхину. – Тебе, Гриша, говорить легко. Ты только и знаешь, что заключать договора то с одними, то с…

– Каждый делает свою работу, – жестко сказал вошедший в кабинет Семенов.

– И я не понимаю упреков в сторону других, если сам не справляешься с делом.

– По какому поводу собрались?

– По поводу Яковлевой, – вздохнул Пряхин. – Сегодня был человек из Гусь-Хрустального и сообщил, что на продажу были выставлены изделия с огранкой Яковлевой. Значит, она на кого-то работает. А он, – Григорий кивнул на понурившегося Лобова, ничего не предпринимает. Он, видите ли, боится и даже выразил желание уйти.

– Вот как, – медленно проговорил Семенов.

Лобов вскинул голову.

– Я боюсь, – пролепетал он. – Этот уголовник, которого ищут, ведь он был у нас на фабрике, в подземном цеху. И если Попадется милиции, то наверняка…

– Забудь про это, – бросил Семенов. – Мы этот вопрос обсуждали не раз.

Нам в любом случае, как бы плохо ни развивались события, опасаться нечего. Да, цеха есть, но никто из нас о них не знал. Мы занимаемся бумажной волокитой, не вникаем в производство товара. Так что…

– Но нас все равно посадят, – нервно проговорил Лобов.

– Для того, – засмеялся Семенов, – чтобы выпустить. За нами центр, а ему невыгодно, чтобы нас признали виновными, потому что в этом случае мы можем быть откровенными. И представляете, что будет с нашими московскими управленцами? – Он усмехнулся. – Так что не волнуйтесь. И давайте этой темы больше не касаться. А насчет Яковлевой нужно выяснить. И в конце концов, решите этот вопрос раз и навсегда. Или она с нами, или будем принимать другие меры, – сам того не зная, повторил он недавно сказанное Пряхиным и криво улыбнулся. – А теперь о том, что ты хочешь уйти. – Семенов похлопал вздрогнувшего Лобова по плечу. – Если торопишься умереть, то дело твое. Я могу сказать только одно… – Доставая сигареты, он снова замолчал.

У окончательно перепуганного Лобова мелко задрожал подбородок. Семенов, заметив это, с улыбкой покачал головой:

– Никогда не надо говорить об этом вслух, а в некоторых местах даже думать об этом нельзя. Если решил уйти, то делай это неожиданно. Исчезни, и все. Но жить, постоянно опасаясь… По силам тебе такое? И еще. Повторять или предупреждать я больше никого не буду. Тебя тем более. Твое счастье, что я всего лишь деловой человек, а не гангстер, как центр. А сейчас всем до свидания. – Повернувшись, шагнул к двери. Остановился и взглянул на Пряхина.

– Я не хочу больше знать, что Яковлева работает на кого-то. Или на нас, или… – Не договорив, вышел.

– Фу! – Отдуваясь, Пряхин вытер рукавом пот. – Что-то с ним не так, – тихо проговорил он. – А ты, – напустился он на Лобова, – со своим страхом вылез! Думаешь, нам спокойно? В общем, все. – Он поднялся. – Давайте за работу.

Сегодня отгрузка балок. – Он взглянул на Лобова. – Твои знакомые наконец-то прислали машины. С ним сам и разговаривать будешь. Да, как нововведение Семенова? Довольны наши работяги или по-прежнему шумят?

– Все поговаривают о том, – усмехнулся Лобов, – что скоро получат паспорта и будут вольными. Придурки.

– Каждый тешит себя надеждой, – сказал Пряхин, – тем и живет. Вот мы про тех, кто работает в кандалах, говорим, мол, что они слабаки. Мы бы… – Он махнул рукой. – Да просто каждому жить хочется, и не важно, где и как. Но жить.

Только тогда веришь, что все будет хорошо. Почему больные СПИДом или раком тянут до конца? Ведь уже все. Они знают, что умрут. Так нет – надежда умирает последней. У него боли сильные – наглотайся таблеток, и все. Так нет. А вдруг завтра придумают лекарство от рака? Вот и эти, которых мы каторжниками держим, тоже живут надеждой, что будет и на их улице праздник. А не было бы у них этого, толпой бы пошли на нас, и все. Шум. И они убиты, и нас бы всех арестовали. Ведь коснись стрельбы, в общем…