Переулок капитана Лухманова - Крапивин Владислав Петрович - Страница 33

Однажды он поделился с сыном своей «философией»:

— В Японии есть обычай. Каждый клерк или работник, прежде чем идти на службу, несколько минут стоит перед букетом-икебаной или клумбовым цветком. Вбирает в себя их красоту. Это совсем простенькая радость, но помогает согреть душу. У нас видеть такую радость разучились. А ты попробуй…

Игорь попробовал. На дворе несколько минут разглядывал густо цветущие в газоне одуванчики. И… радость вроде бы и правда проклюнулась. По крайней мере, на душе стало легче, всякие недавние огорчения показались пустяковыми… Игорь, может, вскоре позабыл бы свой «одуванчиковый» опыт, но через несколько дней он познакомился с хмурой и решительной девчонкой, защитницей растительного мира. Оказалось, она из той же школы, что Игорь, хотя раньше он ее там не замечал.

Это случилось в начале прошлого лета. Игорь зашел на рынок, чтобы купить пучок редиски. Любил он грызть молодую редиску (тоже маленькая радость жизни, вроде любования икебаной). И даже пакетик с солью взял с собой — для вкуса. Редиску он сгрыз, ботву и остатки соли кинул в урну (не любил оставлять за собой мусор) и остановился у поребрика, потому что опять увидел одуванчики. Порадовался им, как знакомым, стал смотреть. И услышал за спиной:

— Ты что разглядываешь?

Позади стояла личность одного роста с Игорем. Сперва показалось — пацан. В рыжей футболке навыпуск и камуфляжных шортах, с колючими локтями и коленками, кудлатый и темноволосый. С черными густыми бровями и сердитыми глазами. Сердитость эта не обманула Игоря: он понял, что в глазах нет злости, а есть лишь вопрос. И еще понял — нет, не мальчишка. Потому что белые босоножки были явно девчоночьи, а в свободном вырезе футболки блестели бирюзовые бусы — пацаны такие не носят.

Надо было бы ответить, как полагается: «Что хочу, то разглядываю, от любопытства лечат в ближней поликлинике…» Но после редиски и одуванчиков настроение было размягченное. К тому же Игорь не любил давать примитивные ответы. Он хмыкнул и ответил прямо:

— Соблюдаю обычай Страны восходящего солнца!

Она не удивилась, но все же спросила:

— Это как?

— Очень просто. Созерцание цветущих растений утешает душу и ста-би-ли-зи-рует настроение. Это полезно в наш безжалостный век.

— Правда? — удивилась девочка. — Я не знала. Хотя вообще-то многое знаю о растениях…

Они глянули друг на дружку внимательней и… хихикнули. С этаким пониманием.

— А ты тоже любишь «Гринпис»? — вдруг спросила она.

— Что?

— Ну, так называется зеленый мир на планете.

— А чего же его не любить? — сказал Игорь. Потому что ответить иначе означало бы обидеть одуванчики. Подумал и добавил: — Трава лучше, чем щебенка.

— А деревья лучше, чем бетонные заборы…

— Само собой.

И тогда девочка решительно сказала:

— Раз ты все понимаешь, помоги мне!

Игорь уже чувствовал: эта встреча не случайна. Вроде бы как судьба. И кроме того, почему бы не помочь девчонке, с которой возникло понимание?

Он ответил сразу:

— Давай. А как?

Она достала из камуфляжного кармана пачку бумажных квадратиков.

— Вот. Надо раздать здесь, на рынке.

— А что это?

— Прочитай.

На четвертушке принтерской бумаги было крупно напечатано:

— Ни фига себе! — с одобрением сказал Игорь. Потому что он и сам смотрел с досадой, как в скверах и вдоль тротуаров валят могучие клены, березы и тополя.

Один раз он спросил отца: «Зачем?» Тот ответил: «Потому что сволочи. Все, что радует людей, им поперек горла». Ответ был честный, но не совсем ясный. Игорь спросил мать (хотя избегал лишний раз задавать ей вопросы): «Зачем рубят?»

— Затем, что Зелентрест выполняет программу. Есть план благоустройства, утвержденный городскими властями. Депутаты не глупее тебя.

— Они не глупее — они жаднее, — рассудил Игорь. — Отмывают на этом деле денежки. А начальник Зелентреста твой знакомый. Один раз проворовался, но как-то уцелел. По телику говорили… А благоустройства тут как мёду в ж… у мамонта…

Мать со сжатыми губами стала подниматься из-за стола, но Игорь хлопнул дверью и в очередной раз ушел к отцу.

Хорошо, что есть куда уходить. Мать не могла запретить ему. Раз нет официального развода с мужем, «ребенок» имеет право жить с любым из родителей.

В тот день, когда Игорь Густорожский познакомился с девочкой, они сумели раздать почти все листовки. Ходили то вместе, то в отдалении друг от друга, клали бумажки на прилавки перед торговками, совали в руки покупателям.

— Почитайте! Это касается всех.

Кто-то нерешительно моргал, кто-то покачивал головой. Кто-то сразу начинал читать и, кажется, сочувствовал. Толстый дядька в соломенной шляпе тонко крикнул:

— Ай, молодцы, ребята!..

У Игоря азартно стучало сердце.

«Молодцов» схватили почти одновременно. Игоря — крепкий, как железный шкаф, мент с лейтенантскими погонами и дубинкой на поясе, девочку — не менее крепкая тетка в полицейской форме. Повели их рядышком. Ни Игорь, ни девочка не сопротивлялись: не хватало еще унижаться и потешать зрителей!

Игорь только сказал:

— Чего такого мы сделали?

— Вы совершили действия, попадающие под статью об экстремизме, — увесисто сообщил лейтенант. — За это положен срок. Изготовление и распространение листовок незаконного содержания…

— А я думала, что экстремизм — это когда взрослые гориллы выкручивают детям руки, — сказала девочка.

— Оскорбление сотрудников полиции при исполнении служебных обязанностей, — с удовольствием подвела итог дама в форме.

— Хорошо исполняете, — сказал Игорь, и мент дал ему незаметный подзатыльник.

Их привели в одноэтажный домик, внутри почему-то пахло писсуарами. В этом запахе сидел за столом капитан с длинным лицом и скучными глазами.

Началась разборка. Капитан писал протокол и спрашивал. Кто их научил? Какую организацию представляют? Как зовут, где живут? Кто родители? Из какой школы? Зачем им нужна была эта затея с листовками? Впрочем, спрашивали сначала девочку, а Игорь сидел на твердой лавке у окна и слушал. Он не боялся. Он помнил про одуванчики, и на душе было спокойно.

Девочку звали Александрой, а фамилия была Деревянко.

Капитан снова сказал про экстремизм.

— Деревья обрабатывают по распоряжению городских властей. А вы против этих властей выступаете и подбиваете народ к сопротивлению. Знаете, что за это бывает?

— Каторга? — спросила Александра.

— Укороти язык! — скучно потребовал капитан. И попросил полицейскую тетушку, которая торчала тут же: — Эмилия Семеновна, подготовьте документы для постановки на учет…

— А можно вопрос? — дернуло за язык Игоря.

— Что за вопрос? — вскинулся капитан.

— Вы заступаетесь за городскую власть, а почему не заступаетесь за деревья? Есть закон об охране зеленых насаждений.

— Законы мы знаем лучше юных подпольщиков, — утомленным тоном сообщил капитан. — А вам про них расскажут в колонии, куда вы скоро попадете… — И опять уткнулся лицом в протоколы.

Игорь сообразил, что делать. Выхватил из кармана джинсов мобильник.

— Ма-а! Меня, между прочим, забрали в ментовку у рынка. За то, что защищал от вырубки деревья! Говорят, что я этот самый… террорист! То есть экстремист! Грозят тюрьмой!..

Капитан выскочил из-за стола, чтобы отобрать у мальчишки телефон, но почему-то передумал. Потом его отвлек другой телефон — зазвонил на столе. Капитан несколько минут громко ругался с кем-то непонятно о чем. А когда кончил, к отделению подкатил «лексус» стального цвета — известная многим в городе машина мадам Густорожской.

Дальше все было быстро. Громкие объяснения, выяснения, обещания… «Да, я с ним поговорю, конечно. Дома ты у меня получишь, я обещаю!.. А вы, капитан, тоже! Хватаете детей из-за таких пустяков да еще клеите на них обвинения в уголовных действиях… Что значит «обоснованные обвинения»? Эту обоснованность я могу уточнить с полковником Романчуком, с которым хорошо знакома… А ты марш в машину!»