Уходите и возвращайтесь - Маслов Юрий - Страница 15

— Понятно! — Славка захлопнул книгу и просиял. — Факт налицо. Ну, а то, что Фрол Моисеевич свой первый прыжок совершил с вышки, я охотно верю.

— Без парашюта? — ехидно спросил Сережка. Этот вопрос Алик выяснит, — сказал Слава, метнув на Черепкова, который валялся на кровати, короткий испытующий взгляд. — У них с Фрол Моисеевичем души родственные — тайн друг от друга держать не будут.

Алик промолчал. Он понимал, что и историю первого прыжка Козлова, и весь этот разговор ребята затеяли только ради него, чтобы как-то поддержать и ободрить. И он был безмерно благодарен им. С этим чувством благодарности в нем росла и уверенность в том, что он обязательно прыгнет, не подведет этих парней, неожиданно ставших для него такими близкими и необходимыми.

В кубрик заглянул дневальный второго взвода Гена Балакшев — вертлявый и вечно чем-то недовольный тип.

— Травите? — Он обвел всех подозрительным взглядом и прищурился.

— Видишь, что ли, плохо? — спросил Бойцов, потягиваясь. — Очки надень!

Балакшев поспешно захлопнул за собой дверь и, выждав паузу, рявкнул во все горло:

— Мазур, Черепков! К командиру взвода!

— Псих! — Сережка вопросительно посмотрел на мгновенно вскочившего Никиту.

Алик застегнул воротничок, одернул гимнастерку и неожиданно улыбнулся:

— Все будет в порядке, ребята.

Баранов составлял летную программу, когда в штаб — боком, несмело — вошли двое выпускников, лейтенанты Артюхов и Зайцев.

— Разрешите, товарищ старший лейтенант? — спросили они хором.

— Разрешаю, — улыбнулся Баранов. — Храмова не видели?

— Он у командира эскадрильи, — ответил Зайцев. Баранов кивнул, снова было углубился в бумаги, но в это время в дверях появился майор Храмов. Одарив выпускников широкой улыбкой, он сел напротив Баранова:

— У меня полный порядок. Дело за тобой.

— Ребята где?

— В машине.

Баранов сложил бумаги, запер их в стол и задумался, выстукивая пальцами дробь по настольному стеклу.

Неожиданно взгляд остановился на Артюхове и Зайцеве. Он сразу повеселел и, подмигнув Храмову, спросил:

— Со всеми простились?

— Вроде бы, товарищ старший лейтенант, — неуверенно проговорил Зайцев.

А с Харитоновым? Лейтенанты замялись.

— Ну, вот видите… — Баранов быстро набрал номер. — Харитонова!

— Да мы, товарищ старший лейтенант, вообще-то к вам, — краснея, проговорил Артюхов.

— Ко мне — значит, и к Харитонову, — весело отрезал Баранов. — Алло! Харитонов! Как жив-здоров?.. Тебя в штаб вызывают… Я и два лейтенанта… Кто такие?.. Приезжай — увидишь… Хорошо. Жду. — Он положил трубку и, довольный, потер руки.

— Порядок? — спросил Храмов, надевая фуражку.

— Да.

Они вышли на крыльцо. Вокруг санитарной машины, стоявшей рядом с «Волгой» командира эскадрильи подполковника Малышева, кружили взволнованные Черепков и Мазур. Увидев Баранова, оба вскинули в приветствии руки.

Здравия желаем, товарищ старший лейтенант. Здравствуйте. — Баранов, широко расставив ноги, с любопытством посмотрел на Черепкова. — Пульс нормальный?

Сказано это было с доброй иронией, но Алик все равно покраснел — густо, до самых корней волос. Баранов закурил, рисуясь, откинул голову.

Сегодня, Черепков, ты совершишь свой роковой тринадцатый прыжок. Психологически это довольно трудно, но, я думаю, ты меня не подведешь. Не подведешь?

Спасибо, товарищ старший лейтенант, — тихо пробормотал Алик.

Спасибо потом скажешь, когда летать научишься, рассмеялся Баранов и, посмотрев на дорогу, прислушался: где-то трещал мотоцикл. — Едет, — сказал он, обращаясь к Храмову.

Храмов открыл заднюю дверь «санитарки», жестом загнал туда ребят, а сам сел рядом с водителем. Когда машина тронулась, из-за поворота выскочил на своем «Иже» Харитонов. Не обратив никакого внимания на встречную «санитарку», он подкатил к Баранову, поздоровался с лейтенантами, и они, о чем-то весело разговаривая, отправились в город.

На аэродроме было непривычно тихо. Зачехленный строй «Яков» и «Мигов», вытянувшийся вдоль летного поля, походил на клин гусей, в молчаливой грусти покидающий родные края. Еще более сиротливо выглядели «Антоши» и «Ли-2», стоявшие обособленно от других самолетов. По низам свирепствовал ветер, и брезент на плоскостях и двигателях в такт его порывам то гулко хлопал, то «стрелял» автоматными очередями.

— Холодновато, — поеживаясь, заметил Алик.

— Завтра первое апреля, — сказал Никита.

Ребята зашли в парашютную. Фрол Моисеевич забивал козла с подчиненными. Его партнер — пилот вертолета Гриша Брыкун, парень молодой и занозистый, радостно молотил громадными кулачищами по фанерной обшивке стола.

— Тише, Гриша, — возмущался Фрол Моисеевич, — ты же не биндюжник, ты водитель вертолета, с точки зрения папуасов — интеллигенция, можно сказать.

Гриша не унимался. Ему необходимо было внушить противнику, что побеждает сильнейший.

Ребята поздоровались и встали у порога, не решаясь спросить, что им делать дальше.

— А вот и замена, — обрадовался Гриша.

Фрол Моисеевич отложил в сторону кости.

— Заводи, Гришенька, свою телегу, и поехали. Сеня, — он повернулся к одному из своих подчиненных, — пойдешь пристрелочным — ветер сильный.

— Развернуться не дадут, — сокрушенно сказал Гриша. Он высыпал на стол костяшки и вышел, хлопнув Черепкова по плечу.

Алик от неожиданности даже присел.

— Это он любя, — сказал Фрол Моисеевич. — Переодевайтесь.

Сеня притащил парашюты.

— Черепков! — Фрол Моисеевич вдруг заливисто расхохотался. — А мы, оказывается, и врем с тобой синхронно — на моем счету ведь тоже двенадцать прыжков числилось, когда я парашютной секцией заведовал. Правда, меня быстрее разоблачили, на второй же день. И заставили прыгать?

— Да, брат, с вышки.

— С парашютом или без?

— С парашютом, конечно, — вытирая выступившие на глазах слезы, проговорил Фрол Моисеевич, — но при приземлении я ногу сломал. Как это случилось, до сих мир не пойму. Вот как бывает! А ты говоришь…

— Я молчу, — смущенно сказал Алик.

— Готовы? — Фрол Моисеевич взвалил на плечо парашют.

— Готовы, — кивнул Никита.

— Тогда пошли.

Вертолет, мелко подрагивая, быстро набирал высоту, Сеня болтал с летчиками, а Фрол Моисеевич, кряхтя для важности — годы, мол! — пристегивал парашют.

— Фрол Моисеевич, — не выдержал Никита, — вы кончили летную школу, а стали парашютистом, почему?

— Да как тебе сказать… — Козлов развел руками. — Наверное, каждому свое. А потом не забывай, что мы все-таки люди военные. Приказ — и баста. Потом приник. А привычка — вторая натура. Да ты не торопись, нащелкает годков сорок — сам поймешь, что к чему.

Неторопливая речь Фрола Моисеевича, его домашнее настроение и манера вести себя — непринужденно, без показухи и излишней торопливости — сделали свое дело. Алик успокоился и незаметно для себя стал подчиняться малейшему жесту и слову Козлова.

С веревочкой будешь прыгать? — Синие, чуть припухшие, с воспаленными веками глаза Фрола Моисеевича смотрели с насмешливой ироничностью.

«Издевается, — подумал Никита, — на прочность проверяет», я помимо воли отрицательно покачал головой.

— Ну, смотри, Сеня! Семен обернулся, откинул уши кожаного шлема.

— Скажи Грише, чтоб повыше забрался — ребята затяжными пойдут. — Фрол Моисеевич заговорщицки подмигнул и тронул Никиту за плечо: — Значит, так. Считать до трех умеешь?

— На пальцах, — улыбнулся Никита.

— Прекрасно, — серьезно сказал Фрол Моисеевич. — Как вывалишься — загибай пальцы. До четвертого дойдешь — дергай кольцо. Не забудешь?

— Постараюсь.

Взвыла сирена. Гриша, не оборачиваясь, по-разбойничьи свистнул:

— Работать!

Сеня шагнул к люку и, пригнувшись, «нырнул». Проследив за ним взглядом, Фрол Моисеевич удовлетворенно кивнул.

— С доставкой на дом, — засмеялся Гриша. — Боюсь, что крышу проломит.