Пилигримы - Шведов Сергей Владимирович - Страница 7

Этот крик подхлестнул наступающих, которые обрушились на чужой стан, словно приливная волна во время шторма. Навстречу им ринулись заспанные шоненцы и ютландцы, не потерявшие присутствие духа, несмотря на внезапность нападения ободритов. Какие сигналы подавали их гнусавые рожки, Филипп понять, естественно, не мог, но датчане вняли призыву вождей и стали стремительно покидать лагерь. Похоже, они отступали к лесу, дабы под прикрытием деревьев построиться в фалангу. Однако воеводы ободритов разгадали их план, и, судя по свету факелов, пытались обходным маневром, оттеснить своих врагов к болотам. Впрочем, Лузаршу сейчас было не до затей полководцев, он оказался в самой гуще сражения и безостановочно работал мечом, повергая на землю своих врагов одного за другим. Филипп всегда слыл искусным бойцом, но ему пришлось приложить все свое умение, дабы уцелеть в рукотворном аду. К счастью он был не один. Слева его прикрывал Глеб Гаст, справа – воевода Родияр, орудовавший тяжелой секирой. У благородного Глеба не было щита, он бился двумя мечами – искусство неведомое на Востоке и не слишком распространенное на Севере. Во всяком случае, последователей у Гаста оказалось немного. На глазах потрясенного Филиппа Глеб сокрушил рослого датчанина страшным рубящим ударом в голову и тут же поразил другого в грудь, выбросив левую руку вперед. Филипп перенес вес тела на правую ногу, принял на щит чужую секиру и нанес разящий удар в бок своему противнику с выносом меча из-за спины. На датчанине был панцирь, но удар шевалье пришелся точно между стальных пластин и поверг противника на землю. Глеб, Филипп и Родияр прорубались к роскошному шатру, принадлежащему, надо полагать, одному из датских князей. Во всяком случае, ободритский воевода именно Канута вызывал на бой низким воющим голосом. Трудно сказать, услышал ли конунг этот призыв, но навстречу Родияру ринулась целая толпа разъяренных датчан, готовых разорвать на куски обнаглевшего врага. Судя по двойным кольчугам и отделанным серебром шлемам, это были телохранители датского вождя. Был ли среди них сам Канут, Филипп так и не разобрал. Зато сумел спасти Родияра от верной смерти, рубанув мечом по уже занесенной над его головой руке с булавой. Воевода только сверкнул глазами в сторону шевалье, но, надо полагать, оценил по достоинству чужую расторопность. Какое-то время, показавшееся Лузаршу вечностью, они с трудом отбивались от десятка разъяренных датчан, далеко не последних рубак в этом мире. Филипп юлой закрутился на месте, орудуя не только мечом, но и щитом. Щит он, впрочем, скоро потерял. Обтянутое кожей и скрепленное стальными полосами дерево не выдержало удара датской секиры и разлетелось в щепы. Лузарш выхватил из-за голенища сапога длинный нож, подаренный когда-то Венцелином фон Рюстовым, и поверг своего обидчика на землю колющим ударом в шею. Кажется, кто-то из двоих, либо Глеб Гаст, либо Родияр сумели достать князя Канута. Во всяком случае, среди датчан возникло замешательство. Трое уносили поверженное тело, а остальные пытались прикрыть их отход. Родияр ревел как бык, пытаясь прорваться к раненному конунгу, но врагов вокруг становилось все больше, и свою добычу он, кажется, упустил.

– Канут, я еще доберусь до тебя! – прорвался сквозь шум боя его крик, но ответа с той стороны не последовало. Разбитое датское войско стремительно откатывалось к морю, где горели в заливе их многочисленные суда. Если судить по языкам пламени, старательно лизавшим почерневшее небо, то ругам удался внезапный налет. Захваченный преследованием Филипп не услышал призывного звука рога, и Глебу Гасту пришлось его придержать.

– Отходим, – прокричал он в самое ухо Лузаршу. – Похоже, алеманы пошли на штурм.

Собственно ничем другим германские крестоносцы не могли помочь своим гибнущим союзникам. От поля развернувшейся битвы их отделяло Зверинское озеро, которое можно было пересечь только вплавь. А идти в обход крепости по болотам да еще в ночную пору алеманы не решились. Именно поэтому Генрих Лев и Конрад Бургундский бросили своих рыцарей и кнехтов на стены. Их отчаянная попытка могла бы завершиться успехом, учитывая то обстоятельство, что большинство ободритов сражались с датчанами, но, к несчастью, для врагов, князь Никлот предусмотрел и такой оборот дела, оставив в крепости почти тысячу отборных бойцов. Ободриты сумели отбить первую атаку, а быстрое возвращение в город их товарищей и вовсе сделало бессмысленным этот ночной штурм. Однако вожди крестоносцев, видимо, не сразу поняли, что количество обороняющихся увеличилось в несколько раз, и продолжали гнать несчастных кнехтов на южную стену. Увы, их атака захлебнулась раньше, чем искусные мастера успели установить таран напротив добинских ворот. Неудача крестоносцев могла бы остаться локальной, если бы ободриты не сделали вторую вылазку за сегодняшнюю ночь. Правда, они не стали штурмовать хорошо укрепленный лагерь алеманов, зато сожгли практически все осадные машины, выдвинутые к крепости, и перебили несчастных кнехтов, не успевших отойти от Добина. Генрих Лев бросил на помощь пехотинцам рыцарскую конницу, но ободриты не приняли боя и в полном порядке отступили в крепость. Филипп участвовал в обороне стен, но ко второй вылазке, возглавляемой самим Никлотом, он не успел. Впрочем, она была непродолжительной, ободриты вернулись в Добин раньше, чем наступил рассвет.

– Силен ты, шевалье, – сказал воевода Родияр, спускаясь с галереи. – Никогда не видел столь искусного бойца. А повидал я их немало, можешь мне поверить.

– Учителя у него были хорошие, – усмехнулся Базиль, не получивший в отгремевшей битве ни единой царапины и явно довольный исходом дела. – Их слава гремела по всей Святой Земле.

У архиепископа Адальберта Бременского выдался трудный день. Упрямые датские конунги не хотели внимать доводам разума и рвались в ближайшую же ночь захватить крепость. С большим трудом архиепископу удалось убедить их в том, что Добин никуда от них не денется. И что спрятанное ободритское золото будет честно поделено между всеми участниками похода. Адальберт предлагал датчанам треть добычи, Канут и Свен, удивительно единодушные в эту минуту, требовали половину. И тупо игнорировали все доводы красноречивого архиепископа. Их не смущало даже то, что германских крестоносцев было более чем вдвое больше, чем датских.

– Зато у нас есть суда, – привел железный довод конунг Свен, ражий детина с красными, словно с перепоя, глазами. – Без нашей помощи вы просто сдохнете от голода в этих вонючих болотах.

Архиепископ Адальберт в который уже раз за последние недели помянул про себя нехорошим словом папского легата Дитмара, умудрившегося потерять не только огромные запасы продовольствия, но и набитый воинами город. Несчастных кнехтов руги истребили почти начисто да еще и разорили под корень германские поселения в Вагрии, заботливо опекаемые христианскими пастырями в этом диком языческом краю. Галеры, собранные в прибрежных германских городах, руги и ободриты либо сожгли, либо увели с собой, погрузив на них не только собранные для крестового похода припасы, но и казну, далеко не пустующую. И вот теперь перед Адальбертом стояла задача вернуть хотя бы часть потерянных святой церковью средств. С большим трудом ему удалось договориться с Генрихом Львом и Конрадом Бургундским, но жадные до денег датчане оказались ему не по зубам. Архиепископу пришлось буквально вывернуться наизнанку, чтобы убедить князей, согласиться хотя бы на две пятых предполагаемой добычи. Штурм решено было отложить на десять дней, дабы успеть подвезти припасы и построить осадные орудия, без которых подъем на стены Добина обернулся бы слишком большими потерями. Свен и Канут согласились выделить Адальберту по двадцать судов с экипажами для подвоза припасов. За что архиепископ был им особенно благодарен. В лагере германцев уже ощущалась нехватка еды, и вожди крестоносцев опасались бунта в случае наступления голода. Архиепископ Бременский рассчитывал снять проблему уже в ближайшие дни и не без основания полагал, что сорок датских драккаров – сила вполне достаточная, чтобы отбить охоту у наглых ругов соваться в чужие дела. Вряд ли язычники рискнут напасть на искусных мореходов более чем вдвое превосходящих их числом. В конце концов, датчане умеют драться как на суше, так и на море.