Пилигримы - Шведов Сергей Владимирович - Страница 67

– Подсчитываешь убытки, коннетабль, – прозвучал вдруг за спиной Манасии спокойный голос.

Прежде чем обернуться, шевалье де Роже нащупал рукоять ножа, лежащего на груде фальшивых монет. Манасия всегда отличался физической ловкостью и в совершенстве владел всеми видами оружия, в том числе и метательного. Он почти не сомневался в своей способности убить человека, неожиданно вставшего за его спиной. Но это почти заставило коннетабля призадуматься. К тому же он не узнал по голосу говорившего, а это могло привести к роковой ошибке, расплатой за которую вполне могла бы стать его жизнь. Именно поэтому Манасия обернулся к гостю с самой любезной из своих улыбок на устах.

– Филипп де Руси, – представился незнакомец и без приглашения присел к столу. – Садись, шевалье де Роже, наш разговор будет долгим.

– Если мне не изменяет память, то этот дом принадлежит мне, – усмехнулся Манасия, но совету пришельца все-таки последовал.

– Пока да, – не стал спорить благородный Филипп, пристально разглядывая своего собеседника.

Коннетабль никогда не сталкивался с владетелем Ульбаша, зато много слышал о нем. Этот человек слыл едва ли не самым отчаянным интриганом в Святой Земле. Говорили, что он сумел укротить взбалмошную Алису сестру Мелисинды и почти единолично правил Антиохией, оттеснив на задний план Раймунда де Пуатье. Именно благородный Филипп де Руси, подавил мятеж в Триполи и вернул сыну благородной Сесилии уже утерянную им графскую корону. После смерти Алисы этот человек сумел договориться с византийцами, вторгшимися в земли Антиохии, и сохранил границы графства практически в неприкосновенности. В последние годы о нем почти не упоминали, по слухам, он уехал в Византию, ко двору басилевса Мануила, привечавшего антиохийских шевалье. И вот этот человек вернулся, дабы предъявить Манасии какой-то счет.

– Я действовал в интересах Иерусалимского королевства, и ты, благородный Филипп, должен это понимать. Взятие Дамаска обернулось бы катастрофой не только для нас, но и для Антиохии. Воинственные европейские короли приходят и уходят, а мусульманские эмиры остаются, чтобы мстить нам за чужую вину.

– Кто тебе подсунул фальшивые монеты? – спросил Филипп.

– Один подлый анжуец, – поморщился Манасия. – Когда-то он состоял в свите короля Фулька, но был изгнан за какую-то провинность.

– Герхард де Лаваль, – процедил сквозь зубы гость.

– Ты его знал? – удивленно вскинул бровь коннетабль.

– В первый раз я едва не убил его в Триполи, во второй – в Любеке, на другом краю земли.

– Вот видишь, благородный Филипп, оказывается, я расплачиваюсь за твои промахи, – усмехнулся Манасия.

– Я ценю твой юмор, коннетабль, но мне хотелось бы знать, что тебе предлагал этот человек.

– Он предложил мне заплатить за смерть Гуго де Сабаля пять тысяч денариев.

– И ты согласился?

– Я отказался, – нахмурился Манасия. – Смерть графа Галилейского не решала всех моих проблем. Но если бы он предложил мне устранить всех крикливых сторонников принца Болдуина – я бы подумал. У Герхарда де Лаваля были свои счеты с Гуго де Сабалем, и он убил его совершенно бесплатно.

– А фальшивые монеты?

– Он привез мне деньги прямо в наш лагерь под Дамаском. И поставил меня перед выбором – либо я отвожу армию к восточной стене, либо он объявит меня предателем, получившим золото от эмира Унара. Я выбрал второй вариант. Не скрою – хотел разбогатеть.

– У этого человека седая прядь надо лбом?

– Да, – подтвердил Манасия. – Говорят, что он столкнулся нос к носу с демонами в землях славян.

– Кто говорит?

– Маркиз фон Вальхайм, – пожал плечами Манасия. – Как ты понимаешь, шевалье, я не мог оставить без внимания столь опасного человека и послал за ним соглядатаев. Он провел в доме благородного Одоакра довольно много времени. Похоже, они давно и хорошо знакомы друг с другом.

– Маркиз брал у тебя деньги?

– В том-то и дело что нет, хотя я ему их предлагал. Намеками конечно. Он сделал вид, что не понял меня, зато без споров увел своих сержантов от западной стены. За благородным Одоакром последовали все алеманские бароны и рыцари.

– Выходит, он знал, что деньги фальшивые?

– Теперь у меня нет в этом ни малейших сомнений. Уже здесь, в Иерусалиме, я попытался выяснить, что за птица этот маркиз. По слухам, он горячий сторонник герцога Вельфа Брауншвейгского и один из самых непримиримых врагов императора Конрада. Есть еще одна любопытная деталь, которая, возможно, тебя заинтересует, благородный Филипп. Маркиз фон Вальхайм присутствовал при внезапной кончине графа Тулузского, случившейся на пороге спальни его жены. Представь себе, шевалье, они охотились за демоном. Мой осведомитель Сен-Лари утверждал, что несчастный граф все-таки увидел то ли самого дьявола, то ли его пособника в постели своей супруги, что и послужило причиной смерти. Сен-Лари даже назвал мне под большим секретом имя шевалье, ставшего пособником темных сил.

– И кто же это?

– Гвидо де Раш-Русильон. Оказывается, у маркиза фон Вальхайма имеется пергамент с воспоминаниями какого-то рыцаря фон Майнца, в котором черным по белому написано, что благородные шевалье Глеб де Лузарш и Венцелин фон Рюстов вступили в сделку с дьяволом в подвале мечети Аль-Акса. И якобы сам Люцифер вручил им таинственный камень, дающий власть над людьми.

– Глеб де Лузарш мой отец, – холодно заметил Филипп.

– Именно поэтому я счел своим долгом предупредить тебя, шевалье. Разумеется, в обмен на лояльное отношение с твоей стороны. Ведь Гвидо де Раш-Русильон твой родной племянник, и он действительно является любовником благородной Марии, теперь уже вдовы графа Тулузского.

– Кто еще присутствовал в доме в момент смерти Альфонса-Иордана?

– Герцог Бульонский и некий Вальтер фон Валенсберг. Последний попал в плен к мусульманам под Дорилеем и был выкуплен, то ли графиней Констанцией, то ли ее мужем бароном Альфонсом де Вилье. Потом он неведомыми путями попал в свиту графа Тулузского. На вид вполне простодушный молодой человек, но, по словам Сен-Лари, Вальтер тоже участвовал в походе на славян, закончившимся провалом из-за происков дьявола и его пособников. Во всяком случае, так утверждает Валенсберг. Чуть не забыл упомянуть папского легата Годфруа де Лангра, который лично проверил все запоры в спальне Марии и был абсолютно уверен, что кроме инкуба никто не сумеет проникнуть в обследованное им помещение.

– А что ты сам об этом думаешь, благородный Манасия? – спросил Филипп.

– Я думаю, что граф Тулузский действительно увидел свою жену в объятиях молодого человека, но проник тот в спальню Марии вполне естественным путем. Все дело в том, шевалье, что Иерусалим часто переходил из рук в руки, а потому его жители строили потайные ходы в своих домах. Я побывал в спальне графини Тулузской после того, как она покинула этот дом, и без труда определил, что одна из стен – двойная и между перегородками имеется проход, вполне достаточный для стройного шевалье, охваченного любовной страстью. Будь граф Тулузский трезвым и скептически настроенным мужем, он наверняка бы остался жив. Увы, религиозный фанатизм порой бывает для людей не менее вреден, чем порок прелюбодеяния.

– Я рад, что нашел в твоем лице, благородный Манасия, человека рассудительного и не склонного к необдуманным поступкам, – спокойно проговорил Филипп. – Поэтому я настоятельно советую тебе не только самому остаться дома, но и не вводить в соблазн своих друзей.

– Но меня ждет патриарх Фульхерий, – попробовал возразить Манасия.

– У патриарха сегодня отбоя не будет от высокопоставленных гостей, возможно, он заметит твое отсутствие, шевалье де Роже, и даже огорчится по этому поводу. Но, в конце концов, что такое огорчение даже очень значительного лица по сравнению с собственной жизнью. Король Болдуин Третий не станет преследовать любовника своей матери, но он вынужден будет покарать мятежников, осмелившихся встать между ним и троном.

– А фальшивые деньги? – вспомнил Манасия.