Пилигримы - Шведов Сергей Владимирович - Страница 47

– Скиф охотится за двумя голубицами сразу, – сделал вывод Лаваль. – А благородный Альфонс не сделал ничего, чтобы ему помешать.

– Я что же, должен его убить?! – возмущенно выкрикнул барон.

– Не убить, благородный Альфонс, а женить на той самой Адели, к которой якобы лежит его душа.

– Без согласия отца девушки? – удивился барон.

– Ты слишком совестливый человек, Альфонс, чтобы сохранить семейное счастье. Любой муж на твоем месте, не моргнув глазом, убил бы наглого молодчика, а ты не решаешься его женить. Это даже не смешно, мой друг. По-твоему, будет лучше, если благородные Олекса и Адель будут и дальше предаваться блуду, вводя в смущение твою жену.

– А если скиф не согласиться?

– В таком случае, ты с легким сердцем сможешь рассказать обо всем отцу прекрасной Адели, – пожал плечами Лаваль. – Надо полагать, коннетабль Русильон найдет способ посчитаться с человеком, опозорившим его семью.

Хитрой усадьбой, расположенной в едва ли не самом тихом и уютном месте Антиохии, Лаваль решил заняться вплотную. Герхард нисколько не сомневался, что дом, предназначенный для тайных свиданий, тщательно охраняется, а потому даже не пытался проникнуть туда сам. Зато он задействовал двух опытных людей, уже давно возведенных им в сержантское достоинство. Питер и Себастьян ревностно взялись за порученное дело, тем более что их старания хорошо оплачивались. Герхард охотился на Элеонору, но, к сожалению, в его сети попалась более мелкая дичь. Впрочем, этой дичью тоже не следовало пренебрегать.

– Ты уверен, что не ошибся? – строго спросил шевалье у Себастиана, цинично ухмыляющегося в усы.

– Так ведь их трудно перепутать, – пожал плечами сержант. – Луи де Лузарш – блондин, а Венцелин де Раш-Гийом – брюнет. Что касается дамы, то таких грудей мне видеть еще не доводилось. О заднице я вообще промолчу. Одно слово – баронесса. Бесновалась она так, что меня чуть удар не хватил. А еще говорят, что блондинки менее склонны к греху, чем брюнетки.

– Дама была блондинкой? – удивился Лаваль. – Но ведь герцогиня Бульонская – жгучая брюнетка.

– Не было там герцогини, – вступился за товарища Питер. – Мы же говорим – баронесса. Де Куси кажется.

Герхарду ничего другого не оставалось, как только развести руками и попенять барону де Вилье на невнимательность. Впрочем, сам Альфонс блудливую парочку не видел, а его осведомители могли и ошибиться.

– И что мы теперь будем делать? – спросил растерянно борец за нравственность, глядя на своего советчика телячьими глазами.

– Мои люди утверждают, что видели не просто блуд, а сатанинский обряд, – мрачно изрек Лаваль. – Ты слышал о суккубах и инкубах, мой дорогой Альфонс?

Барон де Вилье покрылся мелкими капельками пота. А Вальтер, присутствующий при этом разговоре, побледнел. О происках дьявола, умеющего принимать мужское и женское обличие, они, конечно, были осведомлены. Но ни тому, ни другому и в голову не могло прийти до сего времени, что их знакомые станут легкой добычей темных сил. Лаваль, правда, не уточнил, в кого, собственно, вселился дьявол, в баронессу Маврилу де Куси или в Венцелина де Раш-Гийома.

– Я слышал, что дед Раш-Гийома тоже Венцелин был язычником, – проговорил заплетающимся языком Вилье. – Болтали еще о каком-то оке Соломона, дающем власть над миром.

– И над человеческими душами, – дополнил хозяина Герхард. – Я тоже об этом слышал. Так что, благородные шевалье, мы так и будем молчать?

– Я сообщу об этом патриарху Антиохийскому, – пообещал дрожащим голосом Альфонс.

– И тем самым погубишь благородную даму, которая, возможно, виновата всего лишь в прелюбодеянии. Это неблагородно, барон.

– А что ты предлагаешь, Герхард?

– Надо рассказать обо всем ее мужу, Ангеррану де Куси, – отрезал Лаваль. – Пусть он сам разбирается со своей женой.

Барон де Куси оказался куда менее легковерным человеком, чем Альфонс де Вилье. В сатанинский обряд с участием своей жены он не поверил, а вот что касается блуда, то здесь его сомнения рассеялись очень быстро. Ангерран был человеком решительным и не склонным к компромиссам. Если какой-то негодяй действительно соблазнил его жену, то он отправит его на тот свет самым простым и действенным способом – ударом меча. Де Куси отличался ростом и мощью истинного бойца, и в его словах никто из присутствующих не усомнился. Вошедший в раж Ангерран готов был разрушить до основания Антиохию, если кто-то из местных баронов и шевалье осмелятся стать у него на пути. Угроза была нешуточной, и благородный Альфонс, пытавшийся как-то оправдать Венцелина де Раш-Гийома, вынужден был замолчать. Зато Герхард торжествовал, жизнь юного оруженосца его нисколько не волновала, а то, что Раш-Гийом сын могущественного барона, его устраивало как нельзя больше. Это убийство может провести между французами и антиохийцами столь глубокую межу и вызвать такую жесточайшую вражду, что они навсегда забудут о Халебе.

Барон де Куси прихватил с собой пять самых верных своих сержантов, Герхарда сопровождали Питер и Себастиан, Альфонса де Вилье – только Вальтер фон Валенсберг. Если таинственная усадьба охранялась, то вряд ли число ее сторожей достигало десятка. В противном случае их обнаружили бы пронырливые соглядатаи Лаваля. Ангерран, возглавивший нападение на воркующих голубков, принял все меры предосторожности, что не вспугнуть блудодеев раньше времени. Он расставил своих сержантов по всему периметру усадьбы, а сам во главе отважных шевалье прокрался через ворота к самому дому. Двух сторожей, выскочивших навстречу чужакам из зарослей, обезвредили Герхард и Вальтер, расчетливыми ударами по дурным головам. Третьего, стоящего у входа, благородный Ангерран поверг на землю чудовищным пинком в живот. После чего отважная четверка ворвалась в двухэтажное здание, не соблюдая никаких мер предосторожности. Благородный Альфонс, не раз бывавший в этом доме, безошибочно указал своим спутникам направление к спальне. Барон взлетел на второй этаж гигантским прыжками. Герхард с Вальтером поспевали за ним с трудом, даром что были моложе Ангерана, который в свои сорок пять лет сохранил прямо-таки юношескую прыть. Альфонс де Вилье, мучимый одышкой, болтался где-то в арьергарде отряда, ринувшегося на штурм цитадели. Дверь в обитель греха барон вынес могучим плечом, обтянутым железной кольчугой. Его грозный меч взлетел над головой обнаженного мужчины, успевшего не только соскочить с ложа, но и принять боевую стойку. Зрелище, открывшееся взору Герхарда, могло потрясти своей фантастичностью, даже самую закаленную душу. На роскошном ложе под балдахином кричала от ужаса благородная дама с распущенными волосами, прямо посреди комнаты рубились на мечах двое мужчин, один из которых был облачен в кольчугу и панцирь, а другой не успел прикрыться даже нижней рубашкой. И все это при тусклом свете медных чаш, наполняющих спальню чарующим ароматом.

– Волосы у нее темные, – произнес вдруг расстроенно Альфонс де Вилье, последним прибежавший на место происшествие.

– А у него светлые, – дополнил его Вальтер. – Это не Раш-Гийом.

Герхарду ничего другого не оставалось, как признать правоту Валенсберга. Противник Ангеррана уже вышел из юношеского возраста. Это был рослый, хорошо сложенный мужчина с резкими чертами лица, и мечом он орудовал так умело, что довольно быстро загнал в угол разъяренного барона.

– Какого черта?! – прорычал он в сторону Герхарда.

– Это герцогиня Тулузская, – прошептал на ухо Лавалю Вальтер.

– Остановись, барон, – крикнул Вилье Ангеррану. – Это не твоя жена.

Герцогиня уже пришла в себя настолько, что успела набросить на свое обнаженное тело покрывало и отступить к светильнику. Лица она не прятала, возможно, просто от испуга, так что у барона де Куси появилась возможность собственными глазами убедиться в совершенной им ошибке, едва не ставшей фатальной.

– С кем имею честь? – спросил, тяжело отдуваясь, Ангерран.

– Шевалье Гвидо де Раш-Русильон, – отозвался рассерженный незнакомец.

Конечно, барон узнал даму, отвернувшуюся, наконец, к окну, но будучи человеком воспитанным он не произнес ее имя вслух.