Пилигримы - Шведов Сергей Владимирович - Страница 4

Епископ Дитмар с упоением принялся за дело, которое считал едва ли не самым главным в своей жизни. Почему этому худому долговязому человеку с редкими темными волосами вокруг выбритого темени так хотелось облагодетельствовать славян, приведя их в стадо Христово, Герхард мог только догадываться. Сам он жаждал только одного – золота. Деньги могли помочь ему выбраться из незавидного положения, в которое он угодил отчасти по легкомыслию, но большей частью благодаря проискам своих врагов. Город Любек ему понравился, прежде всего, обильным торгом и достатком жителей, по преимуществу, кстати, славян. Людей, как успел заметить Герхард, гостеприимных и добродушных. Епископ Дитмар, правда, подозревал их в ереси и даже сношениях с сатанинскими силами в лице здешних богов, но широко мыслящий шевалье де Лаваль вовсе не считал склонность к иной вере самым крупным человеческим недостатком. Жизнь научила его искать друзей там, где остальные ищут только врагов. Он довольно быстро нашел общий язык не только со славянскими, но и с иудейскими купцами, заполонившими в последнее время город. Чем, кажется, удивил епископа Герхарда, не ожидавшего, видимо, найти в отчаянном рубаке столь тонкого переговорщика. Собственно, иудеи боялись только одного, что их опять начнут бить, как это случилось во время первого крестового похода, когда обезумевшие фанатики вырезали целые еврейские общины на берегах Рейна. В благословенной Вагрии, совсем недавно приобщенной к христианской вере, о крестовом походе имели смутное представление, а потому равнодушно смотрели на пришельцев, ищущих спасения не столько душ, сколько тел. Герхард пустил в ход все свое природное обаяние и сумел договориться с купцами, как славянами, так и иудеями. Продовольствие и снаряжение покупалось по весьма сходной цене, чем прижимистый Дитмар остался, кажется, доволен. А то, что часть выделенных средств прилипла к его рукам, Лаваль, разумеется, скрыл от епископа. Славянин Беляй, тучный и улыбчивый торговец зерном, с которым Герхард сошелся особенно близко, предостерег любезного шевалье от благодушия.

– Если ободриты и руги узнают о ваших приготовлениях, то они сложа руки сидеть не будут, – вскольз заметил Беляй. – На месте епископа я бы вывез припасы с пристани.

– Вот тебе раз, – возмутился Герхард. – А галеры мы, по-твоему, зачем наняли? Припасы будут доставляться морем прямо к Микельбору, куда скоро двинутся наши войска. К тому же князь Канут обещал нам прислать боевые галеры. С помощью датчан мы очистим Балтийское море от недругов.

– Да поможет тебе Христос, благородный Герхард, – перекрестился Беляй. – Но руги могут пасть на пристань как соколы на добычу. Тогда нас даже твои кнехты не спасут. Спалят они и порт и город.

Про ругов Герхард прежде не слышал, но предостережение славянского купца все-таки донес до ушей Дитмара. Епископ Гевельбергский, в отличие от заезжего анжуйца, знал о морских разбойниках с острова Рюге практически все. От него Герхард узнал, что руги не просто разбойники, а исчадья ада, демоны в человеческом обличье, ведущие вечную охоту за христианскими душами.

– Может, они действительно демоны, – неожиданно согласился с епископом Беляй. – Во всяком случае, оборотней среди них с избытком. Иные по небу соколами летают, другие по земле волками рыщут. Говорят, что сам бог Перун выводит порой их на охоту, и тогда от их воя и клекота у обычных людей кровь стынет в жилах.

Просвещенный анжуец над страхами купца и епископа просто посмеялся. И смеялся он до тех пор, пока эти самые оборотни не хлынули серым потоком на пристань города Любека. Произошло это на исходе дня, когда мирные обыватели потянулись с торга домой, дабы скоротать летнюю ночь под родным кровом. Шевалье де Лаваль задержался у хранилища зерна, принимая от купца Беляя последнюю партию. Городские ворота еще не успели закрыть, и это прискорбное для Любека обстоятельство оказалось спасительным для Герхарда. Счастье еще, что Герхард отправился на пристань верхом. Конский мах оказался шире человеческого шага, и он попал в город раньше, чем туда ворвались закованные в сталь воины. Кнехты, стоящие на воротах, были убиты раньше, чем успели повернуть колесо. Мост, переброшенный через ров, даже не дрогнул. Дубовые створки так и остались распахнутыми настежь. Лаваль увидел среди окольчуженных спин волчьи шкуры и невольно содрогнулся от подступившего страха. Он все-таки успел укрыться в цитадели, где остановился на постой предусмотрительный Дитмар. Впрочем, епископ Гевельбергский оказался не только предусмотрительным, но и очень упрямым человеком. Потеряв в одночасье город, он пытался сохранить цитадель, куда было свезено оружие и доспехи, закупленные для похода, и хранились немалые деньги, которые епископ не успел потратить. На стены своего убежища Дитмар поднялся вооруженный не только крестом, но и мечом. Судя по всему, епископ собирался личным примером вдохновить перепуганных внезапным вторжением рыцарей и кнехтов. В Любеке, насколько мог видеть Герхард, шла резня. Руги, видимо, хорошо знали город, поскольку первым делом бросились к казармам, где предавались отдыху сотни пехотинцев. Десятка два рыцарей, успевших сесть на коней, попытались остановить железную лавину, но были размазаны по деревянной мостовой в мгновение ока.

– Вот уж действительно – демоны, – криво усмехнулся Лаваль, кося глазами на мрачного Дитмара.

К удивлению Герхарда, руги легко преодолели неглубокий ров, окружающий цитадель, и без раздумий пошли на приступ ее стен, не имея даже штурмовых лестниц. Зато в руках у них были топоры, которые со свистом вонзились в потемневшие бревна. И по этим топорам, как по ступеням ринулись наверх люди с волчьими шкурами на плечах. В наступивших вечерних сумерках они вполне могли сойти за хищников, устремившихся за добычей. Во всяком случае, перепуганные кнехты густой толпой ринулись вниз с галерей по скрипучим деревянным лестницам. Ни призывы Дитмара, ни ругань Герхарда не смогли их остановить. Лавалю ничего другого не оставалось, как подтолкнуть мешкающего епископа и обнажить меч, дабы встретить опасность лицом к лицу. С большим трудом ему удалось перехватить железный клюв ружского сокола и отвести тем самым удар, не суливший ему ничего кроме смерти. Повторного выпада Лаваль ждать не стал, а просто прыгнул с галереи вниз на головы отступающих кнехтов. К счастью, ему удалось подняться с земли раньше, чем торжествующие руги спустились во двор цитадели. Герхард ринулся к каменным палатам, когда-то служившим домом местному славянскому князю, а ныне ставшими временным прибежищем для епископа Дитмара и его рыцарей. Лавалю пришлось немало потрудиться, дабы пробиться сквозь плотную толпу обезумевших кнехтов. Самое обидное, что защитники цитадели числом превосходили нападающих, но Герхард очень скоро убедился, что алеманские пехотинцы не соперники грозным ругам, снаряженным никак не хуже благородных рыцарей. Несчастные кнехты, на многих из которых кроме кожаных гамбезонов ничего не было, просто не могли противостоять затянутым в кольчуги людям. Алеманы падали под ударами длинных мячей словно куклы, в которых Господь по рассеянности забыл вдохнуть отвагу, а возможно и жизнь. Несколько раз Герхард чудом избежал смерти, причем метили в него не только чужие, но и свои, которым он по нечаянности переступил дорогу. Безумное побоище, кровавой воронкой крутившееся по двору, грозило захватить Герхарда с весьма печальными последствиями для его тела и души. У самого крыльца шевалье де Лаваль вдруг столкнулся с человеком, показавшимся ему знакомым. Секундное замешательство едва не стоило Герхарду жизни, зато он успел опознать своего врага, только что отправившего в мир иной двух несчастных алеманов и потянувшегося окровавленным мечом к шее благородного шевалье.

– Филипп! – воскликнул Лаваль. – Филипп де Руси будь ты проклят!

Как ни странно, но этот полный ярости вопль спас Герхарда от верной смерти. Капитан антиохийской гвардии замешкался с ударом, и Лаваль успел прыгнуть в приоткрывшуюся дверь. За спиной послышался стук запора и глухие ругательства обманутого врага.