Пилигримы - Шведов Сергей Владимирович - Страница 34

– Я слышала, что это крыло дворца облюбовала императрица Ирина, супруга благородного Мануила, – сообщила подруги Сибилла.

– Надеюсь, она спала не на мраморном полу? – угрюмо буркнула Элеонора.

– Говорят, что одних служанок у нее больше сотни и что они буквально носили ее на руках. А ведь совсем недавно благородная Берта жила в убогом замке своего отца и даже не помышляла о восточной роскоши.

У несчастной королевы Элеоноры служанок было всего пять, и они буквально с ног сбивались, чтобы облегчить участь своей госпожи. Увы, сделать им удалось немногое, это надо прямо признать, но, возможно, им удастся, наконец, согреть воду, дабы благородные дамы могли смыть дорожную грязь со своих тел?

– Пойду узнаю, – подхватилась с места Сибилла, которая была на четыре года моложе королевы и отличалась легким покладистым нравом.

Увы, служанки не оправдали надежд благородных дам, о чем вернувшаяся графиня Фландрская поведала королеве Элеоноре, зато Сибилла встретила во дворе шевалье де Руси, засвидетельствовавшего ей глубокое почтение.

– Этот тот самый шевалье из Антиохии, который приезжал год назад в Париж с письмом от твоего дяди, благородного Раймунда.

– Я его помню, – кивнула Элеонора. – Кажется, этого любезного господина зовут Филиппом. А как он здесь оказался?

– Понятия не имею, – повела плечом Сибилла. – Но он просит его принять, благородная Элеонора.

– Мог бы просто войти, – усмехнулась королева, глядя на распахнутые настежь двери.

– Возможно, ему помешала врожденная вежливость, – засмеялась Сибилла.

– Боже мой, – вздохнула Элеонора, – а у меня такой вид, словно я, по меньшей мере, неделю провалялась на сеновале при королевской конюшне.

– Утешься тем, что другие дамы выглядят еще хуже.

– В таком случае, графиня Фландрская, я назначаю тебя своим капитаном, – торжественным тоном произнесла королева. – Проводи нашего гостя в мои апартаменты.

Благородный Филипп де Руси склонился перед королевой с таким видом, словно она восседала на троне, а не на старом обшарпанном стуле, годном для трактира, но не для столь роскошного дворца. Вид Элеоноры вполне соответствовал скудости меблировки. Котту она не меняла, по меньшей мере, неделю, а об истрепавшемся пелиссоне лучше всего было промолчать. Но хуже всего дело обстояло с волосами, они свисали жирными прядями на обветренное лицо королевы, придавая ей сходство с прачкой, отупевшей от работы.

– Божественный Мануил, император Византии, узнав о твоем приезде, благородная Элеонора, искренне скорбит от того, что не сможет пока принять тебя в своем Влахернском дворце и в качестве извинения предоставляет в твое распоряжение свою летнюю резиденцию. Вот его письмо, государыня.

– Лучше бы он прислал мне кресло, – почти простонала королева, но тут же спохватилась: – Передай императору мою горячую благодарность, шевалье де Руси.

– Иными словами, ты принимаешь его предложение, государыня?

– Как видишь, шевалье, – нахмурилась Элеонора, – я уже здесь. Может, хоть ты, благородный Филипп, достанешь для нас с графиней ведро воды?

– Зачем? – удивился шевалье.

– Нам надо умыться, – засмеялась Сибилла. – Ты очень недогадлив, благородный Филипп.

– Но во дворце есть бани с бассейнами, благородные дамы, – широко развел руки шевалье. – Почему бы вам не воспользоваться ими?

– Я воспользуюсь, благородный Филипп, – прошипела рассерженная королева. – Если ты выступишь в качестве истопника. Вся прислуга дворца разбежалась, и нам с Сибиллой негде голову приклонить.

– В таком случае, государыня, ты можешь положиться на меня, – шевалье отступил на шаг и хлопнул в ладоши: – Внесите мебель для гостьи вашего императора.

Преображение покоев королевы Элеоноры происходило прямо на глазах. Филипп, выступавший одновременно в роли мага, чародея и любезного кавалера, лично проводил дам до помещения, предназначенного для омовения тела и отдохновения души, где и передал их с рук на руки расторопным служанкам.

– Покои будут приведены в надлежащий вид к твоему возвращению, благородная Элеонора.

– Ты на редкость любезен, шевалье, – покачала головой королева.

– В данном случае, я всего лишь посредник между тобой, государыня, и басилевсом Мануилом.

Стены бани тоже были украшены мозаикой, довольно фривольного содержания. И пока служанки старательно выполняли свою работу, у благородных дам достало времени, чтобы их рассмотреть. Юная Сибилла то и дело хихикала в кулачок, при виде совсем уж откровенных поз. Элеонора хранила сдержанное молчание. Хотя рисунки растревожили ее воображение. Выходит, недаром святые отцы называли Восток средоточием всех пороков и предостерегали шевалье и дам от дьявольских искушений, которые будут преследовать их во время пути. К сожалению или к счастью, Элеоноре не пришлось за последние месяцы пережить ничего такого, что смутило бы ее дух. Благородный Людовик, занятый благочестивыми мыслями, почему-то решил, что трудности похода освобождают его от исполнения супружеских обязанностей и за все это время не выказывал супруге ни малейших знаков внимания. Король Франции, надо признать, и раньше не отличался особой активностью в любви, но нынешнее его поведение выходило за рамки приличий.

Элеонора почувствовала необыкновенный прилив сил, покидая византийскую баню, оправдавшую все возлагавшиеся на нее надежды. В свои новые покои она вошла облаченной в чистые одежды и с новой прической, достойной французской королевы. Шедшая за ней следом Сибилла восхищенно ахнула. Воистину Филипп превзошел самые смелые ожидания благородных дам, за короткий срок он не только навел чистоту в помещениях, но и обставил их с подобающей случаю роскошью. Элеонора наконец-то увидела ложе, пригодное для коронованной особы, и с трудом пересилила желание упасть на него в тот же миг. Впрочем, шевалье не забыл и о дамах, сопровождающих королеву, за что графиня Сибилла ему была особенно благодарна. Ее покои хоть и уступали королевским, все-таки поражали роскошью воистину неземной. Накрытый в большом зале стол удивлял обилием золотой и серебряной посуды, но проголодавшихся женщин более всего привлекала еда, приготовленная с византийским изяществом.

– Надеюсь, благородный Филипп, ты разделишь с нами скромный ужин, – обратилась Элеонора со снисходительной улыбкой к старательному шевалье.

– Только в том случае, государыня, если ты позволишь мне выполнить еще одно поручение и примешь этот скромный дар, посланный царем Скифии, много слышавшим о твоей удивительной красоте.

Сибилла ахнула в который уже раз за сегодняшний день. Даже сама Элеонора потеряла на миг дар речи. Этот царь скифов был, судя по всему, баснословно богат, если делал незнакомым дамам такие подарки. Одних драгоценных камней на золотой диадеме было несколько сотен. Она буквально сияла всеми цветами радуги в руках у Филиппа.

– Мне право неловко принимать столь щедрый дар от незнакомого человека, – растерялась Элеонора.

– Но и не принять его нельзя, – понизил голос почти до шепота шевалье. – Подобные дары в обычаях Востока. Это дань вежливости, не более того. Не приняв диадему, ты, государыня, жестоко оскорбишь равного тебе по рангу человека. Право, благородный скиф не заслуживает такого к себе отношения.

– Хорошо, Филипп, – кивнула Элеонора, – я полагаюсь на твой опыт и знание местных обычаев. Передай мою благодарность обоим, и басилевсу Византии, и царю скифов. Я тронута их любезностью до глубины души.

Благородный Людовик, проведший всю ночь в истрепанном шатре, был разбужен утром родным братом Робером Першским, невесть зачем явившимся к королю. Людовик всегда относился к младшему брату со снисходительностью, который тот не заслуживал, по мнению очень многих уважаемых людей, но и королевская снисходительность имеет свои пределы, и графу Першскому следовало это знать.

– Ты бываешь поразительно бестактным, Робер, – поморщился Людовик, поднимаясь с жесткого ложа и протягивая руки слуге, стоящему у постели с кувшином.