Пилигримы - Шведов Сергей Владимирович - Страница 30

– Не довезут, – покачал головой Олекса, оглядывая лошадей. – Сдохнут по дороге. Помяни мое слово, Филипп.

Однако вопреки пророчествам самоуверенного новгородца византийские клячи все-таки сумели сдвинуть с места возы, груженные тяжелой поклажей, и у гостей появилась, наконец, возможность оглядеться по сторонам. Зрелище им открылось разочаровывающие. Даже Филипп, любивший Константинополь, вынужден был признать, что кварталы в районе порта не блещут красотой. Такого количества жалких лачуг, слепленных из подручного материала, не было нигде в подлунном мире. О чем с полной уверенностью заявил Хабар и в этот раз был, скорее всего, прав. В Константинополе проживало более двухсот тысяч жителей, и подавляющее их большинство обитало отнюдь не во дворцах.

– Вот тебе и Царьград, – крякнул расстроенным селезнем боярин Лют, оглядывая критическим оком покосившиеся каменные дома и прилепившиеся к ним глиняные хижины.

С мостовыми в припортовом квартале Константинополя тоже были большие проблемы. В этом благородный Ростислав смог убедится на собственном опыте, когда его соскользнувшая с камня нога утонула в грязи по самое колено. Боярин Лют разразился такими чудовищными ругательствами, что перепуганные византийские клячи рванули вперед с прытью, которой от них не ожидали даже возницы. Результат превзошел ожидания даже скептически настроенного Олексы Хабара. Передняя кобыла, самая норовистая из всех, мало того что сама увязла по брюхо в гигантской луже, так еще и увлекла за собой своих глупых товарок. Бросившийся было на помощь возницам, Хабар провалился по пояс да еще умудрился обрызгать с ног до головы князя Андрея.

– Это по вашему Царьград! – вторил Олекса, потрясая кулаками, разгневанному Люту. – Это свинарник, а не город! Ты куда нас привез, Филипп?!

Передняя лошадь стала захлебываться в грязи, под печальные причитания седого возницы и радостные вопли константинопольских зевак, мигом собравшихся вокруг гигантской лужи. Мечникам ничего другого не оставалось, как спасать свое и хозяйское добро. С огромным трудом им удалось вырвать из цареградской грязи несчастную кобылу и вынести ее на твердую землю вместе с телегой и возницей.

– Ты куда смотрел? – орал на возницу боярин Блага на чистейшем греческом языке, но тот, принадлежавший к загадочному ливийскому племени, его не понимал и только кивал в ответ словно заведенный.

С помощью ругани и тумаков, которые Хабар и Лют щедро раздавали не только возницам, но и зевакам, злополучную лужу удалось преодолеть. Дальше дорога смотрелась получше. Что, однако, не мешало злопамятному новгородцу проклинать константинопольские порядки сразу на двух языках, на русском и греческом. Воистину этому городу требовался рачительный хозяин не только для того, чтобы поправить мостовые, но и приучить к почтению местный люд, болтающийся по улицам без всякого порядка и докучающий достойным мужам дурацкими просьбами. На величественный храм, стоявший от него по правую руку, Олекса внимания не обратил, зато плюнул грязью в сторону нищих, шарахнувшихся от него как черти от ладана.

Сиятельный Константин был удивлен до крайности, когда перепуганный слуга доложил хозяину, что в ворота его усадьбы ломятся странные существа не то разбойники, не то исчадья ада. Комиты Алексей Котаколон и Михаил Палеолог, наслаждавшиеся в эту минуту тончайшим сирийским вином, были скорее обрадованы, чем шокированы таким оборотом дела. Молодым людям предстояло провести довольно скучный вечер в обществе строгого протоспафария, немудрено, что их обрадовало приключение, свалившееся прямо им на голову в месте, где его никак нельзя было ожидать. Конечно, в Константинополе грабителей хватало. Но чтобы вот так, на исходе дня ломиться с дурными намерениями в усадьбу уважаемого члена императорского синклита, надо быть редкостным наглецом с претензией на манию величия. Недоразумение, возникшее у ворот, едва не завершилось грандиозной дракой между сторожами и гостями, но, к счастью для всех, Алексей опознал в одном из разбойников благородного Филиппа де Руси и мгновенно приструнил своих людей.

– Принимай гостей, Котаколон, – буркнул ему чем-то расстроенный шевалье. – Чтоб он провалился ваш Константинополь.

Комит Михаил с интересом разглядывал гостей, нахлынувших в усадьбу сиятельного Константина, и пришел к выводу, что перед ним не исчадья ада, конечно, а дикие скифы, не знающие ни чина, ни ряда.

– Это что, у них обычай такой, – спросил Палеолог у озабоченного Котаколона.

– Какой еще обычай?

– Купаться в грязи перед тем, как заявиться в гости?

– Вынужден тебя разочаровать, высокородный Михаил, – усмехнулся Алексей. – Это просто несчастный случай. Их телеги угодили в лужу прямо посреди города. Надо полагать, эпарх Константинополя сиятельный Никифор будет огорчен, узнав какими словами привечают его пострадавшие русы.

– Протоспафарий ждет сегодня эпарха? – спросил Михаил.

– Да, – вздохнул Алексей. – Он обещал быть вечером.

– В таком случае, Котаколон, я тебя покидаю, – заторопился Палеолог. – Скажи отцу, что у меня разболелся зуб. Еще одной встречи с этим занудой я не перенесу.

– А я? – жалобно спросил Алексей.

– Натрави на эпарха диких скифов, – серьезно посоветовал другу Палеолог. – Если они разорвут Никифора Кондостефана на куски, Константинополь захлебнется в благодарности.

Сиятельный Никифор прибыл как раз в тот момент, когда молодой Палеолог позорно бежал из чужого дворца. Однако на бегу он что-то успел шепнуть немолодому эпарху, и тот вступил в покои Константина сильно озабоченным.

– На нас напали скифы, протоспафарий? – спросил он с порога у хозяина.

– С чего ты взял?

– Мне сказал об этом высокородный Михаил, поспешно покидавший твой дом.

– Ты не расслышал, дорогой друг, – успокоил гостя Тротаниот, – Речь шла не о скифах, а о гостях из Руси. Я тебя познакомлю с ними немного погодя.

– Любопытно было бы взглянуть, – кивнул эпарх. – Я слышал, что император недоволен мною и поспешил к тебе за советом.

– Не столько тобою, сиятельный Никифор, сколько городскими стенами, – печально вздохнул Константин. – Божественный Мануил опасается, что Константинополь может не выдержать штурма.

– Но ведь алеманы ушли, – нахмурился эпарх. – Я сам видел, как они переправлялись через Босфор.

Сиятельный Никифор Кондостефан был человеком на редкость честным и даже неглупым, но вот умение быстро соображать, не входило в число его многочисленных достоинств. Уж слишком основательным был этот человек, чтобы вот так с пылу с жару, не обдумав, как следует, предстоящее дело, давать свои рекомендации сильным мира сего. Именно по этой причине он застрял в эпархах, хотя и годы, и немалый опыт позволяли ему занять почетное место среди членов синклита.

– Алеманы ушли, но на их место пришли французы, настроенные еще более враждебно и к Византии, и к императору Мануилу.

Константинополь попал в весьма сложную ситуацию, что вынужден был с сокрушением в душе признать сиятельный Никифор. Мануилу пришлось отправить в Элладу армию, собранную против алеманов, дабы не допустить падения Афин. Взятие этого города делало Рожера Сицилийского хозяином всего средиземноморского побережья, что никак не устраивало византийцев.

– У членов синклита есть основания полагать, что Рожер и Людовик заключили тайный союз, направленный против Константинополя, – продолжил неспешный разговор протоспафарий. – Если это действительно так, то осады, а то и штурма города нам не избежать. Числом французская армия не уступает алеманской, зато превосходит ее единством своих рядов. К тому же король Конрад понимает, как важен для него союз с Мануилом, а вот королю Людовику нам просто нечего предложить. До сих пор он проявлял себя скорее как враг, чем как друг Византии. Думаю, для тебя не секрет, сиятельный Никифор, что французы примкнули к коалиции, созданной папой Евгением, куда кроме Людовика и Рожера вошли еще и венгерский король Геза вкупе с Изяславом Киевским. Если нам не удастся быстро выпроводить французов, то я не исключаю вмешательства последних в наши дела.