Пилигримы - Шведов Сергей Владимирович - Страница 18

– А ты на их стороне, боярин Вузлев? – прямо спросил Лузарш.

– Нет, – покачал головой Гаст. – Мне не нужен сильный князь в Ростово-Суздальской земле. Со смердами я сам договорюсь. Не говоря уже о вятичах. Именно вятские витязи и старейшины могут стать твоими союзниками, Филипп, и вовсе не потому, что их волнует судьба Константинополя или Киева, просто они рады будут избыть Долгорукого со своей земли.

– Интересный расклад, – задумчиво произнес Лузарш. – Но в любом случае я рад, что наши интересы совпадают.

Боярин Хабар настоятельно советовал Вузлеву идти от озера Ильменского на Селигер, однако Гаст выбрал другой путь – по рекам Мсте и Медведице, далее по реке Нерли и ее притоку Каменке, на берегу которой как раз стоял город, в который шевалье де Лузарш так стремился попасть.

– Опасный путь, – покачал головой боярин Яромир. – Мало хоженый.

– Мы на трех ладьях пойдем, – возразил Вузлев. – Налегке, без товара. Полторы сотни мечников – серьезная сила. Не всякий к нам сунется.

– Тебе виднее, – не стал спорить с опытным человеком Хабар. – Доброго вам пути.

Глеб опасался, что обмелевшие в летнюю пору реки станут препятствием на пути трех массивных ладей, но пока все обходилось. Местами ладьи скребли дном по речному песку, но крупных неприятностей упорному Вузлеву удавалось избегать. Филиппа не на шутку пугали здешние леса, которым, казалось, конца края не будет. Новгородцам, случалась, сутками плыть по реке, не встречая человеческого жилья. Кругом, куда хватало глаз, стояли непроходимые дебри – лиственные, хвойные, но большей частью смешанные, где, по словам мечников, не ступала нога человека. Вузлев торопился, а потому грести приходилось не только днем, но и ночью. Филипп давно уже запутался, где заканчивается одна река и начинается другая. Вроде они только что гребли против течения, напрягая остатки сил, а ныне их уже несет вперед неведомая сила. На привал останавливались считанные разы, дабы подкрепиться горячей пищей, в остальное время спали прямо в ладьях, сменяя друг друга на веслах. К удивлению Лузарша, мечники не роптали. Похоже, для них такой способ передвижения был привычен. Для Филиппа же неравномерное чередование сна и гребли поначалу показалось просто убийственным, но потом он притерпелся, вошел в ритм и даже умудрялся выкраивать время для разговоров с Глебом и Олексой. От них он узнал, что леса занимают большую часть Ростово-Суздальской земли. А города и села здесь строят обычно в опольях, обширных пространствах, выделяющихся в этом древесном море, словно проплешины на голове заросшего волосами человека. Суздаль не был в этом ряду исключением. Где находятся границы этой земли, не знал никто, включая самого князя. Что не мешало ему, однако, собирать налоги, называемые здесь данью, со всех людей, ковырявших благодатную почву плугом, сохой или лопатой. Треть этой дани шла Юрию, еще треть поступала в казну княжества, а оставшиеся деньги передавались городу, в окрестностях которого селились смерды. Споры о дани были едва ли главной причиной раздоров между князем и горожанами, среди которых верховодили бояре. Сами бояре, владевшие обширными вотчинами, налогов князю не платили. Прямых налогов не платили и ремесленники. Зато с них взимали плату за торговое место, пошлину за ввоз и вывоз и бесчисленные штрафы, за совершенные проступки и преступления. Смертной казни в землях Руси не было. За убийство и увечье полагался большой штраф. Причем жизнь боярина, мечника или купца стоило гораздо дороже жизни ремесленника-горожанина и уж тем более простого землепашца. Платили и за убийство раба, неважно своего или чужого. За убийство родовичей мстили, но это уже по обычаю, а не по закону. Что, однако, не мешало властям взимать штрафы с мстителей в том же порядке, что и с обычных убийц. В качестве судьи обычно выступал сам князь, либо назначенные им люди. Торговые тяжбы разбирали посадники. Был еще церковный суд, для людей находящихся в той или иной зависимости от монастырей и храмов. Землей владели не только бояре, но ближние к князю мечники из старшей дружины. Обычно эту землю мечникам жаловал князь за верную службу. После чего она становилось полной собственностью человека, которому была пожалована, и он мог поступить с нею, как заблагорассудится. Последнее обстоятельство особенно поразило Филиппа, который привык совсем к другим порядкам, как в Европе, так и в Святой Земле. Там рыцарь получал землю в качестве временного владения и терял ее сразу же, как только переходил на службу к другому сеньору. Конечно, он мог передать землю сыну, но только после принесения последним вассальной присяги, или отдать ее в залог монастырю, но все повинности, которые нес владелец дарованной сюзереном земли, при этом переходили на заимодавца. Теперь уже новый владелец земли вынужден был поставлять сеньору нужное количество снаряженных воинов для похода и выполнять повинности по ремонту мостов и дорог. Подобные порядки заставляли рыцарей держаться своих сюзеренов, ибо в случае отъезда за ними оставались только конь и меч. Конечно, могущественные бароны могли себе позволить вольности в отношениях с государями, но в этом случае они подавали дурной пример собственным рыцарям, что было чревато в будущем большими неприятностями. Тут уж каждый барон мог полагаться только на собственную силу и врожденную наглость, ибо закон и обычай были не на его стороне.

– Это что же, – удивился Олекса Хабар, – я даже над своей вотчиной не властен? А князю, выходит, даром должен служить? На что он мне такой князь сдался. Собрали бы вече, да и прогнали его с глаз долой.

– Ты при Юрии такого, смотри, не ляпни, – остудил пыл Олексы опытный Глеб. – Князь Суздальский спит и видит себя самовластцем, которому ни вече, ни бояре не указ. В каждой земле свои обычаи, Хабар. Это ты в Новгороде будешь безнаказанно горло драть, а гостях веди себя поскромнее. В той же Византии басилевс волен строптивого боярина в железа заковать, а то и жизни лишить, не говоря уже об имуществе. Это уже не самовластец, а деспот.

– Недаром же говорят, что в гостях хорошо, а дома лучше, – сделал Олекса вывод, развеселивших его старших товарищей. Впрочем, Филипп вынужден был согласиться с Глебом, что в словах молодого Хабара есть своя правота. Для любого землевладельца, будь он патрикий, барон или боярин, новгородские порядки были предпочтительнее византийских.

Город Суздаль уступал Новгороду не только размерами, но и количеством каменных церквей. Собственно каменным здесь был только собор Рождества Богородицы, а все остальные церкви хоть и блистали почти сказочной красотой, сложены были из бревен. Цитадель, возвышающуюся на холме, суздальцы тоже построили из дерева и довольно давно, если судить по толстым лесинам, потемневшим от времени. А сам город лежал у подножья этого холма, окруженный огородами и пашнями, служившими едва ли не главными поставщиками еды для его жителей. Торг в городе велся бойкий, но все же сильно уступал новгородскому. На что Филипп обратил внимание Глеба.

– Сравнил, – усмехнулся Гаст. – В Новгороде все пути сходятся – и днепровские, и волжские. А Суздаль прежде если торговал, то только с Волжской Болгарией. Правда, сейчас для здешних купцов еще один путь открылся – на Смоленск. Но ведь этим путем еще воспользоваться надо. А местные бояре в торговле не слишком бойкие. Да и чего им суетиться – все, что нужно, у них под рукой. Земля суздальская родит не в пример новгородской. Дичи в лесах полным-полно. Меда здесь столько, что хоть половицы им натирай. Опять же мех бобровый всегда в цене. Бери, пока дешевы, Филипп. Из бобра шапки особенно хороши, не говоря уже о шубах.

Бояре суздальские оказались куда спесивее новгородский. Тысяцкий Порей долго сверлил гостей глазами, прежде чем сесть предложил. Двое его товарищей, люди, судя по всему, не последние в городе, тоже оказались на редкость хмурыми и нелюбезными. Быть может потому, что принимали новгородцев не в своем тереме, а в княжьих палатах. Палаты были каменными, построенными совсем недавно на византийский манер, и казались необжитыми из-за отсутствия росписи на стенах и деревянных половиц, заменивших привычные Филиппу мраморные плиты. Словом, дворцу князя Юрия не хватало блеска, а немолодые бояре, заросшие по самые ноздри бородами, вряд ли могли скрасить общее впечатление от недостроенных хором. Вообще Суздаль представлял собой, по мнению Лузарша, странную мешанину из почтенной старины и новодела. Создавалось впечатление, что князь Юрий, взявшийся было украшать свою столицу, быстро к этому занятию охладел, не успев толком завершить начатое.