Пилигримы - Шведов Сергей Владимирович - Страница 16

Боярин Хабар сдержал слово и рано утром застучал червлеными сапожками по чужим половицам. Филипп ждать себя не заставил, чем, кажется, порадовал нетерпеливого Яромира. Боярин критически оглядел заезжего гостя и восхищенно прицокнул языком:

– Хорош. Умеете вы, франки, пускать пыль в глаза.

Служка подвел Филиппу гнедого коня и тот с крыльца прыгнул в седло. Боярина Яромира сопровождали двое мечников – для порядка, пояснил тот. Видимо, этот визит был действительно очень важен для Хабара, выглядевшего не на шутку взволнованным.

– А у вас, латинян, прелюбодеяние – большой грех? – спросил боярин, выезжая за ворота.

– Это кому как повезет, – усмехнулся Филипп. – Иные грешат без устали, а с других спрашивают. Бывает, что и до смерти.

– Пришибить и у нас могут, – вздохнул боярин. – Но чтобы сразу же отправить в Иерусалим, на покаяние, такого у нас прежде не бывало. Чудит Нифонт. А у вас в Палестине, сказывают, опять война?

– Воюем, – не стал спорить Лузарш.

– Вот я и говорю – не по вине спрос!

На Софийскую сторону переезжали по мосту, который Хабар не без гордости назвал Великим. Сооружение, соединяющее берега Волхова, действительно заслуживало уважения, так же впрочем, как и цитадель, построенная на левом берегу. В каменной цитадели находилась не только резиденция архиепископа, но и гордость Новгорода – Софийский собор. Собор сиял на солнце своими куполами, видимый едва ли не с самого дальнего края, широко раскинувшегося по обоим берегам реки богатого города. По словам Хабара, Гончарский конец был построен еще при князе Рюрике и являлся естественным продолжением Детинца. При князе Владимире здесь стали возводить христианские храмы. А ныне тут более десятка церквей большей частью каменных, хотя есть и деревянные. Правобережье стало застраиваться уже при Ярославе Мудром, поставившем именно там свой двор. А прежде на том месте стояли капища языческие, которые сравняли с землей еще во времена воеводы Добрыни. Хабар без устали поругивал мостовую Гончарского конца, хотя Филипп, как ни приглядывался, не смог обнаружить в ней ни малейшего изъяна. Впрочем, кто ищет, тот всегда найдет. И довольный боярин Яромир ткнул пальцем в сломанную жердину, буквально в сотне метров от Детинца:

– А это что, по-твоему? Во всей Деревской волости березы не нашлось, чтобы мостовую подправить? Ну, дай срок, найду я управу на боярина Тишилу, будет знать, как тысяцкому в рот заглядывать.

В Гончарском конце немало было простых изб, но и боярских усадеб здесь находилось поболее, чем в Словенском конце. Причем преобладали здесь не терема, а каменные палаты, по виду не уступавшие византийским дворцам. Филипп обратил на это внимание Хабара, но тот в ответ плечами пожал:

– От куцего ума строят. Чтобы такую махину протопить зимой, надо все новгородские леса под корень извести. С греков эта глупость пошла. У нас ведь прежде в епископах только византийцы были. Это уже много после стали ставить славян, что не понравилось киевскому митрополиту. Из-за назначения епископа великий князь Всеволод повздорил с Михаилом. А тот митрополит, недолго думая, убыл в Константинополь, оставив стадо христово без присмотра. Разве ж так истинные пастыри поступают? Спасибо князю Изяславу, который собрал епископов всех наших земель и повелел им избрать главу из своей среды. Говорят, что патриарх Константинопольский выбор нашего синода не одобрил, и что теперь будет на Руси, один Бог ведает.

Архиепископ Нифонт на гостя взглянул с любопытством. Был он далеко не молод, невысок ростом и костляв, но держался с большим достоинством. Сам сел у камина, где полыхал огонь, гостю указал в кресло напротив. Боярин Яромир, обделенный вниманием хозяина, пристроился на лавке в углу. Филипп протянул письма патриархов Нифонту, который с интересом их прочел – сначала письмо грека Иоанна, потом письмо франка Фульхерия Ангулемского.

– О наших церковных нестроениях ты уже, вероятно, слышал, рыцарь Филипп, – первым начал разговор архиепископ.

– Слышал, – кивнул Лузарш. – И здесь в Новгороде, и в Византии от протоспафария Константина. В окружении императора Мануила это известие восприняли крайне болезненно, греки опасаются, что князь Изяслав, увлеченный сладкими речами венгерского короля Гезы, пойдет на сговор с Римом и тем порушит духовную связь между Византией и Русью.

– Ты ведь франк, рыцарь Филипп, – удивленно глянул на гостя архиепископ, – откуда такие познания в языке и наших с Византией церковных и мирских связях.

– Мой прадед был родом из Киева, в Франкское королевство пришел вместе с Анной Ярославной, отсюда и знание языка. Что же касается дел византийских, то, как тебе известно, святой отец, Антиохия ныне признала басилевса Мануила своим сюзереном, а потому и дела империи мне не безразличны.

– Твой путь лежит в Суздальское княжество, рыцарь Филипп?

– Я не посол, святой отец, иначе выбрал бы более короткий путь. Скажу только, что в окружении басилевса есть люди, заинтересованные в сближении Византии и Руси. Я везу письмо князю Юрию от протоспафария Константина Тротаниота, но что именно содержится в том послании – не ведаю.

– А что привело тебя в Новгород, рыцарь Филипп?

– Забота о паломниках, святой отец. В последнее время их количество увеличилось во много раз, и том числе и из ваших краев. К сожалению, путь в Святую Землю далеко не безопасен. Ограбление паломников стало делом заурядным. В Палестине создан рыцарский орден, взявший на себя охрану людей, жаждущих увидеть Гроб Господень. Но до Святой Земли еще нужно добраться. Паломники пребывают в Иерусалим обобранными до нитки. Орден тамплиеров готов предоставить им защиту, но он неспособен накормить и дать приют всем обездоленным. Дабы помочь паломникам, тамплиеры организовали во многих землях свои представительства. В этих представительствах люди оставляют деньги и получают закладную с печатью ордена, по которой могут получить свои деньги уже в Святой Земле. Сенешаль тамплиеров Ролан де Бове полагает, что организация таких представительств в Новгороде и иных землях Руси будет полезной людям, отправляющимся к Гробу Господню. Впрочем, тамплиеры не исключают и иных форм сотрудничества, если здешние епископы сочтут нужным их предложить.

– Хорошее дело, – неожиданно вмешался в разговор Хабар. – Я бы подумал, архиепископ Нифонт. Вряд ли Господа будет возражать.

– Тебе и без того есть о чем подумать, боярин Яромир, – насупил брови хозяин, отчего его худое лицо стало почти злым. – Сына сбереги от дьявольских наущений, а дела церковные позволь решать нам. Мы подумаем над предложением тамплиеров, рыцарь Филипп. Возможно, нам придется испрашивать благословения у патриарха Константинопольского, дабы не навлечь на свои головы новых бед. Такие дела не делаются в один день.

– Тамплиеры не ждут от тебя немедленного ответа, святой отец, – склонил голову Лузарш, – они понимают, что принятие решения может затянуться, тем не менее, сенешаль де Бове от имени ордена гарантирует защиту паломникам из Руси и заверяет тебя в глубочайшем почтении.

Архиепископ широким жестом благословил гостя из далекой земли, после чего Лузаршу осталось только откланяться. Впрочем, уже находясь за дверью, он услышал продолжение разговора между архиепископом и Хабаром.

– И не проси меня о снисхождении, боярин Яромир. Твой сын грешник, преступивший законы божьи и человечьи. И получить отпущение он может, только преклонив колени пред гробом Спасителя. Иное уже не в моей власти.

Хабар догнал Филиппа уже на выходе из патриарших палат. Боярина буквально распирало от гнева. Благородный Яромир нисколько не сомневался, что против него составлен заговор, вдохновителем которого был не только тысяцкий Мстислав, но и архиепископ Нифонт.

– А на меня он произвел очень благоприятное впечатление, – попробовал возразить боярину Филипп.

– Впечатление, – скривил губы Хабар. – Хитрый грек. С новым митрополитом Климентом Смолятичем он на ножах. Зато к Долгорукому благоволит, чтоб тому пусто было. Хотя у князя Суздальского в Новгороде врагов поболее, чем друзей.