Старец Горы - Шведов Сергей Владимирович - Страница 42

Заснул Сегюр почти сразу, как только добрался до ложа, а ближе к утру ему приснился кошмар. Во всяком случае, именно так показалось монаху, когда он вдруг узрел белую фигуру у своего ложа. Впрочем, кошмар прервался так и не начавшись, оставив после себя лишь легкое чувство беспокойства. Это беспокойство переросло в изумление, когда Сегюр утром обнаружил у изголовья лист бумаги. Изумление сменилось ужасом, когда он ознакомился с содержанием письма.

Бледный вид приора обеспокоил Людовика, который поспешил к нему навстречу с кубком в руке. Обычно Сегюр пил мало, но в этот раз он осушил вместительную посудину до дна.

– Прочти, – глухо сказал молодой приор, падая на лавку.

Людовик долго изучал лист, исписанный с двух сторон двумя разными почерками. Первый он узнал сразу, второй был ему неизвестен. Правда, внизу стояла подпись – Рене де Рошфор.

– Но зачем ему это понадобилось? – спросил потрясенный Людовик, и его круглое, почти мальчишеское лицо покрылось мелкими капельками пота.

– Убивать?

– Нет, – покачал головой принц. – Описывать убийство.

– Вероятно, кто-то настойчиво попросил благородного Рене об этой услуге.

– Я должен показать бумагу отцу, – нерешительно сказал Людовик. – Как она к тебе попала?

– Ночью я видел человека в спальне, но он исчез так быстро, словно был всего лишь видением. Я успел разглядеть крест на его плече и запомнил взгляд, который он на меня бросил. Будет лучше, Людовик, если в этот раз я пойду с тобой. Уж слишком страшные дела творятся у нас в округе.

Король Франции, занятый важным разговором с епископом Бертольдом Парижским, бросил на вошедшего сына недовольный взгляд. А когда благородный Филипп узрел в своих покоях приора Сегюра, он с большим трудом удержался от ругательства. Этого юного моралиста и святошу Филипп терпеть не мог, хотя отдавал должное его уму и образованности. Король непременно выставил бы Сегюра за порог, если бы не присутствие епископа Бертольда.

– Дело настолько важное, – сказал Людовик, протягивая отцу лист бумаги, – что мы с Сегюром решили сразу же обратиться к тебе.

Филипп был близорук, но крупный почерк своего старого друга он разобрал без труда и бросил сердитый взгляд на сына:

– Я сам поручил благородному Пьеру, разобраться в обстоятельствах гибели шевалье де Гранье и наказать виновных.

– Из текста на другой стороне, государь, ты поймешь, как погиб благородный Этьен.

– Прочти ты, – протянул Филипп бумагу стоявшему рядом Бертольду.

Епископ Парижский обладал, несмотря на преклонный возраст, прекрасным зрением и хорошо поставленным голосом. К сожалению, он далеко не сразу проник в смысл читаемого и опомнился только тогда, когда огласил вслух подпись.

– Это оговор! – бросил король Филипп злобный взгляд на приора Сегюра. – Я думаю, Рене сумеет оправдаться.

Увы, Филипп поторопился с выводами и разочаровал его не кто иной, как благородный Пьер, ворвавшийся в покои короля без разрешения. Обозленный Филипп уже собрался сделать старому другу замечание, но, взглянув на Рошфора, умолк. Таким благородного Пьера королю видеть еще не доводилось. Епископу Парижскому тоже. Видимо поэтому два почтенных мужа не сразу сообразили, о чем им толкует новый посетитель.

– Рене убит! – ужаснулся король. – Бедный мальчик.

– Убит не только мой брат, – прохрипел Рошфор, – убиты все обитатели замка Гранье. Все до одного! Я не поверил собственным глазам, государь. Это мог сделать только граф Горланд, больше некому. Незнакомого человека в замок бы не пустили.

Король Филипп был потрясен. В воздухе отчетливо запахло междоусобицей. Две враждующие партии вполне могли сойтись на улицах Парижа с оружием в руках, похоронив при этом и самого Филиппа, и его раздираемое противоречиями королевство. Осознав это, король сдержал ярость, рвущуюся из груди.

– Ты знаешь, как я отношусь к тебе, Пьер, – сказал Филипп почти ласково. – Если граф Горланд виновен, он будет жестоко наказан. Клянусь Богом. Но я не могу покарать невиновного человека. Мне нужны доказательства.

– Я предлагаю назначить третейским судьей, благородного Боэмунда, – поспешил на помощь королю епископ Парижский. – Он человек посторонний. Его мнению можно доверять.

– Пожалуй, – задумчиво проговорил Филипп. – Ты что думаешь по этому поводу, благородный Пьер?

– Согласен, – отозвался после некоторого раздумья Рошфор. – Но пусть нурман возьмет с собой Сегюра.

Выбор благородного Пьера мог показаться странным только на первый взгляд. Сегюр к Рошфорам относился враждебно, но это был честнейший человек, слову которого верили все. И если Горланд действительно повинен в чудовищной резне, то у приора хватит мужества сказать ему об этом прямо в лицо.

– Быть по сему, – торжественно произнес Филипп. – Скажите благородному Боэмунду, что я жду его для серьезного разговора.

Благородный Пьер вернулся в свой дворец слегка успокоенным. Каким бы хитрецом не был нурман, но он не станет отрицать очевидного, из опасений рассориться с королем Филиппом. А в вине Горланда граф практически не сомневался. Ни в Париже, ни во всей Франции у Рошфоров просто не было более лютого врага. Но если бы еще вчера Пьеру сказали, что благородный Эсташ способен на такое безумство, он рассмеялся бы этому человеку в лицо. К сожалению, Рошфор не мог не верить собственным глазам, в которых до сих пор стояло перекошенное от ужаса лицо несчастного Рене. Младшему брату всесильного Рошфора свернули шею, словно паршивому куренку.

– Люди собраны? – спросил Пьер у Гийома, сидевшего с потерянным видом у стола.

– Война? – вопросительно глянул средний брат на старшего.

– Суд, – коротко бросил Пьер. – Пока королевский, но я не исключаю суда божьего. В любом случае я сделаю все, чтобы отомстить Горланду за смерть Рене.

– А если благородный Эсташ здесь совершенно не при чем? – спросил Гийом, пряча глаза от брата.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что это – божья кара?! – побурел от гнева Пьер.

– Я хочу, чтобы ты выслушал Жака Флеши, – вздохнул Гийом. – Мне кажется, это важно.

Парижский торговец, человек ловкий и отнюдь не трусливый, выглядел так, словно заглянул в двери ада. Почтенный Жак уже успел побеседовать с сержантами Рошфора, побывавшими этим утром в замке Гранье, но выводы, которые он сделал из услышанного, кардинально расходились с выводами благородного Пьера.

– Их убил не Горланд, их убил Ролан де Бове.

Граф Рошфор пришел в ярость – за кого, собственно, его держит этот старый негодяй? Неужели он всерьез воображает, что благородный Пьер поверит в дурацкую байку о доблестном крестоносце, отомстившем за смерть своего друга! В замке Гранье убиты двадцать семь человек, а значит, нападающих было не менее сотни.

– Следов штурма мы не обнаружили, – холодно бросил Гийом.

– Их убили сонными!

– Нет, – покачал головой упрямый шевалье. – Возможно, они были пьяны, но не более того.

– По-твоему, один человек способен уничтожить целую шайку головорезов?!

– Этот способен, – вмешался в разговор братьев Флеши. – Он – федави. Его обучали владеть оружием лучшие мастера Востока.

– Откуда ты знаешь? – насторожился Пьер.

– Я был знаком с его дядей, Хусейном Кахини. Страшный человек. Я Ролана видел, когда он был совсем мальчиком. Эта секта, я имею в виду исмаилитов, использует убийства из-за угла для достижения своих целей. На Востоке их бояться все, включая басилевса Византии Алексея Комнина.

Рошфор не поверил Жаку, но сомнение в его сердце торговец заронил. Флеши с благородным Пьером связывали давние отношения, выгодные обоим. А потому врать и обелять Горланда ему, вроде бы, не было никакого резона. Тем не менее, торговец клялся и божился, что убийцей Гишара и Рене является не кто иной, как крестоносец Ролан де Бове. И ведь как связно излагает, сукин сын. Неужели Горланд его подкупил? Но для этого ему понадобилась бы изрядная сумма, ибо Флеши принадлежит к той породе людей, которые если и продаются, то за очень большие деньги. Впервые за этот день Рошфор усомнился в вине благородного Эсташа. Его сомнения усилились еще больше, когда вернувшийся из замка Гранье благородный Боэмунд представил королю единственного уцелевшего свидетеля. Повар Тома, которого Пьер хорошо знал и ценил не только за кулинарные изыски, явно тронулся умом. Ибо верить в то, что говорил этот безумец, Рошфор категорически отказывался. А Тома, между тем утверждал, что всех обитателей замка убил Этьен де Гранье, восставший из гроба. Благородные шевалье, собравшиеся на королевский суд, переглядывались и перешептывались. На пухлых губах графа Горланда застыла язвительная усмешка. Что там ни говори, а показания повара снимали с него все подозрения, зато бросали тень на репутацию благородного Пьера. Уж если мертвый восстает из гроба и начинает убивать людей, то вряд ли его карающий меч обрушивается на невинных.