Соавтор (СИ) - Далин Максим Андреевич - Страница 8

Среди моих… как бы поделикатнее выразиться… клиентов, ха! — бывали и дворяне. Теоретически могут влететь и аристократы королевской крови, столица рядом. Мне плевать на любые регалии — как смерти.

Меня впускает привратник герцога, спесивый сухой тип с желтушными белками. На меня он смотрит, как на бешеную собаку — с отвращением и опаской. Я широко и приветливо ему улыбаюсь, а Муха отвешивает насмешливый поклон.

— Иди-иди, — бурчит привратник. — Тебя герцогиня ждет, и герцог хотел видеть.

— Какой ты, милый, любезный! — восхищаюсь я. — Хорош, хорош — жаль только, что ты — не гусь.

Выпучивается на меня.

— Ошалел, что ли, Лоннар?

— Будь ты гусь, — говорю я, — твоя печенка сгодилась бы на паштет, а так вовсе ни на что не годится. Подохнешь, если будешь так сивуху жрать.

Муха смеется. Привратник зыркает на меня свирепо и испуганно, поджимает губы и делает вид, что поправляет пышный воротник, а сам тискает ладанку под рубахой. Я прохожу.

Что-то мне не нравится нынче у герцога при дворе. Обычно в приемной ошивается толпа баронов, мальчишки, метящие в рыцари, фрейлины герцогини, которые кокетничают с этим сбродом — а сегодня пустовато. И няня герцогини проходит мимо меня с такой миной, будто ее заставили съесть пригоршню зеленой рябины. Зато меня неожиданно встречает сам герцог.

А вот он — в радостной ажитации. То есть, делает угрюмый вид, насильно сдвигает брови, трясет щеками — но глазки блестят. И морда расплывается в непроизвольную ухмылку.

Что бы его ни обрадовало — мне это не понравится. Тем более, у его камергера вид заговорщика, а лакеи, похоже, перепуганы.

Герцог делает ко мне несколько шагов. Это дико. Я потрясен.

— Ваша светлость?

— Хорошо, хорошо, что ты пришел, Лоннар, хе-хе, — таким тоном, будто сейчас протянет руку. Невозможно. — Ты мне нужен. Сегодня ты сначала для меня поработаешь, а потом уж — у ее светлости, хе-хе…

— Поясницу прихватило? — говорю я, чувствуя себя идиотом.

Он крутит пальцами у меня перед носом, будто хотел сделать «козу» и вовремя спохватился.

— Вора я поймал, Лоннар, — и хихикает. — А ты мне его расспросишь. О тебе хорр-рошо говорят, ты для Тайной Канцелярии допрашиваешь людишек — так этого-то, я думаю, ты — вмиг…

Да кость тебе в глотку!

— Я, — говорю, разглядывая голую девицу на картине, — работаю на короля. По приговорам Тайной Канцелярии или королевского суда. А не так — с бухты-барахты.

Герцог снова хихикает.

— Так я заплачу, — и сует мне бархатный кошелек. Судя по виду и весу кошелька — у герцога с вором личные счеты.

Мне гадко.

— Незаконно, — говорю я.

— Я вдвое дам, — заверяет герцог. Его страшно занимает мысль о допросе под пыткой. Я смотрю на него и думаю, что было бы забавно навешать ему горячих — не кнутом, Бог с ним, но бичом. Содрать шкуру с задницы и посмотреть, так ли уж ему понравится.

— Что он украл? — спрашиваю я.

— Покушался, — хихикает герцог. — На мое доброе имя.

— А почему это так вас радует? Вы давно хотели от него избавиться?

Герцог начинает раздражаться.

— Но ты, палач! Легче на поворотах! Твоя шкура и вовсе ничего не стоит. Мои люди, конечно, твоей науке десять лет не обучались, но башку тебе свернут в лучшем виде — так что бери деньги и иди за мной. Хватит ломаться.

Муха незаметно дергает меня за рукав — беспокоится, не нажил бы я проблем. Нет смысла продолжать спорить. Я в досаде иду за герцогом, и Муха, вздыхая, плетется за мной — он не любит присутствовать при моей работе, тем более — помогать, а сегодня, похоже, ему придется. Замыкает шествие камергер с ключами. Мы спускаемся в подземелье замка; я раздраженно шлепаю ладонью по сырому заплесневелому камню стены — и вдруг передо мной открывается лучезарная дверь, ведущая в чистый свет…

Андрей в ярости.

— Ты какого дьявола сбежал?! Мы только начали! Из-за тебя я не знаю, что дальше!

— Слушай! — взрываюсь я. — Я вообще не ожидал, что в этом мире выйдет такое жестокое попадалово! Я, как этот Муха, тоже не хочу, блин, смотреть, а тем более — участвовать! Не могу! Мне его памяти хватает по горло!

Андрей усмехается.

— Да брось! Этот Лоннар — нормальный мужик, не злой, не псих… подумаешь, палач! Это же средневековье, в сущности — ясное дело…

Я пью воду из носика чайника — запиваю затхлый запах подземелья, духи герцога, смешанные с потом и вонью изо рта, и совершенно кошмарную память Лоннара. Обливаюсь. Отряхиваюсь. Пытаюсь успокоиться.

— Что ты знаешь?! Ты же глазами Мухи на него смотришь! А Муху он не обижал…

Андрей улыбается.

— Точно. Твой Лоннар и Мухи не обидит. И вообще — не похож на маньяка. А если бы и был похож — что из того? Что, щелкопер, тебе в его душе темно и страшно? Дрейфишь?

Я сажусь. Мне холодно.

— Андрей, я не хочу убивать, а пытать — тем более. У него не память, а сплошной пыточный застенок, он к любой кровище относится с профессиональным пофигизмом — но я-то не наследственный палач, слава Богу! Моя собственная личность сопротивляется, когда он начинает размышлять на привычные темы…

Андрей зажигает газ, чтобы сварить кофе.

— Думаешь, в теле горбуна — уютнее?

Я пожимаю плечами.

— Считаешь, что моя роль — чище? Брось, там тоже хватает. Этот Муха на десяти сковородах жарен — седина в двадцать два просто так не появляется… Нет, ты вот что пойми: себя надо отделить от персонажа. Не ассоциировать. Не трещи крылышками — лично тебя никто никого убивать не заставляет. Наблюдай, попытайся понять…

Я не уверен, что у меня хватит духу. Одно дело — читать книжки и смотреть фильмы. Другое — выход. Хруст выламываемых суставов, вопли, запах крови, дерьма, блевотины, скрип блока дыбы, чьи-то безумные лица — сквозь вполне прозрачный фильтр Лоннаровой профессиональной деформации психики…

— Герцогиня — ничего себе? — спрашивает Андрей.

— Толстая, — говорю я. — Деваха с картины Рубенса, грудастая такая плюшка. Лоннара она заводит, что до меня… не в моем вкусе. Да что ты о ней, провокатор?! Она, похоже, еще с кем-то путалась, а Лоннару теперь — пытать ее хахаля! Нет уж, я туда больше — ни ногой!

— Ты хотел этот мир посмотреть…

— Я насмотрелся! — рявкаю я.

Андрей улыбается. У него загадочный вид человека, который успел понять что-то, еще непонятное мне.

— Ты успокоишься, — говорит он уверенно. — Через некоторое время тебя снова туда потянет. Невозможно оставить драму без финала — а там интересно. Ты же сам чувствуешь, что там интересно — и Лоннар с его горбуном тебе интересны?

Я вдыхаю запах кофе, пытаясь не думать о вони каземата.

Я уже понимаю, что он прав. Разумеется, не сейчас, даже, наверное, не завтра — но я вернусь.

Куда я денусь? Я уже плотно сижу на этих странствиях по чужим жизням. Плотнее, чем на игле. Но пока мне хочется эмоциональной разрядки. Я уже давно видел эту… келью — не келью, забавную такую комнатушку: на сверхъестественно широченном ложе множество перин и подушек, стена завешена грубым гобеленом, на котором в кубистическом стиле вытканы шлемоголовые всадники на деревянных лошадках посреди сине-зеленого дремучего леса, к бронзовому подсвечнику подвешена странная вещица из блесточек, перышек и ниточек. У стрельчатого окна — широкий подоконник, на подоконнике — массивная расчерченная доска на манер шахматной; в окно сияет небо — одно только небо.

Интересно, почему только небо?

Андрей шагает из нашей комнаты в ту — и совершенно растворяется в воздухе. Такого я еще не видел. Я следую за ним — и проваливаюсь в мягкую тьму, пронизанную плывучими цветными звездочками…

Я просыпаюсь оттого, что солнышко светит в самое лицо, щекочет веки и нос — даже чихнуть хочется. Я зеваю, отворачиваюсь — делается жарко уху. Солнышко решило меня разбудить.