Сокровища Айседоры (Сюрприз для Айседоры) - Робертс Нора - Страница 2

Подбежала Офелия, сестра Айседоры.

– Дора! Мы отстаем от графика на двадцать минут.

– У нас нет никакого графика, – прошептала Айседора, одобрительно кивая: сцена неуловимо изменилась и стала совершенной. – Я никогда не составляю графиков для коммерческих поездок. Посмотри, Ли. Разве не чудесно?

Офелия перевела взгляд на сцену.

– Да. Хотя один бог знает, как ему удается год за годом с таким успехом возобновлять один и тот же спектакль.

– Традиция, – просияла Дора.

Покинув театр, она не перестала любить его, не перестала восхищаться отцом, научившим ее блистать в любой, самой невыигрышной роли. Она сотни раз видела перевоплощения отца на сцене, была свидетелем его триумфов и провалов, но никогда Квентин Конрой не забывал о своем предназначении: развлекать.

– Помнишь маму с папой во «Сне в летнюю ночь»? Титания и Оберон!

Ли восхищенно закатила глаза и улыбнулась.

– Как это можно забыть? Мама неделями не выходила из образа. Нелегко жить с королевой фей и эльфов. И если мы сейчас же не уберемся отсюда, эта королева начнет перечислять, что может случиться с двумя одинокими женщинами, рискующими отправиться на машине в Виргинию.

Дора обняла Ли за плечи.

– Успокойся. Я ее нейтрализовала, а у папы через минуту перерыв.

И точно. Ровно через минуту актеры разошлись, и Дора вбежала на сцену.

– Папа, ты был великолепен.

– Спасибо, дорогая. – Он величественно поднял руку, и изорванный саван заколыхался вокруг него. – По-моему, грим лучше, чем в прошлом году.

И действительно. Казалось, что красивое отцовское лицо вот-вот начнет разлагаться.

– Лучше. Ты ужасен. – Дора легко поцеловала его в губы, стараясь не размазать грим. – Жаль, что мы пропустим первый спектакль.

– Ничего не поделаешь. – Квентин надулся. Театральную династию Конроев продолжал теперь только сын. Обе дочери были для нее потеряны: одна вышла замуж, другая ударилась в свободное предпринимательство. Правда, ему иногда удавалось заманивать их на небольшие роли. – Итак, мои малышки отправляются на поиски приключений.

– Папа, мы едем на аукцион, а не в дебри Амазонки.

– Не вижу разницы. – Квентин подмигнул и поцеловал Ли. – Берегитесь змей.

– О, Ли! – Шелестя турнюром и перьями шляпы, на сцену выбежала Трикси Конрой. – Звонит Джон. Он не может вспомнить, что сегодня у Мисси: собрание девочек-скаутов в пять или урок музыки в шесть.

– Я все записала. Как он будет справляться с детьми три дня, если не может прочитать список?

Ли метнулась за кулисы.

– Джон такой милый. Безупречный зять, – прокомментировала Трикси. – А теперь, Дора, пообещай, что осторожно поведешь машину.

– Обещаю, мама.

– Да, конечно, ты всегда осторожна. Ты не будешь подсаживать попутчиков?

– Даже если они будут умолять на коленях.

– И ты будешь останавливаться каждые два часа, чтобы давать отдых глазам?

– Строго по часам, мама.

Трикси пожевала нижнюю губу, пытаясь, как обычно, предусмотреть все возможные опасности.

– Все-таки Виргиния ужасно далеко. И может пойти снег.

– У меня шипованная резина. – Дора поцеловала мать. – Перестань волноваться. В машине есть телефон, и я буду звонить со всех границ штатов.

– Ах, какая прелесть! – Трикси заметно повеселела. – Да, Квентин, дорогой! Я только что заходила в кассу. – Она низко присела в реверансе перед мужем. – На всю неделю остались одни стоячие места.

– Естественно. – Квентин закружил жену в вальсе. – У Конроев – только аншлаг.

– Ни пуха ни пера. – Дора поцеловала мать на прощание. – И не забудь, папа, сегодня днем ты показываешь квартиру.

– Я никогда не забываю о деловых встречах. По местам! – крикнул он актерам и подмигнул дочери. – Счастливого пути, дорогая.

Под лязг его цепей Дора покинула сцену.

…Айседора Конрой обожала торговаться и заключать сделки. Слово «распродажа» отзывалось в ней приятной дрожью предвкушения. Покупать она любила всегда, находя удовольствие в обмене денег на вещи. И удовольствие не уменьшалось оттого, что очень часто она меняла деньги на вещи, совершенно для нее бесполезные. Все кончилось тем, что Дора открыла собственный магазин и обнаружила, что продавать так же приятно, как покупать, а аукционные залы казались ей очень похожими на театральные. Есть сцена, есть реквизит, есть персонажи. Как объяснила она несколько лет назад озадаченным родителям, их дочь остается актрисой, просто меняет обстановку.

Сцену сегодняшнего представления Дора уже изучила. Декорации бедноваты, но ей доводилось играть и в менее приятном окружении. Похожее на огромный амбар, здание барахолки Шермана Портера прежде было скотобойней и до сих пор продувалось всеми ветрами. Товары были выставлены прямо на ледяном бетонном полу, где когда-то – на скорбном пути к тушеной говядине и свиным отбивным – мычали коровы и визжали свиньи.

Теперь, таращась на изделия из стекла, фарфоровые шкатулки, картины и резные изголовья кроватей, здесь бродили закутанные в пальто и шарфы люди.

– Ли, только взгляни на это! – Дора протянула сестре позолоченный молочник в форме женской туфельки. – Правда, изумительно?

Офелия Конрой Брэдшоу недоуменно изогнула золотистые брови. Несмотря на свое поэтичное имя, она была весьма практичной женщиной.

– Ты хотела сказать – «фривольно»?

– Господи, хоть раз приподнимись над здравым смыслом. – Дора любовно провела кончиком пальца по своду туфельки. – В жизни есть место и для нелепостей.

– Я знаю. Твой магазин.

Дора хихикнула, вовсе не обидевшись. Ставя на полку молочник, она уже знала, что обязательно поторгуется за него, а потому достала из сумки ручку с терзающим гитару Элвисом Пресли и записала в блокнот номер лота.

– Ли, я просто счастлива, что ты поехала со мной.

– Кто-то же должен приструнивать тебя. – Внимание Ли привлекло цветное стекло начала века. Две-три желтые фигурки прекрасно подошли бы к ее коллекции. – Все же меня мучает совесть: ведь я бросила детей на Джона под самое Рождество.

– Тебе не терпелось удрать из дома, – напомнила Дора, разглядывая туалетный столик из вишневого дерева.

– Поэтому-то я и чувствую себя виноватой.

Закинув за спину конец красного шарфа, Дора наклонилась к медным ручкам столика.

– Милая, прошло всего три дня. Считай, что мы уже едем домой. Сегодня вечером ты зацелуешь детей, соблазнишь Джона, и все будут счастливы.

Ли натянуто улыбнулась прислушивавшейся к их разговору паре.

– Ты незаменима, когда требуется сформулировать самую суть.

Дора выпрямилась, отбросила волосы с лица и удовлетворенно кивнула:

– Пожалуй, я увидела все, что хотела.

Она взглянула на часы. В Филадельфии начинается дневной спектакль. Ну, у родителей – свое шоу, у нее – свое. Она мысленно потирала руки в предвкушении начала аукциона.

– Надо занять хорошие места, прежде… Ой, подожди! Посмотри только!

Привлекшая ее внимание картина была совсем небольшая, сантиметров сорок пять на шестьдесят. Простая рама эбенового дерева словно сдерживала буйство малиновых, темно-синих, лимонно-желтых и ярко-зеленых спиралей. Абстрактное полотно дышало энергией, возбуждая Дору не меньше, чем красный ярлык, означающий резко сниженную цену.

– Вы поставили ее вверх ногами.

– Что? – Служащий обернулся и залился ярким румянцем. Вид улыбающейся лично ему Доры превратил семнадцатилетнего мальчишку в вихрь бушующих гормонов. – А… нет, мадам. – Он перевернул картину и показал Доре крюк сзади.

– М-м-м. – Она все исправит, когда картина станет ее собственностью, а станет обязательно, еще до конца дня.

– Эта партия только что прибыла, – сообщил юноша.

Дора подошла поближе.

– Интересные вещи.

Она взяла фигурку свернувшегося клубком бассета с печальными глазами. Очаровательная собачка оказалась довольно тяжелой. Дора задумчиво покрутила ее в руках, но не нашла ни авторского клейма, ни даты.