Hohmo sapiens. Записки пьющего провинциала - Глейзер Владимир - Страница 49

Дело в том, что единственной в моей жизни профессией, нужной людям, была ежегодная сезонная работа решалыциком конкурсных задач. Я щелкал их как семечки еще со школы и добился удивительных результатов за годы вынужденного безделья в СГУ.

Организатор мероприятия всеобщий любимец Вова Степухович тайно приносил, а потом заносил через общий сортир нашей с ним лаборатории и опечатанного зала абитуриентов мое стопроцентное решение вступительного конкурса для всех желающих. Причем делал это бескорыстно, чем многих удивлял и радовал.

Так вот, более главный чекист сдал меня менее главному, и тот через Толю обратился ко мне за подмогой. Дело это в те годы было плевое, пузыревое — сказал собутыльникам, они сделали. От неожиданной простоты решения крупной семейной проблемы чекист Кравцов расслабился до должностного преступления.

Он вызвал нас с Толей по отдельности. Что он наговорил дружку, не знаю: Толя — мужик железный. А вот что мне, поведаю. Как написал генерал Лесли Гровс об американском атомном проекте: «Теперь об этом можно рассказать». Я, правда, и тогда рассказывал, но мне мало кто верил.

Проводит в служебный кабинет. Дверь изнутри запирает. Открывает сейф в первый раз, достает бутылку коньяка. С подоконника — закуску легкую.

— Спасибо, — говорит.

Выпиваем.

Открывает сейф во второй раз, достает бутылку коньяка, разъясняет, за что спасибо. Выпиваем. О жизни поговорили, допиваем.

Открывает сейф в третий раз! Достает спирт и какие-то бумажки. Выпиваем под рассол. Переходим к преступлению.

— Володь, а ты знаешь, что в НИИМФе стучат?

— Догадываюсь.

— А сколько их?

— Не догадываюсь.

— Много, Володя, много! И на тебя стучат.

— Да хрен бы с ними! Я безобидный, только языком молочу.

— Вот об этом и стучат. Смотри, я вот тут подпись пальцем прикрою, не могу по службе псевдонимов разглашать. Но ты и так поймешь!

Показал три бумажки. Все начинаются присказкой: «Источник сообщает». Дальше — полная херня, но с датами и описанием места встречи, где я трем источникам три составные части про лично Леонида Ильича рассказывал. Точно излагают, культурные люди, с передачей художественных особенностей. Ну, одного-то я просто по почерку узнаю. Двух других — по обстоятельствам места и времени. Чуток охуеваю: зачем?

— А затем, — говорит предатель ВЧК, — что на этом у нас вся Система держится. Но ты не дергайся, дальше меня не уйдет! Гуляйте с Толей, развлекайтесь в народной традиции, я и подслушку от пятьдесят шестой отключил. Давай на посошок и на брудершафт одновременно. Спасибо вам сердечное от всей семьи! Мысленно с вами, ваш Кравцов.

Вот такой зонтик держал над нами сентиментальный гэбэшник.

Защитились Толины сотрудники, зазнались, забурели. Больше, говорят, мы водку не пьем, переходим для сохранения разума на сухое. Да и дешевле оно для семейного человека. Правильно говорят, изменники, но обидно. Что ж мы, я да Толя и старик Тименков, как уличные, — на троих с Четвериковым соображать, что ли, будем? Нет, стыдятся исправленцы, мы с вами, вот и вино принесли.

— Я «Абрау-Дюрсо» буду пить! — говорит Исаев и выставляет чуть ли не литровую бутылку.

— А я — «Молдавское», — вторит Безручко и выставляет тоже ноль семьдесят пять.

И уходят по делам до вечера. Ну, и слава Богу! Есть время для физиологического эксперимента! Достает народный умелец Тименков шприц огроменный, мы с Толей одобрительно киваем, юный Четвериков в ладоши хлопает. Старейшина, не повреждая пробок, отсасывает из обеих бутылей по трети, брезгливо в раковину выдавливает. Набирает в шприц из опечатанного загашника гидролизный спирт «галоша» и купажирует им дары Бессарабии и Кубани. К барьеру, дезертиры!

Вечером мы втроем из стаканов пьем водку, аспиранту через одну рюмку наливаем — воспитываем, закусываем колбасой краковской и огурцами. Абстиненты из чайных кружек «сухое», как бабы, причмокивают, на язык — по изюминке. Кейфуют! Недолго ждали мы гражданской казни, вторую кружку пила уже полная пьянь. Домой поверженные сухопийцы уползли на автомате — прежняя закалка не подвела. Сутки в ваннах отмокали, но не обиделись, посмеялись. А слово лжемужское сдержали — перешли на сухое!

Разошлись пути-дорожки диссидентов-собутыльников! Б. П. Безручко начитался научных книжек, самого ученого великана Толю обскакал этот ученый, сухим моченый, стал завкафедрой. А Исаев В. А., воспитанный на авантюрно-художественной литературе из «Библиотеки приключений», сделал крутой поворот.

На дворе стоял бархатно-революционный 1990-й. Россия вспрянула от сна и на обломках самовластья вписала чудо-имена: Ельцин, Бурбулис, Гайдар и его команда, пятьсот дней, которые не потрясли мир, и прочая, и прочая, и прочая.

Все пошли на выборы. Исаев пошел ко мне:

— Вовка, хочу избраться в местный совет по экологии. Помоги, а!

Исаев действительно любил природу и отшагал с ружьишком и рюкзачком полстраны в ее поисках. Посмотрел я на друга, оглядел всесторонне, как на ярмарке, — видный парень, лет под пятьдесят, коренной русак, зубов штук сорок, улыбнется — все девки наши!

— Мелковато пашешь, природовед! Давай в Верховный Совет залезем: ты народным депутатом, а я твоим помощником. Большую политику крутанем. Шансы огромные: конкуренты — дрова гнилые! Ну, товарищ, ярче брызнем?

Почесал мой избранник нос, штаны подтянул, большим пальцем левой ноги через дыру в носке пошевелил со значением. И согласился.

Избирательную кампанию я провел с блеском. Выдвинули его трудовым коллективом на профсобрании, понесли документы на регистрацию. А их завернули! Пошел, говорят, отсюда подальше, кто ты такой, где у тебя, беспартийного ньютона, опыт советской и хозяйственной работы?

А избранник-то бывший боксер, удар держит, уже и победить хочет в соревновании. Предлагаю ему нокаутом. Как? А вот как. Звоню с дивана в Москву, в Центризбирком товарищу Казакову Василию Ивановичу, сто раз его по телевизору видел насквозь. А он меня — нет. Ору на секретаршу по системе Станиславского по-старопартийному. Зовет начальника. Представляюсь:

— Александр Трубников, председатель объединенного комитета профсоюзов Саратовского государственного университета имени Н. Г. Чернышевского. Блядство, Василь Иваныч, в регионах творится, форменное блядство. Сами не справляемся, примите меры.

Интересуется блядством в подробностях — партийная косточка! Излагаю их — матом, со ссылками на параграфы закона.

— Телефончик оставьте, товарищ Трубников. Минут через двадцать перезвоню!

Обманул минут на десять. Звонит:

— Ваш вопрос решен положительно. Товарищ Исаев Владимир Алексеевич зарегистрирован. Спасибо, товарищ Трубников, за сигнал с места.

Выборы мы выиграли не нокаутом, а по очкам, опередив красного директора и серого партийного бонзу. А по-другому и не могло быть: памятливый Исаев так начитался книжек смолоду, что говорил сколько хочешь и о чем хочешь без бумажки. И скалил зубы девкам.

Определились мы в Комитет по законодательству, четырнадцать поправок в новую Конституцию пропихнули, с Ельциным Б. Н. подружились, в подавлении путча и руцкого мятежа участвовали: Исаев на баррикадах в Москве, я — на диване в Саратове. Биополитический симбиоз по бесплатному телефону туда и обратно за счет законнодательной ветви власти.

Теоретическое воплощение своих творческих сил помощника нардепа я осуществил, написав статью на разворот в областную газету «Коммунист».

Друг Борис назначил Исаева своим доверенным лицом на всю Саратовскую область на президентских выборах номер один. Газетная статья за подписью доверенного лица называлась «Ельцин — НАШ президент» и содержала, в частности, физиологические доказательства этого факта. А именно: «рост Ленина — 152 см., рост Сталина — 154 см., рост Хрущева — 148 см., а рекордный рост наркома Ежова — 130 см.! Ельцин же — двухметровый. Долой лилипутскую власть ЦК семи гномов! Большое плаванье — большому кораблю!»