Приключения доктора Скальпеля и фабзавука Николки в мире малых величин (худ. Львов) - Гончаров Виктор Алексеевич - Страница 13

— Но, доктор, ведь эти мероприятия будут страшно дорого стоить! Разве возможно по всему земному шару, скажем, уничтожить все болота?! Это смешно и немыслимо!..

— Уверяю вас, — рассердился врач, — что эти мероприятия займут, может, быть, всего одну тысячную тех средств, которые ежегодно тратятся капиталистическими державами на войну и вооружения!..

— А! Это другое дело, — быстро согласился Николка. — Тогда, значит, еще один лишний повод распрощаться с капиталистическими державами…

— Ну, в этом я не компетентен, — уклончиво возразил «аполитичный» врач. — Если я упомянул о «войне и вооружениях», то поверьте, не в целях агитации…

Николка весело, откровенно смеялся…

День клонился к закату; значительно посвежело и потемнело. Приятели закутались в импровизированные плащи и молча наблюдали, как радужные тона неба постепенно гасли и исчезали. Редели потоки световых частиц, редели и комариные стаи.

— Где-то мы сегодня заночуем? — обеспокоился врач. — Здесь дьявольски холодно!..

Но их комар, казалось, не думал о ночевке. Он вылетел из общей стаи и, низко-низко спустившись к воде, носился над ее поверхностью, около берега. В одном месте его что-то остановило. Внимание приятелей в это время отвлеклось в другую сторону, и они не сразу поинтересовались узнать о причине остановки. Их поразило полное и резкое исчезновение радужного света и появление синего, разраставшегося в своей интенсивности с бешеной прогрессией. Окрестности приняли тот фантастический вид, который вызывал воспоминание об одеяльном царстве: исчезли полутона и тени, резко очертились все предметы, заколебался воздух, как синее море в непогоду.

Скальпель попытался объяснить, впадая в неудачную декламацию:

— Вечер. Закатилось солнце. Наступил час усиленной умственной работы: собрания, комиссии, клубы, читальни, кружки; беллетристы пишут свои произведения, поэты строчат стихи. Усиленно излучается психо-энергия. С каждой минутой увеличивается ее напряжение… Полыхают синие волны, все прибывая и прибывая…

— Н-да… — заключил Николка, чувствовавший себя неловко во время скальпелевской декламации д-ра Скальпеля. — Теперь посмотрите вниз, только не декламируйте больше…

Врач нисколько не смутился и немедленно перешел в лекционный тон:

— Это — самка малярийного комара. Видите, у нее на крылышках черные пятна. Она собирается класть яички…

В самом деле, их комар задержался, рея в воздухе как раз над своим товарищем, который, сидя на плавающем листочке, спустил конец брюшка в воду и откладывал яичко за яичком.

Николка считал и насчитал их до двухсот штук, когда самка, обессилев от кладки, свалилась в воду и тотчас же была погребена в пасти какого-то животного.

— Вот так номер! — вскричал Николка, — снесла яички и помирай? Может быть, это случайность?

— Нет, — отвечал врач. — Это правило, имеющее очень малые исключения. Самки сильно истощаются во время кладки и обыкновенно умирают после нее. Зато они дают жизнь сразу двумстам комаров…

— Значит, с этой минуты на свете стали больше переносчиков малярии на целые две сотни?

— На сотню, — поправил врач, — потому что малярию передают только самки комаров… Из яичек выводятся они поровну: сто самок и сто самцов… Самцы не кусают человека. Вообще, они не нуждаются в крови.

— А почему самкам нужна кровь?

— Этого, мой друг, я не знаю достоверно. Но в науке есть предположение, объясняющее удовлетворительно потребность самок в крови… Вы видели, как обессилела самка после кладки? Очевидно, для этого требуется большое напряжение, и надо думать, что, если бы она предварительно не напилась чьей-либо крови, то не была бы вообще способна на кладку…

Комар приятелей, с интересом следивший за своим товарищем, после падения его в воду отчаянно затрубил, заметался над водой и вдруг, как бы вспомнив что-то, решительно повернул от болота и понесся вдаль.

— Поверьте моему слову, — сказал врач, — наш комар, удрученный происшествием, летит к человеческому жилью, чтобы напиться крови… Ведь это тоже самка!

6. — На губе у деда. — Дед заражается малярией. — «Умный» комар оправдывает доверие Скальпеля. — Убежище на оштукатуренной стене. — : Посадка малярийного и обыкновенного комара. — Воздушный шторм. — Скальпель делает предположение, что они попали на вулкан. — Сон Николки — сон в руку. — Ночной гость. — Бежим! — Как обрушилось «небо» и что из этого вышло

И на сей раз предсказание врача сбылось. Если бы приятели могли видеть, как видит нормальный человек, они узнали бы свою улицу, по которой теперь летел их живой самолет. Они почувствовали жилье только тогда, когда он проносился мимо окон: оттуда веяло теплом.

Комар нашел трещину в одном из окон и, радостно трубя, влетел внутрь. За столом сидела семья — приятелям она представлялась в виде отдельных синих туманностей — и оживленно беседовала. Две туманности особенно дымили трубками; дымовые частицы, величиной с голову (микроскопическую!) атаковали комара (попало и его пассажирам), и он, весьма недовольный, опрометью бросился в сторону.

В темном углу на полатях мирно спал человек. Когда комар опустился к самому его лицу, приятели различили лес седых волос. Покружившись с громким жужжанием, чтобы узнать, насколько крепко спит его жертва, кровопийца сел на заросшую бородой щеку и, попутешествовав немного, остановился на губе.

— Ну, — промолвил Николка, — если дед теперь проснется да стукнет рукой слегка, от нас немного останется…

Дед, к счастью приятелей и к своему несчастью, не просыпался. Комар, нащупав на его губе наиболее тонкую кожу, приладился и вонзил хоботок, постепенно проталкивая его все глубже и глубже до тех пор, пока он не скрылся на добрых три четверти своей длины.

Друзья подняли оглушительный, как им казалось, крик. Во всяком случае, они ревели очень добросовестно. Ничего не помогало, и им невольно пришлось быть безучастными свидетелями кровавого процесса.

Вначале были заметны лишь сверлящие движения хоботка. Затем комар задрожал — добрался до крови — и вдруг через прозрачный хоботок потекла вниз белая жидкость.

— Расчувствовался и слюну пустил, черт полосатый! — Николка сплюнул в негодовании. А когда в слюне промелькнули вниз одна за одной острые змейки, он, легко догадываясь об их назначении, пришел в столь неописуемое возбуждение, что, не задумываясь, пустил свое единственное оружие — дубинку — в глаз отравителя. Острые змейки были малярийными плазмодиями. Комар поднял переднюю лапу, стер ею прилипшую к оболочке глаза дубинку, приняв ее за обыкновенную пыль, и, как ни в чем не бывало, продолжал свое дело.

Теперь в хоботке быстро поднимался столбик алой крови. Брюшко комара с каждой секундой полнело и наконец растянулось до того, что стенки его приняли красный цвет.

Николка неистовствовал; врач хранил невозмутимое спокойствие, зная, что «ничего здесь не поделаешь».

Отяжелевший комар с трудом извлек хоботок, расправил крылья и, затрубив победно, через ту же скважину в стекле вылетел вон из комнаты.

Снова пришлось дрогнуть и жаться от вечерней прохлады. В довершение всего полил дождь и так основательно смочил друзей вместе с их дырявыми плащами, что их верхние зубы перестали попадать на нижние.

Но это бы еще с полбеды! Комар опять прибыл на излюбленное болото и занялся тем, что так печально окончилось для его предшественника. Он стал класть яички.

— Чувствует мое сердце, — трагически простучал зубами Николка, — мы заночуем в утробе лягушки.

— Нет, — сказал врач, — этот комар — умный комар. Он знает, что промедление — смерти подобно, и вместо того, чтобы предаваться истощающей силы пляске, как обыкновенно поступают его коллеги перед кладкой яиц, он прямо приступил к этому делу… Он не упадет в воду, я ему доверяю…

«Умный» комар оправдал доверие Скальпеля. Облегчив себя в весе на двести штук яичек, он поднялся, правда, не сразу, а пошатавшись устало, в воздух и поплыл в синем океане эфира, держа направление на человеческое жилье.