Мертвые души. Том 3 - Авакян Юрий Арамович - Страница 23

С минуту, а может быть и немного поболее, им никто не открывал, а затем двери распахнул молодой, с напомаженными усиками лакей, с приветливым выражением в лице, которое тут же исчезнуло, сменившись кислою миною, при виде Ноздрёвской физииогномии.

— Как прикажете доложить?.. — спросил лакей, изо всех сил стремясь не замечать присутствия Ноздрёва.

— Что…о…о?! Да как ты смеешь, каналья, ломать предо мною комедь?! Да я тебя сейчас в бараний рог согну! — принялся было куражиться Ноздрёв, но Чичиков осадивши и отодвинувши его от лакея, которого тот разве уж было ухватил за грудки, сказал мирным и любезным тоном:

— Доложи—ка, милый, будь добр, что коллежский советник Чичиков Павел Иванович до барина твоего по личному делу.

Впустивши их в прихожую слуга удалился с докладом и Павлу Ивановичу с трудом удавалось сдерживать Ноздрёва, уж готового к тому, чтобы бежать в гостиную, не дожидаясь хозяина.

— Что же ты, честное слово, словно бы с Луны свалился, словно бы и вовсе не знаешь хороших манер, — принялся отчитывать он Ноздрёва, — коли ты тут и запанибратствуешь, то я ведь всё—таки в первый раз, да к тому же без приглашения! Должен же ты меня хотя бы представить этому твоему доктору.

— Да всё это пустые церемонии, душа моя, сам скоро же убедишься…, — пытался было возразить Ноздрёв, но тут, видимо в связи с известием о визите Ноздрёва, музыка в гостиной зале смолкнула, а наместо неё стали слышны некия перешептывания, доносящиеся из—за неплотно притворенной двери.

— Так значит, говоришь, не один явился? — шептал первый голос.

— Нет, не один, с ним ещё такой деликатный господин, — отвечал другой, как можно было догадаться принадлежавший слуге.

— А кто таков, часом не знаешь?

— Нет, не признал, во первой раз вижу. Но кажись господин – сурьёзный.

— О, Господи, Господи! И откуда только взялась сия напасть на мою голову, за что же такое наказание? — разве что не со слезою прошептал первый голос. – Ну хорошо, иди, скажи, что сейчас выйду, — отдал он распоряжение, и дверь, ведущая в гостиную, скрыпнувши, выпустила давешнего лакея.

— Иван Данилыч сейчас будут, — церемонно произнес лакей, и тут же удалился.

«Видать от греха подальше», — с усмешкою подумал Чичиков, глядя на Ноздрёва, поминутно порывающегося отправляться в гостиную из опасения того, как бы игра, которой он жаждал, не началась бы без него.

Но вот дверь в гостиную залу снова отворилась, и из гостиной появился небольшого росту сухонький старичок, с живыми умными глазами и несколько нервическою улыбкою на хорошо выбритом лице, к слову сказать, сразу же словно бы окаменевшем и потухнувшем при виде томящегося в прихожей Ноздрёва. На вид ему можно было дать лет шестьдесят, шестьдесят пять, одет он был в дворянский сертук тёмно коричного цвету, серыя панталоны и глядящие довольно изящно лаковыя сапожки.

— Ну, здравствуй, брат, Иван Данилыч! — сказал Ноздрёв, без обиняков стаскивая с себя шинель, но Иван Данилыч, словно бы не заметивши сего «радушного» привета, глядя на Чичикова со сквозящею во взоре тревогою, спросил:

— Чем могу быть полезен вам господа? — на что Ноздрёв хмыкнувши, повесил свою шинель на находящуюся тут же в прихожей вешалку и сказал:

— Ладно, так уж и быть, вы тут церемонничайте, а я так пойду! Чай, уже все собрались, — и, не мешкая, прошмыгнул в гостиную.

— Прошу покорнейше меня простить, глубокоуважаемый Иван Данилыч за то, что, не будучи представленным вам, как того требуют приличия, я всё же осмелился нанесть вам визит, — словно не замечая выходки Ноздрёва сказал Павел Иванович. – Тем более что, как вижу, супруга ваша только что воротилась из Твери, и посему визит мой, конечно же, не только неожидан, но и несвоевременен. Но уверяю вас, что ежели не обстоятельства самого сурьезного свойства, то я никогда не осмелился бы потревожить вас, — продолжал он самым наилюбезнейшим тоном, на который только был способен, сопровождая к тому же всё сказанное почтительным склонением головы.

Однако доктор, словно бы не заметивши ни любезного тона, ни обходительных манер посетителя, встрепенувшись, спросил с тревогою:

— Как прознали в отношении супруги?

— О, тут ничего мудрёного нет! Приятель ваш Ноздрёв…, — отвечал Чичиков, подчеркнувши голосом слово «ваш» и тем самым, словно бы отделяя себя от Ноздрёва, —… многое хорошего рассказывал мне о вашем семействе. В числе прочего он упомянул и то, что супруга ваша Наталья Петровна, гостит в Твери, кажется у тётки. Я же, подходя уже к вашему дому, услыхал звуки наичудеснейшего из вальсов, призвесть которыя могли лишь только дамския ручки. Вот из чего позволил я себе заключить, что супруга ваша воротилась.

— Что ж, сие весьма проницательно с вашей стороны, — сказал доктор, несколько успокоившись насчёт супруги и терзавших его в отношении Ноздрёва подозрений, — но прошу прощения, с кем имею честь?

— Коллежский советник, Чичиков Павел Иванович, нынче уж не служу, заделался помещиком, да и в столицу прибыл по делам имения. Однако же, прошу прощения за то, что не будучи представленным вам по нужной форме, не знаком с чинами вашими, посему и не знаю, каковым образом мне далее к вам обращаться, с тем, чтобы не выглядеть фамильярным.

— О, это совершенные пустяки. Служил я по пятому классу. Отставной статский советник – Куроедов Иван Данилович. Нынче же, как и вы, более не служу, хотя увы, не в пример вам не заделался помещиком, но всё же ещё случается, консультирую в меру сил моих и познаний, — с улыбкою отвечал Иван Данилович, которому уже начинал нравиться сей нежданный посетитель.

— Ваше Высокородие, поверьте, и вправду не посмел бы потревожить вас, коли бы дело моё не было бы столь безотлагательным и довольно опасным. Посему крайне рассчитываю на вашу поддержку, ибо речь идёт о нашем с вами общем знакомом, — сказал Чичиков, многозначительно глянувши на доктора сурьезными глазами.

Даже при столь мимолетном упоминании о Ноздрёве, у доктора сызнова сделалось каменное лицо, и он с усталою обречённостью произнес:

— Что же, давайте—ка в таковом случае пройдём ко мне в кабинет, коли дело столь безотлагательно.

Длинным коридором, огибающим ведущую во второй этаж лестницу, прошли они в дальнюю, служившую Ивану Даниловичу кабинетом комнату, по стенам которой стояли стеклянные шкапы, сплошь заставленныя склянками да банками, в которых помещались непонятные Чичикову и плохо различимые в царящем в кабинете сумраке предметы. Усевшись за внушительных размеров резной письменный стол, доктор засветил полдюжины свечей, и в ярком, разлившемся вкруг стола свете, Чичиков увидал вдруг такое, от чего к горлу его подкатил тошнотворный комок. Едва успевши выхватить из кармана платок, он прижал его к губам и делая вид будто закашлялся, попытался скрыть прихлынувший внезапно приступ дурноты. И было от чего! На зелёном сукне стола, по левую от доктора руку, помещалась большая круглая банка с чем—то, что Павел Иванович принял поначалу за обычную, больших размеров губку, вроде той, которой пользовался он сам во время ежеутренних своих туалетов. Нынче же, в ярком свете, хлынувшем от зажжённых доктором свечей, он с ужасом разглядел в этом сером и округлом, покрытом складками предмете, человечьи мозги, что плавали в прозрачной, заполнявшей банку жидкости.

«Быть может, это спирт или водка…», — подумал Чичиков, но почему—то от этой простой мысли его затошнило ещё сильнее.

Увидевши охватившее Павла Ивановича замешательство, доктор, как ни странно, вроде бы даже немного развеселился. У него вдруг заблистали глаза, а по губам поползла, в одно время, довольная и полная снисхождения к страданиям Чичикова, улыбка.

— Прошу покорнейше садиться, — сказал он, указавши ему на кресло стоявшее, как раз супротив злополучной банки. И Павел Иванович стараясь не глядеть на плавающий прямо у него пред носом ужасный предмет, уселся в предложенное доктором кресло. Он попытался, было совладать с собою, для чего принялся разглядывать кабинет Ивана Даниловича, но признаться и остальные виды были не лучше.