Свидание в морге (Сборник) - Маклин Алистер - Страница 27

Я не спеша доплыл до скалы и, ухватившись за нее, застыл в воде, чтобы дать моим измученным мышцам, да и всему организму, снова обрести силы. На это у меня ушло не меньше пяти минут. Мне никогда не пришло бы в голову, что силы могут полностью покинуть человека за каких-нибудь пятнадцать минут. Я с удовольствием провалялся бы на этой скале несколько часов, даже целый день, но спустя пять минут я снова погрузился в воду и поплыл к берегу. Время работало против меня.

Трижды я делал попытки взобраться с надувной лодки на борт «Файркрэста», и трижды мне не удавалось этого сделать. Высота борта не превышала ста двадцати сантиметров, но для меня это была целая гора. Десятилетний мальчишка с легкостью преодолел бы это препятствие, но я не был десятилетним мальчишкой. Я был очень старым Калвертом.

Я окликнул Ханслета, но он не пришел мне на помощь, хотя я звал его трижды. «Файркрэст» был темным, неподвижным и мертвым. Куда он делся, черт побери?! Спал он, что ли? Или сошел на берег? Нет, этого он сделать не мог, так как обещал оставаться на судне на случай, если с нами захочет связаться дядюшка Артур. Значит, спит? Я почувствовал, как во мне поднимается слепая и бессмысленная ярость. Это уже было слишком! Особенно после того, что мне пришлось пережить! Я заорал изо всех сил, а потом ударил по стальной обшивке рукояткой люгера. Но Ханслет не появился и после этого.

Наконец на четвертый раз мне удалось вскарабкаться на палубу. То есть в конце концов я все-таки лег брюхом на борт, держа в руках нос резиновой лодки, а йогом просто свалился на доски палубы. Закрепив лодку, я пошел на поиски Ханслета, приготовившись сказать ему пару теплых слов.

Однако мне пришлось оставить их для себя. Я обыскал судно от носа до кормы, я не пропустил ни одного помещения. Ханслета не было. Не было и следов поспешного ухода или борьбы. Стол в каюте не был накрыт, а на камбузе не было грязной посуды или остатков еды. Всюду было чисто, все было в образцовом порядке. Только Ханслета не было нигде.

Я прошел в салон, опустился в кресло и попробовал объяснить себе его отсутствие. Эти попытки продолжались минуты три, потому что я вообще не был способен о чем-либо думать. Я встал и вышел на палубу, чтобы убрать лодку и подвесной мотор. Хотя теперь я не собирался изощряться в поисках места хранения для них... Впрочем, у меня не было и сил для этого. Я просто выпустил воздух из лодки и убрал ее вместе с мотором в задний трюм. Если кто-нибудь еще решит обыскать судно, я просто всажу в него пулю. При этом он может представиться даже полковником жандармерии, директором следственной полиции, генеральным инспектором или кем-то там еще. Все равно я сначала всажу в его ногу пулю, а потом уже выслушаю, что он там хотел мне сказать. Ну а если я признаю одного из моих приятелей с «Нантсвилла», я буду целиться в голову.

Я прошел обратно на корму, чувствуя себя совершенно больным. Вертолет покоился на дне моря вместе с пилотом, грудь которого разворотили очередью из пулемета. Одного этого было достаточно, чтобы я чувствовал себя умирающим.

Я разделся и крепко растерся полотенцем, и эти несложные движения окончательно лишили меня сил. Ничего удивительного, последние три четверти часа тоже никак нельзя было назвать отдыхом. Я бежал, спотыкался, ударялся о стволы деревьев этого проклятого леса, искал и надувал лодку. А спуск ее на воду был уж чистейшей акробатикой. Конечно, это было делом крайне изнурительным, но чтобы у меня была такая полная пустота в голове и ватные ноги... Я ведь был сильным человеком, сильным и весьма тренированным... Приходилось признать, что полное изнурение коснулось не столько тела, сколько сердца и мозга.

С трудом одевшись, я, конечно, не забыл и о шейном платке. Синяки, оставленные на моей шее клешнями Квинна, теперь расцвели всеми цветами радуги. Я заглянул в зеркало и увидел в нем собственного дедушку. Лицо деда на смертном одре — глубокие морщины, желтая кожа. Только что кожа на лице не имела восковой гладкости, а была буквально пошинкована иглами сосен. Я производил впечатление больного черной оспой.

Я проверил свои люгер и «лилипут», которые, перед тем как покинуть Дюб Сджэйр, вложил в водонепроницаемый футляр, после чего позволил себе принять хорошую порцию виски. Это на меня хорошо подействовало. Мои красные кровяные тельца вновь стали на ноги и постепенно начали свой хоровод. Мне показалось, что неплохо было бы подкрепиться еще, и я уже протянул руку к бутылке, по именно в эту минуту я услышал шум мотора. Оставив в покое бутылку, я выключил свет, хотя сквозь плотные шторы его и так не было видно снаружи, и занял позицию за открытыми дверями салона.

По сути дела, я был уверен, что это совершенно излишняя предосторожность, поскольку моторка могла только привезти назад Ханслета. Но почему, черт побери, он не использовал нашу лодку, укрепленную на корме? Видимо, кто-то отвез его на берег, а теперь привез обратно.

Мотор заработал медленнее, потом выключился, снова включился, замолк, и я услышал удар по корпусу «Файркрэста», гул голосов, шаги па палубе и шум удаляющегося мотора.

Шаги раздались прямо над моей головой. Гость был один и направлялся в сторону рубки. Это была уверенная поступь человека, который знает, куда идет. Но это не были шаги Ханслета. Я сжался в укрытии, вытащил люгер, снял его с предохранителя и приготовился достойно встретить гостя, в лучших традициях жителей шотландских гор.

По стуку дверей рубки я определил, что гость побывал в рубке, а потом покинул ее, и я увидел сноп света его карманного фонарика, которым он освещал лестницу, спускаясь ко мне в салон. Внизу он на мгновение остановился, и луч фонарика стал обшаривать стену в поисках выключателя. Я сделал шаг вперед, обхватил согнутой рукой его шею, одновременно дав ему коленом по почкам и сунув дуло люгера в его правое ухо. Приходилось действовать жестко — это мог быть мой друг Квинн. Крик боли убедил меня в ошибке.

— То, что у тебя в ухе, это не слуховой аппарат, мой мальчик,— предупредил я,— это дуло люгера. Легкое нажатие на спусковой крючок — и тебя нет. Для тебя же лучше не нервировать меня.

Перспектива путешествия в иной мир явно не устраивала его, и он остался стоять неподвижно, только из его горла вырывались какие-то нечленораздельные звуки. То ли он хотел что-то сказать, то ли глотнуть воздуха. Я немного ослабил свою хватку.

— Медленно протяни левую руку и поверни выключатель,— велел я.

Он сделал это очень осторожно и, действительно, очень медленно. В салоне стало светло.

— Подними руки вверх... Выше!

Образцовый пленник выполнял все мои поручения очень старательно. Я развернул его внутрь салона и велел сделать три шага и повернуться ко мне лицом.

Он был среднего роста, на нем была каракулевая куртка и меховая казачья папаха. Холеную седую бороду разделяла пополам полоска черных волос. Другого такого украшения, наверное, в мире не было. Загорелое лицо было красным от гнева, а может, от удушья. Он без моего разрешения опустил руки, уселся на диване, достал монокль и, сунув его себе в глаз, уставился на меня с холодной яростью. Я посмотрел на него точно так же, положил люгер в карман, налил в стакан виски и подал его контр-адмиралу сэру Артуру Арнфорд-Джессону, командору Ордена Бани и владельцу целой коллекции других наград, кстати, моему шефу.

— Вам следовало постучать, сэр.

— Действительно! Вы всегда так принимаете гостей?

Судя по его голосу, я слишком долго сжимал его шею.

— У меня не бывает никаких гостей, адмирал. И друзей здесь у меня нет. Тут у меня только враги. По крайней мере, те, кто до этой минуты приходили сюда, были врагами. Впрочем, вас я никак не ожидал.

— Остается надеяться, что меня вы действительно не ожидали,— он помассировал себе шею, глотнул виски и закашлялся.— Я и не собирался сюда... Калверт, вы хоть имеете представление, сколько слитков золота находилось на борту «Нантсвилла»?

— Я знаю их стоимость — около миллиона фунтов стерлингов.