Его собственность (ЛП) - Ле Карр Джорджия - Страница 20

За то время, пока они пьют чай, Лана рассказывает о том, что заходила в салон Selfridges, который специализируется на париках.

Бессознательно мать дотрагивается до своего платка на голове.

— Ах, — говорит она. — Это, наверное, очень дорого?

Лана улыбается.

— Мы не платим за это.

Мама смеется. Впервые за много месяцев, ее мать запрокидывает голову и смеется.

— Это хорошо. Это очень хорошо, — когда она насмеялась, у нее начинают литься слезы. Лана подходит, чтобы обнять ее, но она делает глубокий вздох, пытаясь выровнять дыхание и говорит:

— Я знаю, что ты сделала для меня. Ты использовала свое тело, как чашу для подаяний.

На мгновение Лана лишается дара речи от прозорливости своей матери. Затем ее затопляет настолько огромная любовь к ней, что она начинает лгать, и лгать...

— Ты так говоришь, потому что еще не встречалась с Блейком. Он красивый, сильный и добрый. Это была любовь с первого взгляда. Когда я рассказала ему о тебе, он дал вдвое больше, чем то, что я просила и что было необходимо нам.

Ее мать вздыхает.

— Я молю Бога, чтобы я дожила до вашей свадьбы.

Лана чувствует, как пустота наполняет ее тело. Это неважно, яростно говорит она себе. А что, если ее мать будет разочарована? Все, что имеет значение — это ее мать, которая должна излечиться. Она забудет об этом в какой-то момент, и выйдет замуж за кого-то другого, кто не будет считать ее настолько недостойной, что ее можно только прятать, как маленький грязный секрет. За кого-то, с прекрасным сердце, как у Джека.

Да, за кого-то, похожего на Джека.

14.

Лана покидает свой дом и несется мимо двери Билли, через два пролета этажей вниз, и нажимает на дверной звонок матери Джека. Пока она ждет, когда ей откроют, она видит через решетку Толстую Мэри, жарившуюся в неполной тени до красноты. Толстая Мэри — крупная женщина, живет в угловой квартире на первом этаже и загорает топлесс в своем саду, хотя за этим процессом и наблюдают все другие квартиры в доме, но ее это мало заботит. Каждую пятницу она начесывает волосы, делая их объемными, натягивает на себя узкое платье, надевает высокие шпильки, и идет в ирландский паб на Килбурн Хай Стрит, чтобы найти себе парня и привести домой. Словно по часам, они робко выскальзывают из ее двери до ланча в субботу. Все маленькие мальчишки, мчавшиеся на велосипедах, всегда кричат ей: «Эй, Мэри, как твоя мэри?» (mary – женские половые органы). Ее пухлое лицо остается без эмоций, и она показывает им средний палец.

Лицо матери Джека возникает в кухонном окне.

— О, привет, дорогая, — с улыбкой говорит она, прежде чем открыть дверь. Она имеет те же красивые глаза, окаймленные густыми черными ресницами, как и у Джека.

— Привет, Фиона. Мама прислала вам немного пирога.

— Как прекрасно. Как она сегодня себя чувствует?

— Сегодня хороший день.

— Хорошо. Не хочешь зайти, дорогая?

— Нет, я должна бежать.

— Побежишь, потом.

— Увидимся позже, — отвечает Лана и поворачивается, чтобы уйти.

— Лана?

Она оборачивается.

— Да?

Фиона колеблется, и Лана поправляет свою сумку повыше на плече, делая два шага к ней. — Что случилось?

— Я... гм... слышала ...ты...эх...нашла себе......парня. Богатого бойфренда, — говорит она озабоченно.

Лана переступает с ноги на ногу.

— Я только недавно встретила его, Фиона. Я бы не называла его пока моим парнем. Может ничего не получиться.

Фиона смотрит застенчиво и опускает свое лицо, глядя в пол. Очевидно, у нее была надежда, что это всего лишь слухи и больше ничего, ее голос звучит совсем тихо:

— Тебе следует быть осторожной, не так ли, моя дорогая? Я бы не сказала ничего вообще, но ты всегда была такая невинная. И я подумала, что даже, если вмешиваюсь не в свое дело, и ты будешь думать, что я старая назойливая кумушка, я все равно должна кое-что сказать, — она делает глубокий вдох. — Ты знаешь, я всегда говорила, что ты самая прекрасная девушка в этом доме, если не во всем Килбурне, и тебе следовало было стать моделью, но богатые люди — жадные. Одной никогда не достаточно для них.

Лана кладет рюкзак на бетонный пол и, подавшись вперед, обнимает женщину.

— Благодарю вас за заботу, Фиона. Я не знаю, как бы я справлялась все эти годы, если бы не Джек, Билли и вы.

Фиона обнимает ее крепко.

— Ах, дитя, ты для меня, как дочь. То, что ты сделала для Джека, я никогда не благодарила тебя.

Лана отстраняется от Фионы.

— Что я сделала для Джека? Это я должна благодарить Джека. Он заботился обо мне и сражался в за меня, начиная с того дня, как я прибыла сюда.

— Он никогда не будет говорить об этом, но в год, когда вы приехали сюда, умер его отец. И он стал совсем неуправляемым и угрюмый. Он начал общаться с бандой, которая крала, носила ножи, и пила алкоголь на железных путях. Я боялась за него, боялась, что он превратиться, как и все другие мальчишки этого квартала в безработного, пьяницу и наркомана. Но потом приехала ваша семья, и он вдруг изменился. Он устроился на работу к своему старшему брату, и неожиданно я получила моего заботливого, прекрасного сына назад, и теперь он собирается вырваться из этого ужасного места и стать врачом. — Слезы появляются в ее прекрасных глазах.

— Если я принесла ему пользу, я рада, потому что я даже не знаю, какой моя жизнь была бы без него.

Фиона с гордостью улыбается при мысли, насколько хорош ее сын.

— Я должна идти, но я приду завтра, с коробкой печенья, которое вы никогда не пробовали.

— Оооо.

Лана смеется.

— Больше похоже на Оо-ля-ля... оно французское.

— Пока, милая девушка.

Лана машет рукой, и бежит вверх по лестнице. Ее телефон звонит, и она останавливается, чтобы ответить на него. Это мисс Арнольд, которая сообщает, что она забронировала столик для Ланы и мистера Баррингтона в The Fat Duck, на восемь тридцать. И в конце она напоминает, что Лана должна быть готова к 7.30 вечера.

— Спасибо, — отвечает Лана, нажимая «конец разговора», она думает: «Я был низведена до другой встречи в его ежедневнике».

На полпути вверх по лестнице второго этажа, она слышит, как Кенсингтон Пэриш окликает ее. Она поворачивает голову к боковой решетке и видит, что он стоит в своей спальне, окна которой почти на уровне ее глаз.

— В чем дело, Кенсингтон?

— Эй, Лана, — говорит он. — Ты не спросишь, разрешит ли твой мужчина прокатиться мне на той его машине?

— Вряд ли, — говорит она и продолжает свой бег по лестнице, хотя и слышит вслед его умоляющий крик:

— О! Давай, Лана. Ты даже не просила. Это 0-77. Это сделано на заказ, Лана. Давай... Лана?

Дверь Билли открыта, ее мать, по-видимому, находится на улице, поливая висячие корзины с разноцветными цветами.

— Она в своей спальне, — говорит она, вместо приветствия.

— Спасибо, — благодарит Лана, и торопливо идет по изношенному синему ковру.

Она стучит и входит. Билли опрыскивает свои волосы лаком для волос, от этого стойкого запаха в комнате можно задохнуться.

— Господи, как ты можешь переносить эту вонь?

— Открой окно, если тебя это беспокоит.

Лана открывает окно и делает глубокий вдох, перед тем, как вернуться к химическому запаху, наполнившему комнату. К счастью, Билли закончила свою прическу. Ее белые волосы теперь были облиты лаком, и представляли собой непоколебимую высокую мужской прическу, которая в состоянии пережить даже шквальный ветер. Она смотрит на свое отражение с большим удовольствием. Отвернувшись от зеркала, выключает свой маленький телик, и садиться на кровать. Она хлопает по одеялу рядом с собой. Лана садится и ставит свою сумку на пол.

— Ну, выкладывай. Как это было?

— Ужасно.

— Что? Секс с красавчиком при деньгах был ужасным?

— Мы можем поговорить об этом через минуту? Мне нужно спросить тебя о некоторых более важных вещах в первую очередь.