Наказание – смерть (Расплата за смерть, Ангел мщения) - Робертс Нора - Страница 87

Ева остановилась и посмотрела на мужчину, который сидел на аккуратно подстриженном газоне у могилы, усы­панной цветами, метрах в пятнадцати от них. Надгробье представляло собой простой крест, высеченный из белого камня.

– Останься здесь, – велела она Рорку.

– Нет.

Ева молча вытащила из кобуры пистолет и протянула его мужу.

– Я верю, что у тебя хватит выдержки использовать это лишь в самом крайнем случае, если иного выбора не будет. А ты доверься мне и позволь мне выполнить мою работу. Я хочу попытаться поговорить с ним – пожалуй­ста, предоставь мне такую возможность. Ты – мне, я – тебе.

– Ладно.

– Спасибо. Позвони Пибоди, объясни, куда ей при­ехать. Она понадобится мне здесь.

Тихо ступая по мягкой траве, Ева направилась к сидев­шему возле могилы человеку. Он был полицейским и сразу почувствовал ее приближение – она поняла это по тому, как едва заметно шевельнулась его спина. Но Ева ре­шила, что это даже к лучшему: ей не хотелось его пугать.

– Сержант…

– Да, лейтенант, – откликнулся Клуни, даже не по­смотрев на Еву. Его взгляд был неотрывно прикован к мо­гильной плите. – Хочу сказать вам, что я вооружен, но не желаю причинять вам вреда.

– Спасибо за предупреждение. Я тоже вооружена и тоже не хочу причинить вам вреда. Мне нужно поговорить с вами, сержант. Могу я присесть рядом?

Только тут он посмотрел на нее. Глаза его были сухи­ми, но Ева поняла, что он недавно плакал: на его щеках все еще сохранились дорожки от высохших слез. В руке его, лежавшей на коленях, был зажат пистолет точно та­кой же модели, как у нее.

– Вы пришли, чтобы забрать меня, но я не намерен идти с вами.

– Можно мне сесть?

– Конечно, садитесь. Хорошо здесь, правда? Потому мы и выбрали именно это местечко. Только вот ведь как получается, я всегда думал, что именно Тад будет тут сидеть, а мы с его матерью будем лежать под этой плитой, и он будет с нами разговаривать. А вышло наоборот. Он был у меня единственным светом в окошке.

Ева уселась по другую сторону от могилы:

– Я читала его послужной список. Он был хорошим полицейским.

– Да, хорошим. Я им гордился. Он себя вел с таким достоинством, будто был рожден для этой работы. А мо­жет, так оно и было… Я всегда им гордился – с того само­го мгновения, когда взял его на руки в роддоме, а он пи­щал и морщился. Я тогда подумал: такой крохотный узелок, а в нем – целая жизнь! – Свободной рукой сержант погладил траву, что росла над его сыном. – У вас ведь по­ка нет детей, лейтенант?

– Нет.

– Тогда позвольте мне сказать вам одну вещь. Как бы сильно вы кого-нибудь ни любили, какой бы огромный запас любви ни находился внутри вас, она многократно усиливается, когда у вас появляется ребенок. Это не по­нять до тех пор, пока не почувствуешь на себе. И это не меняется по мере того, как ребенок растет, превращаясь в мужчину или женщину. Точнее, это чувство растет вместе с вашим ребенком. Здесь, под этим камнем, должен ле­жать я, а не мой мальчик. Мой Тад…

– Мы взяли Рикера, – быстро проговорила Ева, заме­тив, как сжались его пальцы на рукояти пистолета.

– Я знаю, – ответил Клуни и снова немного рассла­бился. – Я услышал об этом по телевизору в своей потай­ной норе. Каждому из нас нужна потайная нора, правда?

– Рикер ответит за вашего сына, сержант. – Ева на­меренно назвала его звание: она хотела напомнить ему, что он является полицейским. – Ему будет предъявлено обвинение в организации заговора с целью убийства офи­цера полиции. Впрочем, обвинений будет больше чем до­статочно. С учетом всего, что нам удалось о нем разузнать, ему не выбраться из-за решетки до гробовой доски. Он так и подохнет в тюрьме.

– Это до некоторой степени утешает меня. Я очень надеялся на вас, лейтенант. Я никогда всерьез не думал, что вы замешаны в грязных делах, хотя, откровенно говоря, в последнее время в мозгах у меня путалось. После Таджа…

– Сержант!

– Я лишил бедного мальчика жизни, а ведь он был так же невинен, как и мой сын. Его чудесную жену я сделал вдовой, а его малышей – сиротами. Свое раскаяние, свой ужас я унесу с собой в могилу.

С этими словами Клуни поднял пистолет и приставил дуло снизу к своему подбородку. Ева знала: выстрел в это место, да еще из такого мощного оружия всегда оказыва­ется смертельным.

– Не нужно, – мягко, но настойчиво сказала она. – Подождите. Неужели вашему сыну будет приятно, если прямо на его могиле вы заберете еще одну человеческую жизнь? Неужели Таду бы это понравилось? Неужели он одобрил бы такой поступок со стороны своего отца?

До чего же он устал! Это было написано на его лице, звучало в его голосе.

– Ну, что еще вы мне скажете?

– Я прошу вас только об одном – послушать меня. Если вы решили свести счеты с жизнью, я не сумею вам помешать. Но за вами – долг, и вы обязаны выслушать меня.

– Может, и так. Я знаю, о чем речь – о том парне, ко­торый был с вами, когда вы постучали в мою дверь. Я по­нял, что вы все знаете, и запаниковал. Запаниковал. Запа­никовал… – твердил он словно заклинание. – Я даже не знал, кто он такой!

– Его зовут Вебстер. Лейтенант Дон Вебстер. Он жив, сержант. Он поправится.

– Я рад этому. Одним камнем меньше на моей сове­сти.

– Сержант… – Ева лихорадочно подыскивала нуж­ные слова. – Моя работа – ловить убийц. Вам когда-ни­будь приходилось работать в отделе по расследованию убийств?

Ева знала, что ее собеседник не имел такого опыта. Да что там говорить, она уже знала о нем буквально все!

– Нет. Но если ты работаешь копом, тебе волей-нево­лей приходится иметь дело с убитыми. А если работаешь копом столько лет, сколько я, то имеешь с ними дело даже чересчур часто.

– Я тоже работаю копом. И я работаю для убитых. Я ни за что не смогла бы сосчитать количество мертвых тел, над которыми мне приходилось стоять. Впрочем, я и не пыталась. Но они мне снятся – все эти утраченные ли­ца, украденные жизни. Это очень тяжело. – Еве было странно, что она говорит ему все это, но что-то внутри ее подсказывало, что это необходимо, и она уже не могла ос­тановиться. – Видеть их во сне настолько тяжело, что час­то просыпаешься, испытывая настоящую физическую боль. Но я не умею делать ничего другого. Я с детства меч­тала работать в полиции. Я не могла представить для себя ничего другого, да и сейчас не представляю.

– Вы, наверное, хороший коп. – Глаза Клуни снова наполнились слезами, но Ева не могла понять, что их вы­звало – ее слова или его отчаяние. – Ева… Ведь вас зовут Ева? Скажите, Ева, вы – хороший полицейский?

– Да. Да, я очень хороший полицейский.

Теперь он плакал, уже не скрываясь, и Ева почувство­вала, что ее глаза тоже наполняются слезами.

– Мой сын хотел того же, что и вы. Он был таким же рыцарем в светлых доспехах, предавался таким же роман­тическим грезам. Романтическим грезам… Как мне нрави­лось это в нем! Но они позволили, чтобы из него вытекла вся кровь, чтобы он умер… И ради чего? Ради чего?! Ради денег… Это разрывает мне сердце!

– Они заплатили за свои преступления, сержант. Я не могу согласиться с вашими методами и не в силах пред­сказать, какой вам будет вынесен приговор, но эти люди сполна заплатили за то, что они сделали с вашим сыном и как обошлись со своими полицейскими значками. И Рикер тоже заплатит сполна! Я клянусь вам в этом – здесь, на могиле честного полицейского, вашего сына! Он запла­тит за то, что играл с людьми, как с марионетками. Он ма­нипулировал и вами тоже. Играл на вашем горе, на вашей гордости. Неужели вы позволите, чтобы он и дальше про­должал дергать за ниточки, которые будут приводить вас в действие, заставляя делать то, что ему выгодно? Неужели вы обесчестите себя и своего сына, позволив ему выиг­рать?

– Но что я могу поделать?! – Слезы ручьями текли по его щекам. – Я проиграл… Я уже проиграл!!!

– Вы можете сделать то, чего ожидал бы от вас ваш сын, – встретить опасность с открытым забралом.

– Мне стыдно, – прошептал Клуни. – Мне казалось, что, когда все закончится, я буду рад, буду свободен, но теперь я не чувствую ничего, кроме стыда.