Неверный шаг - Станчев Лучезар - Страница 1

Неверный шаг

1

Трифон Йотов сосредоточенно следил за экраном компьютера. Ожидая окончательных результатов вычислений, он настолько увлекся работой, что позабыл обо всем на свете. Меж тем стало темнеть, и он широко распахнул двери балкона. В кабинет ворвались звонкие голоса. Особенно выделялся один, в котором Йотов узнал смеющийся голос младшего сына — четырнадцатилетнего Румена. Веселый мальчишка, его Румен! Трифон любил выходить на балкон и, облокотившись на перила, наблюдать за жаркими баталиями, разворачивавшимися внизу. Но сейчас он сразу же вернулся к столу, где были разбросаны листки с расчетами. Йотов уже давно работал над новой схемой усилителя. Именно поэтому с таким нетерпением он ожидал решение компьютера. Когда на экране засветился результат, Йотов радостно улыбнулся. Наконец-то успех — после двух лет упорнейшего труда!

В дверь трижды позвонили. «Маргарита пришла...» — подумал Йотов и с улыбкой на лице поспешил в коридор. Но вместо Маргариты он увидел в дверях Гешевского. Рядом с ним стоял незнакомый мужчина. Гешевский, с его черными усами и седой головой, давно вызывал неприязнь у Йотова. Еще с того времени, когда строился их дом. Йотов тогда вызвал мастеров, чтобы они обшили деревянными плоскостями чердачное помещение, предназначавшееся для кабинета его старшего сына Евгения, и проделали на крышу окно. Другие соседи не возражали. И только Гешевский, чье чердачное помещение было рядом с Йотовым, хотя он жил в другом подъезде, принялся строчить жалобу за жалобой, пытаясь доказать, что Йотов-де «портит фасад дома». Служитель отдела архитектуры не дал ход жалобе, так как при осмотре убедился, что окно не может портить фасад, потому что выходит во двор. С тех пор соседи перестали здороваться. А сейчас Гешевский стоял в дверях, улыбаясь, как ни в чем не бывало.

— Товарищ Йотов, вот ваш знакомый разыскивал вас в нашем подъезде...

— Совсем ты меня забыл, Трифон... Это я, Эрих. Помнишь, улицу Чепино, — заговорил незнакомец по-болгарски, но с небольшим акцентом.

— А-а, Эрих! — смутился Йотов. — Ну что ж, заходи!

Эрих переступил через порог, а Гешевский, хотя и сгорал от любопытства, пробормотал что-то вроде «до свидания» и повернул обратно.

Йотов провел гостя в кабинет.

Удобно расположившись в мягком кресле, Эрих достал сигареты.

— У вас можно курить?

— Разумеется! — Йотов поставил перед гостем пепельницу.

— А ты? Насколько я помню, ты тогда не курил.

— И теперь не курю. Не выношу табачного дыма.

...В памяти Йотова всплыло далекое прошлое. Незадолго до событий 9 сентября 1944 года, будучи студентом и страдая от нехватки денег, Йотов купил ротатор, чтобы подрабатывать размножением лекций. Он тогда снимал комнату на улице Чепино в старом двухэтажном доме дачного типа с эркерными окнами. По вечерам обычно допоздна работал. А по соседству расположился отдел картографии немецкой комендатуры. Однажды вечером к нему заглянул молодой немец, который довольно сносно говорил по-болгарски. Нельзя сказать, что его визит был проявлением добрососедских отношений, скорее это можно было назвать обыском. Эрих, так звали немца, довольно бесцеремонно потребовал показать ему лекции и даже взял «на память» несколько готовых страничек...

— Я пришел поздравить тебя с изобретением. Нисколько не сомневаюсь, что оно принадлежит тебе, но ведь у вас все общее — и как всегда указан коллектив.

— Откуда ты знаешь об изобретении? — удивился Йотов.

— Я слежу за новыми разработками в той области, в которой ты работаешь. В настоящий момент представляю одну торговую фирму...

Эрих помолчал и осторожно добавил, что если бы Йотов согласился передать ему это изобретение, его ожидало бы крупное вознаграждение...

— Ну сколько ты получишь?! К тому же ты входишь в коллектив... — выразил сожаление Эрих...

Йотов молча слушал своего гостя и ему вдруг вспомнилось, как вскоре после их первого знакомства они встретились вновь. Объявили воздушную тревогу. Трифон направился к бомбоубежищу и встретил Эриха. Тот предложил ему вместе переждать налет. Грузовик, принадлежащий немецкой комендатуре, отвез их на десяток километров от города, к реке Искыр. Они остановились в селе Петырч и зашли в корчму. Воздушная тревога продолжалась два часа. Поскольку Эрих говорил по-болгарски лучше, чем Трифон по-немецки, разговор шел на болгарском. Как бы между прочим Эрих заметил, что фюрер допустил роковую ошибку, начав войну на Восточном фронте. Трифон не верил в искренность слов своего собеседника. Ему казалось, что Эрих испытывает его. С тех пор немец зачастил к Йотову домой, даже помогал ему перепечатывать лекции на ротаторе. Он все более открыто говорил о том, что с Западной Европой Германия может справиться, но Советский Союз ей не по зубам...

— Ты знаешь, зачем я пришел? — снова спросил Эрих. — Я узнал, Трифон, что ты готовишь нечто грандиозное... Изобретение, которое будет иметь большое значение... Оно стоит больших денег. Ваша власть таких денег тебе не заплатит... — Эрих откинулся назад и снова закурил.

— Я работаю не только за деньги, — сказал нахмурясь Йотов и снова подумал: «Откуда у него эти сведения?»

— Но ведь ты и вправду работаешь над чем-то крупным? Может, у тебя даже уже все готово? Скажи откровенно — ведь мы с тобой друзья!

— Да я над многими вещами работаю — одни более важные, другие менее... Однако ,Эрих, ты кажется забываешь, что я — болгарин...

— Знаю, Трифон, знаю... Мне также известны и кое-какие подробности о твоем положении в институте. И я хочу, чтобы ты помнил: друг познается в беде! В сорок восьмом я тоже хотел тебе помочь... Однако когда я к вам пришел, ты отказался меня принять. Разумеется, тогда нужно было соблюдать осторожность... В настоящий момент я представляю солидную фирму. Так что тебе не о чем беспокоиться. Времена меняются. И, как ты знаешь, связи расширяются! Если твое изобретение, о котором я наслышан, действительно ценно и представляет интерес, в чем я уверен, то ты бы смог получить за него солидную сумму... через меня... А если ты перейдешь к нам на работу, мы обеспечим тебе прекрасную материальную базу и ты сможешь возглавить группу наших лучших специалистов. Подумай хорошенько, Трифон, прежде чем отказаться!

Слово «возглавить» больно кольнуло сердце Йотова... В институте, которым он руководил, у него были неприятности... Внимательно слушая гостя, он вспомнил то утро, когда Эрих, придя в их маленькую старую квартиру, заявил, что не захотел бежать с фашистами, а устроился на работу в какое-то дипломатическое представительство... Тогда Йотов действительно отказался его принять, и Эрих больше не появлялся. Но теперь, спустя столько лет, он объявился снова. Откуда ему известны такие подробности о его работе? Уж не от Златанова ли, с которым он познакомил Эриха тогда, в 1943 году?..

Выдохнув колечко дыма, Эрих закинул ногу на ногу и выжидательно замолчал.

Молчал и Йотов. Глубокое огорчение, которое грызло его душу, заставило не спешить с ответом. Он с болью подумал, как все-таки живучи подхалимаж и клевета, пустившие корни в учреждениях, институтах, на предприятиях... В сущности, Йотов был оптимистом, и все же... Он сказал:

— Я действительно сейчас заканчиваю работу над ценным, смею надеяться, изобретением, но запатентую его в Болгарии.

— Трифон, я желаю тебе только добра. Подумай над моим предложением. Через месяц я снова приду. А пока — до свидания!

— Прощай! Не стоит больше приходить... Впрочем, как хочешь.

Проводив Эриха, Йотов вернулся в свой кабинет и в растерянности опустился на стул. В голове лихорадочно пульсировала мысль: «Зачем я его принял? Почему не выгнал этого «доброжелателя»?!

2

После двух дней утомительной поездки с полковником Чавдар Выгленов вернулся домой. Почтовый ящик был забит газетами и журналами. Среди них оказалось и несколько писем. Оставив почту на журнальном столике, Чавдар прошел в ванную: несмотря на то, что стрелка часов подбиралась к шести, жара не спадала, и он принял холодный душ. Затем надел чистую рубашку с короткими рукавами, подошел к зеркалу и несколько раз прошелся гребнем по еще мокрым волосам, стараясь пригладить непокорные вихры. Довольный своим видом, устроился в кресле, положив вытянутые ноги на табуретку, и только тогда, едва сдерживая волнение, протянул руку к письмам.