Барьер трёх минут - Раннап Яан Яанович - Страница 29

Парню не стыдно. Он глядит Сильви прямо в глаза, на лице его добродушная усмешка, и Сильви шлёт ему в ответ улыбку Брижитт Бардо с мыльной обёртки. Этой улыбке она с девчонками научилась на уроке рукоделия, поглядывая на рекламу в каталоге вышивок.

Спокойная улица называлась Гороховой — по-эстонски Херне. Затем идёт Бобовая улица — Оа, Спаржевая — Спаргли... и вот уж Сильви подошла к железнодорожной насыпи, которая словно Великая Китайская стена, пересекает дорогу. Штраф в двадцать пять рублей грозит тем, кто пойдёт по шпалам. У Сильви такого желания нет. Бегущая вдоль насыпи дорожка, по обеим сторонам которой цветут одуванчики, нравится ей гораздо больше.

слышит Сильви звонкий голос и чувствует себя как Алиса в Стране чудес. И откуда может раздаваться этот голосок? Ведь вокруг нет ни души.

Голос доносится из узкого туннеля, бетонированной лисьей норы, которая пронизывает железнодорожную насыпь. Какая-то маленькая девочка ведёт через этот ход домой из детсада свою младшую сестрёнку.

Сильви тоже ныряет в туннель.

Ей никогда ещё не доводилось попадать сюда. Поэтому просторная площадка по другую сторону насыпи для неё новость. Большими глазами глядит Сильви на дочерна утрамбованную землю, секции полосатых оград, ворота и небольшую стенку из кирпичей, которые при внимательном рассмотрении оказываются нарисованными на фанере. И затем она видит лошадь. Лошадь с чёрной развевающейся гривой приближается, похрапывая, вдоль края канавы. Она парит, она подплывает, она покачивается, она всё ближе. Из-под копыт летит песок. Кусты ивняка на берегу канавы словно бы склоняются. Это — галоп, Сильви знает по кинофильмам и книжкам.

В седле сидит тонкая фигурка в серой шапочке с козырьком, но Сильви почти не замечает всадника. Она видит только лошадь.

Полосатые ворота всё ближе. Теперь лошадь действительно превращается в птицу. Передние ноги она поджимает под себя, задние вытягиваются, становятся длинными-длинными. Хвост, словно струя дыма, вырвавшаяся из дюзеля реактивного самолёта. Шея лошади гордо выгнута, грива развевается, в больших карих глазах сверкает солнце.

Сильви и не замечает, что выпустила спортивную сумку из рук. Дом, отец, мать, краснолицый тренер, завтрашние уроки, назначенная на вечер встреча с соседкой по парте — всё это перестаёт существовать. Остаётся лишь гордое чёрное животное и на нём в седле хрупкая девчонка. И стук копыт, и какой-то одновременно знакомый и чуждый запах, который сохранился в её смутных летних воспоминаниях о первых годах жизни в деревне.

Однако девчонка на лошади не такая уж и хрупкая. Когда она соскакивает с седла, Сильви удаётся рассмотреть её получше. Это вообще не девчонка. Чёрную лошадь держит под узды маленькая изящная женщина, лет примерно тридцати.

— Ногу, Гордон, ногу, — властно требует она.

И это требование пробуждает у Сильви воспоминания. Неожиданно в памяти Сильви всплывает большой наполненный бренчанием железа двор, угарный запах горящих углей, брезентовые фартуки и мужчина с тяжёлым молотом. «Гордон», — повторяет Сильви про себя. Кличка лошади, связанная со звяканьем железа и мужчиной с молотом, звучала гораздо будничнее, но вспомнить её Сильви никак не может.

Сильви осторожно приближается к чёрному Гордону.

Очевидно, нога у него в порядке. Одобрительно похлопав коня по шее, маленькая женщина снова поднимается в седло.

Сильви теперь совсем близко от них. Не уезжайте ещё, просят её глаза. Подождите, я хочу спросить. Но она ничего не спрашивает. Вопрос ещё затаён. Он где-то глубоко, Сильви скорее догадывается, чем знает о его существовании. Сейчас она только смотрит. Не отрывая глаз. И счастливая безмолвная улыбка, дрожащая на её губах, не имеет ничего общего с теми, заученными.

Гордон заметил Сильви. Конь поворачивает голову, чтобы получше видеть её. По его шелковистой спине пробегает дрожь. Так скользят волны по поверхности пруда, если бросишь туда камень. Влажно поблёскивающий чёрный нос лошади легонько вздрагивает. Ещё одно давнее воспоминание выплывает откуда-то. Нежное прикосновение мягких губ, собирающих хлебные корочки с маленьких ладоней.

Теперь и всадница заметила Сильви. Она привыкла к восхищённым взорам. Раскрасневшееся от волнения лицо Сильви её не удивляет. Однако носок сапога, сунутый уже было в стремя, отходит назад. Всаднице кажется, что она знает, чего хочет девочка. Если такая малость может доставить человеку радость — почему бы и нет? Похлопать коня по шее всадница и раньше разрешала. Сегодня она позволяет даже больше.

— Подержи его немного, — слышит Сильви глухой голос, и вот уже уздечка сунута ей в руку.

Издали доносятся цокающие шаги. Пегие, каурые и мышастые головы покачиваются вверх-вниз по другую сторону ёлочек живой изгороди. Мальчишки в шапочках с козырьками и две девушки, примерно такие же, как Сильви, качаются в том же ритме. Новая группа прибыла на тренировку, понимает Сильви, глядя, как хозяйка Гордона поправляет ворота и барьеры.

Гордон выгибает шею. Он тоже следит за действиями хозяйки.

И вдруг Сильви чувствует, что ей самой хочется устанавливать эти препятствия. Ей хочется быть на месте маленькой женщины, хочется, чтобы большие карие глаза коня ловили её взгляд, провожали её всюду.

— Гордон, Гордон, — шепчет Сильви, протягивая руку к шее коня. Гордон ничем не выдаёт, что слышит её шёпот. Он вытягивает морду лишь заслышав, как начинает шуршать обёртка леденцов.

Когда хозяйка возвращается обратно, Сильви почёсывает за ухом лошади.

— Мы с Гордоном уже познакомились, — говорит она. — Я спросила, не сбросит ли он меня, если я поеду на нём верхом.

Изящная женщина нахмурилась. Она не понимает, шутит девчонка или говорит всерьёз. Если всерьёз, то надо бы охладить её пыл. Пока что нет возможности принять ни одного новичка. Группы заполнены, лошади загружены до предела. Разговор о новом приёме любителей верховой езды будет лишь осенью. И тогда их соберётся по десять, да какой там по десять, по пятнадцать, по двадцать на одно место. Даже институты не могут похвалиться таким большим приёмным конкурсом, какой бывает в их маленькой школе верховой езды. Всё это тренер могла бы сказать, если бы захотела. Но ей не хочется.

— Гордон никого не сбрасывает, — говорит она сухо, вставляет носок сапога в стремя и — хоп! — вдруг оказывается в седле.

Тренировка всадников начинается, как и все тренировки. И здесь в программе разминка. Конечно, больше для лошадей, чем для седоков. Вокруг плаца идёт утрамбованная дорожка. Один за другим всадники в жокейских шапочках переводят своих лошадей на рысь. И тогда у Сильви возникает впечатление, что крутится карусель, которая катает двух девчонок и шестерых парней. Карусель, на которую ей не попасть.

Как выясняется, она не единственная, кто вот так переживает, наблюдая за тренировкой конников.

Позади присевшей под деревом Сильви раздаётся лёгкое покашливание, треск сухой ветки. Сильви бросает быстрый взгляд через плечо. Ничего, что могло бы вызвать интерес. Мальчишка — недомерок, меньше метра.

Мальчишка подходит поближе с уверенностью десятилетнего мужчины. Клетчатая рубашка с измятым воротником, грязные руки и ногти в трауре. Но он нисколько не смущается. На такие мелочи он просто не обращает внимания. И на Сильви тоже. Симпатичные овальные ямочки на щеках, светлые завитки волос возле ушей и нежная матовая от загара кожа лица — всего этого он попросту не видит. На месте Сильви могла быть Брижитт Бардо или Софи Лорен, мальчишка всё равно смотрел бы, не отрываясь, только на лошадей. Каурые, гнедые, пегие, чалые рысят мимо. Взгляд мальчишки успевает погладить каждую из них по гриве и похлопать по шее.

Мальчишка и лошади явно старые знакомые.

— Слышь, Регар вчера прихрамывал! — кричит мальчишка галифе, восседающим на гнедой лошади.