Стальные сны. Серебряный клин - Кук Глен Чарльз - Страница 20

– Есть мною способов распространить тот или иной слух, – признался Нарайян. – Но нам придется переправить кое-кого из наших друзей через реку.

– Делайте что хотите. И начинайте немедленно. Без отлагательства. Нельзя позволить нашим врагам прийти в себя. Отправляйтесь.

Взобравшись на возвышение, которое было сооружено у места, где должны быть устроены северные ворота, я осмотрела местность. Мои воины трудились, как муравьи.

Похоже, их трудолюбие передалось не многим. Только строители на другом берегу реки, да женшины-гуннитки работали с таким же усердием.

Повалил дым. Один из костров был зажжен. Когда пламя разгорелось, какая-то женщина бросилась в него.

Теперь я вынуждена была поверить. Я вернулась в укрытие, которое построил Рам, и занялась тренировкой в магии. Скоро мне она понадобится.

Глава 18

Сны стали более мрачными. О смерти. Кошмары снятся всем, но никогда в жизни, проснувшись, я не припоминала их с такой ясностью и в таком количестве. Некая сила, могущественная сила, зазывала меня, пытаясь то ли завербовать, то ли подчинить своей воле.

Эти сны были плодом больного сознания. И если расчет был на то, что они заинтригуют меня, то сила, внушающая их мне, не знала меня.

Пейзаж безысходности и смерти под свинцовым небом, где поля, перестав плодоносить, тихо разлагаются, словно тающая свеча.

Все покрыла слизь, повисшая на тонких нитях, как причудливая архитектура пьяного паука.

Безумие. Безумие, безумие. И нигде толики цвета. Безумие. И все же – это клеймо извращенного вызова. Среди всего этого тления я видела лица, которые хотела лицезреть мертвыми. Я мерила шагами нетронутую землю, как ее властелин, полная жизненной энергии. Упыри, бегущие со мной, были моей проявленной волей.

Ну просто фантазии моего покойного мужа. Мир, который он мог бы сделать своей обителью.

В последние часы сна, когда светает в этой стране кошмаров, всплески цвета едва окрашивают горизонт. И всегда впереди меня, как символ проблеска надежды. Вот упрощенная фабула моих снов. И это только один сон. Один из немногих, где нет самой смерти и разрушений. Хотя от этого он теплее не стал. Такой же, как и все, черно-белый, он переносил меня в долину камней, где за бесчисленными надгробными обелисками прячутся смертоносные Тени. Я ничего не понимала, но все это пугало меня.

Можно не контролировать свои сны, но дать им зацепить часы бодрствования, подчинить себя, я категорически отказывалась.

– Я передал ваши слова, Госпожа, – сказал Нарайян, отвечая на мой вопрос о новобранцах. Как только заходила речь о его братьях-товарищах, мы с ним пикировались. Он еще не был готов к разговору.

– Кому-то нужно следить за обстановкой в Деджагоре, – предложил Нож, Я поняла, что он имел в виду, хотя порой его лаконизм создавал проблемы.

– Гопал и Хаким могут отправиться туда с группой, – заметил Нарайян. – Если их будет человек двадцать, они легко справятся. Сейчас там тихо.

– Вы же послали их следить за нашими соседями, – сказала я.

– С этим поручением они уже справились. Завязали контакты. Теперь их может сменить Зиндху. К тому же у него высокая репутация.

Выявилась еще одна странность Нарайяна и его сотоварищей. У них существовала собственная скрытая кастовая система. На чем она основывалась, я не знала. Нарайян здесь пользовался наибольшим авторитетом. А Зиндху, крупный и флегматичный, был вторым человеком после Нарайяна.

– Пошлите тогда их. Если у нас повсюду шпионы, почему до сих пор я не получила от них никакой информации?

– Пока нет ничего такого, чего не знали бы все. За исключением того, что среди людей Джаха много колеблющихся. Примерно треть их может переметнуться к нам, если они получат от вас предложение. Джах повсюду трезвонит, что вы не выполнили свой женский долг, не совершили самосожжение и не предали себя самозаточению, как подобает шадаритке. Он плетет интриги, но у нас нет друзей среди его поверенных.

– Убить его – и дело с концом, – сказал Нож. А Зиндху одобрительно кивнул.

– Зачем? – Политическая победа была бы лучшим вариантом, если мыслить перспективно.

– Не стоит ждать, когда змея укусит тебя, если не знаешь, где она притаилась. Лучше ее уничтожить сразу.

Каким бы упрощенным ни казалось такое решение, в нем было нечто заманчивое. Если бы нам удалось нанести ему удар там, где он считал себя наиболее защищенным, это имело бы большой резонанс. К тому же сейчас я не была расположена затевать долгую игру.

– Решено. Но сделать это надо аккуратно. Есть ли у нас в его лагере надежные друзья, которые помогли бы проникнуть туда незаметно?

– Есть, – заверил меня Нарайян. – Нужно только выбрать подходящий момент. Нужно, чтоб они дежурили.

– Уладьте это. А как насчет врагов? Джах – явный, потому что он – рядом. На севере наверняка есть и другие.

– Это будет выяснено, – пообещал Нарайян. – Когда у нас будут люди и время на это. Пока слишком много работы, а рук не хватает.

Это правда. Но я с надеждой смотрела в будущее. Никто вокруг не прилагал столько усердия, никто не стремился к цели так, как мы. Я спросила:

– Нельзя ли подобраться к Радише и ее шуту поближе? К колдуну Копченому? Лебедь и Мотер в самом деле так преданы Радише?

– Преданы? – удивился Нож. – Нет. Просто они дали слово. И не предадут ее, если только эта дама не предаст их первая.

Об этом стоило подумать.

– Может, ввести их в заблуждение? Хотя, если обман раскроется, это может обернуться против меня.

Двести воинов Джахамараджа Джаха перешли на нашу сторону, когда им предложили надежное укрытие в моем лагере. Еще пятьдесят человек просто сбежали и скрылись. В тот же день, когда шадариты перешли к нам, несколько сотен беженцев из других мест добровольно вступили в отряд. У меня сложилось впечатление, что Радишу это не порадовало.

В тот же день около ста женщин-гунниток совершили самосожжение. Я слышала, как на том берегу реки меня осыпали проклятиями.

Я пошла и поговорила с некоторыми, но разговаривать было не о чем.

Когда я вернулась, Копченый стоял у ворот крепости. Он ухмыльнулся, когда я прошла мимо. Интересно, Радише его будет сильно не хватать?

Бывают минуты, когда человек задумывается о тех свойствах своей натуры, о которых он до сих пор и не подозревал. Точно так же задумалась и я, когда мы с Нарайяном и Зиндху крались к месту расположения шадаритской конной гвардии.

Я волновалась. Стремилась вперед, как мотылек на пламя, Пыталась себя убедить, что делаю это потому, что вынуждена пойти на этот шаг, а не потому, что хотела этого. Радости я не испытывала. Джах сам был виноват. Его злоба привлекла нашу месть.

Друзья Нарайяна подтвердили, что Джах собирался схватить Радишу и меня и выставить все так, будто я похитила ее.

Как он собирался это проделать, я не знаю. Думаю, по его плану я должна была убить Радишу. Это выбило бы почву из-под ног ее брата. А затем сама, как хорошая жена, должна совершить самосожжение. С чьей-нибудь помощью.

Поэтому я решила опередить его в действии, и скорее, чем намеревалась.

Нарайян шепотом обменялся паролем с дозорными – нашими друзьями, которые притворились, что не видят нас, когда мы прошли мимо. Лагерь внизу смахивал на свинарник. Учитывая, что, как правило, шадариты придают чистоте огромное значение, дух, царивший в войске Джаха, боевым назвать было нельзя.

Мы крались, словно тени. Я гордилась собой. Передвигалась так же незаметно, как и мои товарищи. А они удивлялись тому, что женщина способна на такой беззвучный шаг. Мы приблизились к шатру Джаха.

Он был огромным и хорошо охранялся. Джах понимал, что у многих есть причины ненавидеть его. В каждом углу горел огонь и стоял стражник.

Нарайян выругался, затем проныл какую-то мантру. Зиндху что-то проворчал. Нарайян шепнул:

– Приблизиться нет никакой возможности Эти стражники наверняка из тех, кому он доверяет. К тому же они знают нас.