Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Робертс Нора - Цветок греха Цветок греха

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Цветок греха - Робертс Нора - Страница 1


1
Изменить размер шрифта:

Нора Робертс

Цветок греха

Пролог

Мучительные сны снились Аманде! В них был Колин; его милое, такое любимое лицо искажено от горя. «Мэнди», – говорил он… Никогда он не называл ее иначе, чем Мэнди, Его Мэнди, моя Мэнди, дорогая Мэнди. Но в голосе не слышалось радости, в глазах не светились веселые искорки.

Мэнди, мы ничего не можем поделать. Хотел бы, но не можем. Мэнди, моя Мэнди! Мне так недостает тебя. Но я никогда не думал, что ты последуешь за мной так скоро. Наша девочка – для нее это ужасно тяжело. И станет еще тяжелее. Ты должна ей все рассказать.

Потом он улыбнулся, но так грустно, так печально. И вдруг его лицо, его тело, которые казались такими реальными, осязаемыми и находились так близко, что она во сне протянула к ним руки, – стали таять и совсем исчезли.

Однако голос она услышала снова.

«Ты обязана рассказать ей, — повторил он. – Мы ведь все время хотели это сделать, помнишь? Она должна знать о своем происхождении, кто она такая. Только скажи ей, Мэнди, непременно скажи, пускай она никогда не забывает, что я всегда любил ее. Любил мою дорогую девочку».

«О, Колин, не уходи! – Она застонала во сне, протягивая к нему руки. – Останься со мной! Я так люблю тебя, Колин! Дорогой Колин! Люблю такого, каким ты был».

Но она не могла удержать его, как не могла прервать и тяжелый сон.

«…О, как прекрасно увидеть снова Ирландию, – думала она, окутывая, подобно туману, зеленые холмы, которые помнила с незапамятных времен. – Увидеть, как блестит серебряная лента реки, опоясывающая ее родную землю. Бесценный дар!»

И еще Томми. Там ждет Томми. С любовью он глядит на нее, улыбается ей.

Но отчего всюду такая печаль? Ведь она вернулась, она снова чувствует себя молодой, трепещет от предвкушения любви.

Я уж думал, что никогда не увижу тебя, говорит он. Но почему?— возражает она со смехом. Я же вернулась к тебе, Томми.

Он пристально смотрит на нее. Или ей кажется? Но, как ни пытается она приблизиться к нему, ей это не удается. Однако голос его так же ясен и мягок, как всегда… как всегда.

Я люблю тебя, Аманда. Всегда любил. Не было дня, чтобы я не думал о тебе, не вспоминал о том, что мы с тобой обрели.

В своем сне она видит, как он обернулся и смотрит на зеленые мягкие берега реки, на тихие воды.

Ты назвала ее по имени реки, в память о тех наших днях. Шаннон…

Она так прекрасна, Томми. Такая милая, красивая и крепкая. Ты можешь гордиться ею.

Я горжусь. И как бы я хотел… Но об этом не могло быть и речи. Мы знали это. Ты знала это. Со вздохом он отвернулся от реки и, глядя ей прямо в глаза, сказал: Ты все сделала для нее, что могла, Аманда. А теперь тоже оставляешь ее. Боль от этого и от тайны, которую ты носила в себе все эти годы, делает твои дни и часы еще тяжелей. Расскажи ей, Аманда. Пусть она все узнает о себе. И не забудь сказать ей, что я всегда любил ее, только у меня не было возможности показать ей это.

«Но как же? – думает она, окончательно освобождаясь от образов, навеянных сном. – О боже, как я расскажу ей это одна, без их помощи?»

– Мама! – Слегка дрожащими от страха руками Шаннон нежно гладит влажное лицо матери. – Мама, проснись! Тебе, наверное, приснился плохой сон. – Шаннон хорошо знает сейчас, что это такое – мучиться от дурных снов и бояться пробуждения. Каждое утро она сама просыпается со страшной мыслью, что мать уже умерла. «Нет, не сегодня, – молила она про себя. – Еще не сегодня!» – Проснулась, мама?

– Шаннон… Они ушли. Они оба ушли. Их отняли у меня.

– Успокойся, мама. Не плачь. Пожалуйста, не надо плакать. Открой глаза и погляди на меня.

Веки Аманды медленно открылись. В глазах стояла безысходная печаль.

– Прости. Я так виновата. Но я старалась делать только то, что было хорошо для тебя. Я…

– Конечно, мама, я знаю. – Она с ужасом подумала, что метастазы раковой опухоли уже распространились в мозг. Неужели ей недостаточно того, что она получила кости в свое распоряжение? Шаннон мысленно послала проклятие страшной болезни, проклятие богу, но голос ее был полон нежности, когда она снова заговорила: – Все в порядке, мама. Я здесь. Я с тобой.

Аманда глубоко вздохнула, что стоило ей огромных усилий. Опять перед глазами проплыли образы из

сна – Колин, Томми и Шаннон, ее дорогая девочка. Какие у нее испуганные глаза! Совсем как в тот день, когда она вернулась из Нью-Йорка сюда, в Колумбус, штат Огайо.

– Все хорошо, – выдохнула Аманда. Чего бы она не сделала, чтобы из глаз дочери исчез этот ужасный страх! – Я так рада, что ты здесь. – И молю простить за то, что совсем скоро должна буду покинуть тебя. Навсегда. – Извини, если напугала. Уже успокоилась?

Страх не отпускал Шаннон, металлическим обручем обхватив горло, но она качнула головой, соглашаясь со словами матери. Шаннон почти уже привыкла к чувству страха, оно было с ней неразлучно с той самой минуты, как в ее конторе в Нью-Йорке раздался телефонный звонок и ей сообщили, что мать умирает.

– Тебе больно, мама?

– Нет, нет, не беспокойся. – Аманда опять сумела сделать глубокий вдох. Боль была с ней – ужасная боль, она не прекращалась ни на миг, но Аманда ощутила прилив сил. Сейчас они были особенно нужны, чтобы сказать наконец-то, что должна была сказать уже давно, но все не могла решиться. Даже за те несколько недель, что ее дочь находилась с ней неотлучно. Однако больше ждать нельзя. Времени не остается. Почти не остается.

– Можно мне немного воды, дорогая?

– Конечно, мама.

Из кувшина, стоящего на столике, рядом со специально оборудованной кроватью, Шаннон налила воду в пластиковый стаканчик, опустила в него соломинку и поднесла матери, предварительно приподняв изголовье. Вся комната в этом комфортабельном доме походила на больничную палату – таково было желание Аманды, она хотела умереть в своем доме, в собственной кровати.

Тихо играла музыка. На столике лежала книга, которую принесла с собой Шаннон, чтобы почитать матери вслух, но про которую забыла, испуганная видом больной и ее стонами, когда та с трудом пробуждалась от своего странного сна.

Когда Шаннон бывала одна, она старалась убедить себя, что матери становится лучше, что с каждым днем та выглядит бодрее. Но стоило лишь взглянуть на ее землистого цвета кожу, на страдальчески опущенные уголки рта, на тускнеющие глаза, как с неодолимой ясностью она понимала: надежды нет – конец близок.

Ей оставалось только одно: сделать так, чтобы последние дни матери были не столь мучительны – в чем помочь мог один лишь морфий, да и тот был не в силах унять боль, она все равно точила измученное, обессилевшее тело.

Шаннон вдруг поняла, что больше не выдержит. Ей нужна минута, всего минута, чтобы побыть одной и вновь обрести утраченную смелость смотреть в глаза надвигающемуся, неизбежному.

– Пойду принесу тебе свежий платок для лица, – сказала она.

– Спасибо.

«Это даст мне возможность, – подумала Аманда, – с божьей помощью собраться с мыслями и найти правильные слова, которыми я смогу выразить то, что решила наконец сказать».