Стальные короли - Робертс Джон Мэддокс - Страница 46

Анса встал и пошел за новыми чашами. Вернулся он с большой миской, наполненной фруктами, лепешками и жареным мясом. Они ели и обменивались историями, Каирн завершил свою, и Анса поведал о собственных скитаниях. Каирн слышал об этом только в общих чертах, так стремительно он отправился на поиски отца.

Звезды подмигивали в прохладном ночном воздухе, и к тому времени, как их рассказы завершились, оба брата надели плащи. На земле там и сям лежали груды храпящих тел, веселье утихло, сменившись тишиной. Кое-где у костров бодрствовали, слышны были приглушенные голоса.

— Мир опять меняется, — сказал Анса, когда они завершили свои рассказы. — Однажды это произошло, когда отец покинул острова и прибыл на материк. Или когда Гассем явился, чтобы перевернуть мир на Западе и Юге.

— Я думаю, все это — части единого целого, — задумчиво сказал Каирн, припоминая то, чему учили его в детстве наставники. — Сотни лет почти ничего не менялось. Народы воевали друг против друга по мелким поводам, и ничего особенного не происходило. Нации оставались сами собой, границы слегка сдвигались, но не намного, правили все те же династии.

— Потом появился отец. Прежде, чем кто-то успел что-либо понять, возникло новое королевство там, где вообще ничего не было. И не то чтобы маленькое, незначительное государство, а могущественная сила, которая может как угодно нарушить равновесие. — Он не привык рассуждать на такие темы, но выпитый эль придал ему способность проникновения в суть вещей и красноречие, или ему это просто казалось.

— Потом появился Гассем, и все рухнуло в хаос. И все, происходящее сейчас, случается просто потому, что в детстве отец и Гассем ненавидели друг друга. Нет, это несправедливо. Отец всегда действовал на благо своего народа. Он бы забыл Гассема, если бы это чудовище не последовало за ним на континент.

— А теперь Мецпа хочет создать мировую империю, — добавил Анса.

— Мецпа возникла не вчера, — возразил Каирн. — Она существует давно, расширяясь и увеличиваясь, пожирая слабые государства. Она кажется новой, потому что далеко и существует для нас только в рассказах путешественников. Теперь они перепрыгнули через Великую Реку и единственное направление, в котором они могут расширяться — наше королевство или королевство Гассема. Похоже, что Мертвая Луна ищет союза с Гассемом против нас.

— Он какой-то странный, — задумчиво сказал Анса. — Гассема я в принципе понять могу. Он воин, и во многом это просто ребенок, ставший могущественным, своенравный младенец, получивший целые нации, которые готовы ради него убивать и выполнять его волю. Лериса — его мозг, и я не думаю, что они смогли бы многого достичь поодиночке.

— Но этот Мертвая Луна, что он такое? В одних случаях он похож на гения, в других — на глупца. Его народ не поклоняется ему, как Гассему, и не почитает его, как наш народ почитает отца. Вместо этого из твоего описания возникает образ… образ тихого ужаса. Что он за правитель?

— Не знаю, — ответил Каирн. — Даже когда он пытал меня, мне все казалось — я во власти приказчика при купце. Я вовсе не уверен, что Мертвая Луна — истинный правитель, в том смысле, в каком являются правителями отец, Гассем или Королева Шаззад. Может, сама Ассамблея и есть та гибельная власть, стоящая за усилением могущества Мецпы.

Тут Каирну пришло в голову, что они с братом еще никогда не разговаривали так серьезно о делах государства и о судьбе. Это было знаком их зрелости, но это также было пугающим и унизительным знаком того, что оба они, никогда не стремившиеся быть чем-то другим, кроме как воинами своего народа, еще в самом раннем детстве оказались вовлечены в судьбы самых могущественных людей этого мира. Они попадали в плен к Мертвой Луне и Гассему, вели дела с чародеями из Каньона, объехали полмира, неся новости об опасности и катастрофе, и пережили больше приключений, чем другие воины видят за всю жизнь.

— Стальная шахта, — в конце концов сказал Анса. Он осушил свою последнюю чашу. — Все вращается вокруг стальной шахты. Ну что ж, братишка, мы выпили сегодня столько, сколько хотели. Давай поспим немного. Утром мы, без сомнения, услышим, как отец намерен решить все вопросы. У него всегда есть план.

Оба завернулись в свои плащи и легли, пытаясь уснуть. Каирн вовсе не был уверен, что у отца есть план. Может, он отправится к холмам пообщаться с духами? Каирн сомневался, чтобы у духов были полезные предложения. Эта катастрофа — от начала до конца дело рук человека.

Где-то в другом конце лагеря король Гейл поднялся, стараясь не потревожить спящую жену, и вышел из палатки. Кусок простой ткани, обернутой вокруг бедер, оставался его любимой одеждой, походящей на ту, что он носил в юности на островах. Он взял свое знаменитое копье и, выходя, воткнул его в землю справа от двери, где оно так удобно ложилось потом в правую руку.

Много лет назад, будучи еще младшими воинами, он и его друг Данут учились размещать так копья. Данут проиграл, и ему пришлось воткнуть копье слева, а в случае чрезвычайного положения он должен был перегнуться, чтобы выдернуть копье. Данут давным-давно погиб, а у Гейла до сих пор сохранилась привычка оставлять здесь копье.

Никто не видел короля, шедшего по лагерю. Он передвигался молча, как привидение, а уж если он не хотел, чтобы его видели, то буквально превращался в невидимку. Выйдя из лагеря, Гейл побежал на север. Его чутье подсказывало ему, что находится впереди, помогало обогнуть стаи затаившихся хищников и не наткнуться на дремавших травоядных. Только крошечные ночные создания замечали Гейла, но они не поднимут шума и не выдадут его.

Еще раньше Гейл заметил ближе к северу холм с плоской вершиной. Ему следовало принять много решений, и не хотелось отвлекаться на других людей. Он не мог думать в присутствии толпы народа. Души других людей тревожили его собственный дух.

Королева была в ярости, но этого он ожидал и знал, что это ненадолго. Она расстроится, когда узнает, что войны не избежать, но поймет, что на этот раз у Гейла нет выбора. На этот раз враги рядом.

Достигнув холма, Гейл быстро поднялся вверх по крутому обрыву, ощущая, как твердая почва прогибается под ногами. Землю здесь держала жесткая, упругая трава равнин. Она росла здесь тысячи лет, образовав дерн — плотный слой, сопротивлявшийся росту деревьев и плугу. Пока Гейл подымался, ему пришло в голову, что стальной плуг может справиться с жестким равнинным дерном. Эта мысль была не из радостных. Ему совсем не хотелось видеть фермеров, надвигающихся на его безграничные пастбища — естественное пристанище кочевников и скота.

Гассем никогда не будет думать о стальных плугах. С его точки зрения сталь — сырье для оружия и его будущих завоеваний. А вот мецпанцы не такие. Для их оружия много металла не требуется. Им сталь нужна для других целей, и они очень любят огромные фермы, на которых работают рабы. Гейл почти раскаивался в том, что нашел этот кратер с руинами и сталью. Но не в его стиле сожалеть о прошлом, которое нельзя изменить. Не верил он и в случайность своего открытия. Он знал, что был человеком необыкновенной судьбы, и стальная шахта каким-то образом была с ней связана.

Во всяком случае, сейчас у него были более неотложные проблемы. На вершине холма он повернулся лицом на восток, воткнул копье в землю и встал на одну ногу, ступней другой упершись в колено и положив руку на копье. Это была поза его соплеменников во время отдыха или наблюдения за стадами. Они специально выбирали возвышенности, чтобы хорошо видеть животных. Часами могли они стоять неподвижно, как статуи. Сторонний наблюдатель мог решить, что они впали в транс, но они были очень внимательны к малейшим изменениям и готовы в любую секунду начать действовать.

Расслабившись, в привычной для медитации позе, Гейл позволил мыслям течь свободно, не пытаясь их упорядочить, открывшись для духов земли, как он делал это, будучи ребенком. В те дни это было почти исступленное потакание собственным желаниям с единственной целью — извлечь из этого не вполне чувственное наслаждение. С тех пор его возможности полностью сформировались, как и сам Гейл, и теперь он использовал их для решения казавшихся неодолимыми проблем его королевского правления.