Заявка на подвиг: Сказочное повествование - Арбенин Константин Юрьевич - Страница 24

— Погоди, — одергивает вторую голову восьмая и рыцарю объясняет: — Мы, между прочим, и ваши человечьи законы не нарушали вовсе. Нам именно по вашему закону положено по человеку в месяц съедать для поддержания себя в боевой готовности. Показать выписку?

— Да-да, верно, — подтверждает седьмая голова, — мы военнообязанные, мы к штурмовой авиации приписаны. Вот мы свой годовой паек-то и взяли — ни человеком больше, ни человеком меньше, только свое.

— А то от ваших генералов дождешься положенного, как же! — добавляет вторая.

И тут опять зычно заурчало у дракона в животе.

— Жестковат тренер? — сочувствует барон Николай. — Эх-хе-хе.

Ощерился дракон четными головами, нечетными улыбается глупо.

А рыцарь паузой воспользовался, кое-какие предварительные итоги в уме подвел. Вроде он уже окончательно бояться перестал, освоился, привык к драконьим масштабам и пригляделся к его чудовищным головам. Одно ему ясно уже сейчас: у его противника сколько голов — столько и мнений. То он пожизненный инвалид, то он военный авиатор, то болельщик со стажем, — просто шизофрения какая-то, размножение личности. Только главное пока не выяснил — разве ж так сразу же разберешь, кто из голов, так сказать, у руля организма, а кто к хвосту сторожем приписан? Вот, например, седьмая, рябая, голова много активности проявляет, да уж больно простовата. А восьмая, лысая, вроде и с мозгом внутри, да слишком паясничает и хорохорится попусту. Вторая, одноглазая, — совсем уж грубая, неотесанная. Шестая улыбается, позолоченными зубами посверкивает, а не слова не сказала. Четвертая — мало того, что молчит все дорогу, так еще и никаких особых примет не имеет. Пятая трусовата слишком, даже брови у нее дрожат все время, видать, на мокрое место приставлены. Первая, та, что с бородой седою, нечищеной, — слишком дряхлая, изношенная. А об остальных вообще подумать пока нечего, никак себя не проявили. Прикинул барон Николай, что к чему, да и решил пока выводов не делать, а постараться еще с драконом поговорить, чтобы он свои головы рельефнее выставил, чтобы и анфас и профиль засветил.

— Ладно, — говорит, — хватит чепухой заниматься, слушай мои условия. Становимся друг против друга и пробиваем пенальти. Знаешь, что такое пенальти?

Обиделся дракон, первой дряхлой головой затряс старчески.

— Нас, между прочим, Спартаком Динамычем не за красивые глаза зовут, — ворчит. — Ты, малек, еще манной кашей давился, когда мы уже лет двести как за нашу сборную болели с пристрастием!

— Вот и отличненько, приятно иметь дело с больным профессионалом. Значит, пробиваем пенальти по очереди. Мои ворота — вот эти покосившиеся, а твои — вход в пещеру. Играем до трех очков, как в сказках полагается.

— Да что ты такое придумал, гость незваный! — возмущается пятая голова, бровастая. — Зачем пинать нас хочешь!? Что мы тебе сделали плохого?

— Давай лучше в другую какую игру поиграем, — предлагает восьмая, плешивая. — Я вот, например, в «жмурики» люблю играть, а? Только, чур ты — жмурик.

— Дудки! — обрубает рыцарь. — Дело у нас футбольное, значит, и решать его будем футбольным способом. Как правильно сказал один мой коллега: кто с мячом к нам сунется, тот от мяча и погибнет!

— Дык ты, малек, погибели нашей хочешь! — ухмыляется вторая, одноглазая. — А ты про презумпцию невиновности слышал? Ты сначала нашу вину докажи, а потом уже соревнования устраивай! А то, может, мы невиноватые вовсе.

— Вон она, твоя невиновность, — рыцарь пальцем на драконье брюхо показывает, — из желудка твоего голос подает с заметной периодичностью.

— Бездоказательно, — отнекивается седьмая голова. — Может, это у нас язва разбушевалась. У нас, знаешь, она какая: не язва, — Визувий!

И как дыхнет в сторону рыцаря своим многодневным перегаром. Но выстоял барон Николай — слегка только пригнулся да на доспехи свои новые взгляд бросил: не оплавились ли?

— Ты меня отрыжками-то своими не стращай, — отвечает. — Язва — это дело вкуса. А к таким запахам я привычный, у меня у самого вся сознательная юность в общепите прошла. Сам, между прочим, остреньким люблю побаловаться… то есть, любил… — он оглянулся на донью Маню и указал дракону в ее сторону: — Ты вот ей спасибо скажи, что я питаться стал по-человечески, а то бы я тебе сейчас в ответ так дыхнул адекватно, что и продолжения у нашей сказки не последовало бы. Сбил бы всю твою неполную дюжину кеглей одним своим шаром.

Оруженоска поморщилась от таких речей, а дракон «спасибо» говорить ей не собирается, напирает на рыцаря второй головой:

— Что ты прицепился, как банный лист! Не имеешь права, мы — существо неприкосновенное! Мы в красную книгу занесены!

— А я к тебе, твое беззаконие, прикасаться и не собираюсь, мне это даже противно. Я тебя посредством мяча лупить буду. А по любому закону рикошет прикосновением не считается.

Ну, уж таких речей Спартак Динамыч перенести не мог! Это уж чересчур — на его неприкосновенную уникальность посягать, поносить ее последними грязными словами! Нажал-таки рыцарь на любимую драконью мозоль, нашел у него педаль газа.

— Что?! — переспрашивает дракон на всякий пожарный случай, а сам уже огнем наливается.

А рыцарь повторять не спешит и разжигает тот пожар до последней степени сложности.

— А что слышал! — говорит дерзко.

Спартак Динамыч взревел паровозно, выпустил из ноздрей дымные струи и так размахнулся лапищей, что чуть было не размазал рыцаря в лепешку. У самого рыцарского лица остановил свою гигантскую пятерню. А барон Николай даже с места не сдвинулся, только глаза закрыл и с жизнью мысленно попрощался. Но виду, правда, не показал — постеснялся доньи Мани.

Дракон тогда лапу чуть правее отвел да как всковырнет ею землю — что тот экскаватор! Раз поддел — и целую яму вырыл, только комья на рыцаря полетели, только насыпь у его ног образовалась.

— Вот тут твои косточки закопаю, — говорит вторая голова, указывая своим единственным зрачком на свежевырытую яму. — И поливать каждый день буду, регулярно, сам догадайся чем.

Барон Николай сделал два шага и заглянул вглубь.

— Ну что ж! — говорит. — Давай усложним условия, приблизим мой футбол к твоим «жмурикам». Сколько же тут, голов-то твоих уместится? Пожалуй, что три, не более. Давай так: три твоих головы против одной моей. Согласен? Фора очень выгодная: у тебя одиннадцать жизней получается, а у меня — одна всего! В случае выигрыша ты у меня ее — жизнь эту — забираешь, а я у тебя — только футбольную команду да три головы. Ну что ты молчишь, идет?

Задумался Спартак Динамыч, все головы в пучок собрал, пальцами зашубуршил: не может отказаться от такого выгодного предложения.

— Это как? — с мрачной миной переспрашивает седьмая голова. — Не на голы играем, а на головы?

— Голы, головы — какая разница! — заявляет рыцарь. — До трех голов играем — что не понятно?

Спартак Динамыч затих, пошел в нем некий сложный процесс взаимодействия алчности с жадностью. Уж что верх одержало — неизвестно, но решил дракон от такой выгодной сделки морды не воротить. И даже мысль пятой его головы — о том, что раз человек такое глупое предложение делает, значит, точно у него козырь припасен, — не остановила дракона.

— Идет! — говорит после минуты размышления и хвостом хлестко щелкает: приняты условия.

Обговорили детали поединка, отсчитали по одиннадцать метров от обеих ворот, определили поле спортивной брани, очертили боковые линии. Бросили жребий, кому первому бить; выпало барону Николаю. Оруженоска бегает по всему полю, помогает в разметке, крупные камни и острые осколки с поля убирает, а призраки, слуги драконьи, вообще рады-радешеньки: сто лет у них никаких спортивных мероприятий не было, а тут целое футбольное представление намечается.

Вроде все к матчу готово, стороны у своих ворот разминаются. Оруженоска барону Николаю мяч подкинула, тот дракону его показывает, а дракон на это лапой «нет проблем» делает, у него, дескать, свои мячи найдутся.